, доктор философских наук, ЧЕЛЯБИНСК
В конце XX столетия российская держава заболела тяжелейшей формой СПИДа. Название этой разновидности социального иммунодефицита – либеральная идеология. Мучительная буржуазная прививка, поставленная рукой неумелого, но решительного фельдшера, сделала русскую культуру открытой всем иностранным вирусам – от наркомании и проституции до педофилии и киднеппинга. Стремительно стали размножаться отечественные вирусы: правовой нигилизм и коррупция, алкоголизм и социальная апатия.
Получив полноту социальной власти из рук победившего пролетариата, советская бюрократия вынуждена была обеспечить такие социальные гарантии трудящимся, которые до сих пор недоступны даже самым развитым западным странам.
Возникает естественный вопрос: почему на российской почве зёрна западной культуры дают такие уродливые и болезненные всходы? Ответ совершенно очевиден: история западных народов и история России имеют разную цивилизационную основу. Если западная цивилизация развивалась на основе института собственности, то российская цивилизация начиная с Ивана Калиты складывалась на основе института государства. Неслучайно все правители России, укреплявшие государство, вошли в разряд исторических личностей. Все, кто ослаблял или разрушал российскую государственность, ушли в небытие в качестве временщиков и авантюристов.
Итак, вопреки иллюзиям инфицированного оптимизма («больше капитализма – больше демократии») независимый социологический анализ даёт иное клиническое описание болезни. А именно: в современной России происходит искусственная смена цивилизационных оснований. Именно поэтому за четверть столетия (начиная с 1985 года) Россия не продвинулась вперёд ни по одному из жизненно важных социокультурных параметров. Разумеется, если не брать в расчёт количество чиновников и олигархов на душу населения.
Многонациональному советскому народу объяснили, что идея социальной справедливости – это нездоровая утопия, а социальное равенство невозможно в силу изначально эгоистической природы человека. Эту деликатную интеллектуальную работу и взяли на себя наиболее активные представители номенклатурной интеллигенции.
Первый из «этапов большого пути», пройденного номенклатурной интеллигенцией, можно условно назвать теоретическим. После того как советская экономическая мысль обнаружила, что «экономика должна быть экономной», наступило время великих научных открытий. Самым сенсационным из них стало доказательство того, что «экономика не может быть справедливой». Автору этого открытия, получившему бесплатно высшее и сверхвысшее образование, почему-то не пришла в голову простая мысль. А именно: социальная система, сумевшая обуздать желудочные соки «несправедливой» экономики, представляет собой более высокий уровень развития цивилизации. На Западе эту политически регулируемую социальную систему горделиво называют «социальным государством».
Дальше было легче. Расширяя сферы влияния «хомо экономикус», будущий мэр Москвы выступил с эпохальной статьёй под названием «О пользе социального неравенства». Слегка замаскированный цинизм этого научно-публицистического опуса имел одну концептуальную задачу – очистить дорогие сердцу автора отношения купли и продажи от не свойственных им моральных и политических ограничений.
Апофеозом тотальной экономизации социального мышления стала напечатанная в журнале «Коммунист» статья. В ней будущий министр экономики, не особо утруждая себя аргументацией, провозгласил, что из всех видов собственности самой эффективной является частная собственность. Вскоре практикующий экономист Егор Гайдар сумел подтвердить на деле это теоретическое положение. Как видим, в авангарде деполитизации цивилизационного основания России шли профессиональные экономисты.
После популярного на Руси вопроса «Кто виноват?» следует другой классический вопрос – «Что делать?». Ответ, казалось бы, напрашивается сам собой: необходимо следовать логике развития собственной, т.е. российской, цивилизации. Но мы уже выяснили, что российская цивилизация исчерпала свои конструктивные возможности. И уж совсем досадным является тот факт, что и западная цивилизация устами своих идеологических адептов констатировала собственный «конец истории». Получается, что российская политическая элита потратила четверть столетия на то, чтобы перевести народ из одного исторического тупика в другой.
В чём же состоит различие между российским и западным вариантами «конца истории»? Начнём с процветающего Запада. Пока наши обществоведы муссируют идею XVIII века о формально-юридическом разделении властей (законодательной, исполнительной и судебной), западная цивилизация ушла далеко вперёд. В середине XX столетия развитые западные страны перешли к содержательному разделению властей – разделению экономической, политической и идеологической ветвей власти. Преодоление империалистических издержек западной цивилизации как раз и связано с тем, что давление экономической власти монополий на политическое «коромысло» было уравновешено с помощью самостоятельной идеологической власти.
Но властная организация некогда свободного духовного пространства привела к тому, что социально уравновешенная система окончательно утратила духовный вектор своего развития. Прислушаемся к двум авторитетным мнениям. Отвечая на каверзный вопрос о том, загнивает ли современный капитализм, Александр Зиновьев ответил кратко: «Капитализм не гниёт, но запах его здоровья есть зловоние». А вот оценка духовного потенциала западной цивилизации, данная французским философом Бодрийяром: «Всё сущее продолжает функционировать, тогда как смысл существования давно исчез». Именно об этой перспективе «многовековой скуки» и писал, внутренне ужасаясь, американский социолог Фукуяма.
Теперь рассмотрим тупиковость российской цивилизации. Вопреки иллюзиям большевиков уничтожение института частной собственности привело не к торжеству социалистической идеи, а к полной и окончательной победе российской бюрократии над российской буржуазией. Получив полноту социальной власти из рук победившего пролетариата, советская бюрократия вынуждена была обеспечить такие социальные гарантии трудящимся, которые до сих пор недоступны даже самым развитым западным странам.
Но самым неприятным для российских либералов, брезгующих «совками», является тот факт, что на шкале социального прогресса бывшая Страна Советов стоит на ступеньку выше нынешнего постиндустриального общества. Аргументация в данном случае проста: там, где существует полная политическая централизация общества, там разделение властей становится не только бессмысленным, но и вредным. На передний план выходит идеологическое содержание единой политически централизованной воли общества. То есть господство власти сменяется доминированием социального авторитета.
Для справки: в отличие от власти социальный авторитет – это такая общественная форма, в которой вся жизненно значимая информация циркулирует не только сверху вниз, но и снизу вверх. Это и есть подлинная демократия. Тупиковость советского этапа российской цивилизации заключалась в том, что, выйдя за пределы властных отношений, советская система оказалась в пространстве политического авторитаризма, который идеологическими методами, т.е. «от имени трудящихся», защищал всё ту же систему властных отношений.
Если обе цивилизации упёрлись в свой потолок, то это ещё не значит, что мировая история утратила возможность прогрессивного развития. Двигателем прогресса становится уже не система социальных институтов, а духовный потенциал многонациональной мировой культуры. И здесь великой русской культуре принадлежит далеко не последнее место. Судите сами: ещё в начале XX столетия Л. Толстой записал в своём дневнике: «Дело, предстоящее русскому народу, в том, чтобы развязать грех власти, который дошёл до него».
Величайшая задача нашего времени – не только «развязать грех власти», но и подняться выше политического авторитаризма. Эта задача – для российской социологической науки, для ответственной политической элиты, для всех добросовестных тружеников российской державы.
В заключение уточним поставленный ранее диагноз: современная Россия больна не просто либеральной идеологией, посткоммунистическая Россия больна затянувшимся холопством. Ибо либеральная идеология, восстанавливая экономический фундамент власти, узаконивает и традиционный российский бюрократизм, и вопиющее имущественное неравенство, и информационный диктат зарождающейся идеологической власти.