«Рядом блестел свежий берёзовый лес, белый, сквозной, и средь этой красоты, как и в Сибири, в минуты неожиданного явления человеческих характеров, хотелось быть очень талантливым и воспеть свой край, своих близких, эти берёзы, это короткое наше пребывание на земле, наши никому не известные чувства, ожидание чуда, разлуку».
Перечитывая эти строки Виктора Лихоносова из повести «Люблю тебя светло», мне вдруг захотелось их сохранить, выписать – как, допустим, мы срываем на лугу ромашку и засушиваем её между страниц книги, чтобы зимой, в унылую пору, воскресить в памяти аромат лета, счастья и силы. Заветных строк в повести много, и все они рождены легко, естественно, так, будто это пел весеннюю песню соловей, или кипрей горел розовым пламенем у светлого леса, или поднимался ясный день над широким простором Оки – там, где бродил по холмам Есенин, навсегда уезжая из родных мест.
Быть поэтом – это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.
К нему, как в храм, шли и ехали простые и великие, знаменитые и безвестные, летели из дальних мест поклониться и обрести силу. Если здесь, в невысоком доме, под звуки тальянки выросло такое чудо – разве это не надежда для каждого из нас?! Когда церковь, после Петровских реформ, в проповедях своих стала обходить острые для земного начальства углы, русская литература взяла на себя ещё и миссию «устыжения» неправедно разбогатевших и пробуждения «чувства доброго». И несёт её до сих пор!
И долго буду тем любезен я народу,Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
(Пушкин)
А каждый ли иерарх может так о себе сказать?!
Да, быть смелым в слове – ещё не значит быть великим. Но без правды – нет красоты! А без красоты, гармонии, без нежности и любви жизнь превращается в мёртвый сад, в ядерное кладбище. Торжество биороботов!
Музыка глухому не даётся,
Звёздный свет слепой не различит.
Если в сердце слову не поётся,
На губах оно не зазвучит.
(Валентин Сорокин)
Оглядываясь на золотой век русской литературы, время возведения главных её художественных миров и открытия смыслов, мы теперь по-иному можем посмотреть и на век XX, на окровавленных берегах которого уцелевшие дети великого народа писали свои горькие повести. Каким чудесным, солнечным деревом расцвело здесь в 60-е годы творчество Лихоносова!.. Будучи корневым русским человеком, писатель очень отличается от литераторов своего поколения – по тематике, слогу и художественному направлению.
Модернизм был веянием эпохи, неизбежностью, но немногим авторам удавалось привить его на нашей почве естественно, так, чтобы чужеземный цветок стал узнаваемым и желанным в родном палисаде. Модернизм прозы Виктора Лихоносова «не бросается в глаза», автор, напротив, даже настаивает на своей «традиционности», на преемственности, никого не свергая с «пароходов современности» и не выбрасывая за борт «ненужное». Он всего лишь любит светло... Любовь облагородила, переплавила само вещество модернизма, и потому повести-путешествия – к истокам творчества Есенина («Люблю тебя светло»), Пушкина («Элегия»), Лермонтова («Осень в Тамани») – не назовёшь ни «филологическими», ни автобиографическими. В них от имени «я» звучит любовь не автора, а народа!.. Высшее счастье писателя, когда в твоей лире – слитый воедино голос миллионов.
«Стоял я над великой Окой и желал вам негромкого счастья. Судьбы, что как тонкий месяц на небе, прямых дорог, ласковых женщин, подобных тем, кто затыкал звёзды за волосы, мостил перстневые мосты, зажигал восковые свечи, кто просил испить воды у криницы и верил в превращение в камень, верил в шёпот зелёных дубрав, сравнивал свою младую тоску с тающим снегом в руке, потому что просилась душа высоко».
Написать так можно было в пору, когда: 1) главные русские книги уже были созданы; 2) людей, умеющих читать, было много; 3) сама жизнь всё ещё была тайной, записанной в книге судеб, а не байтом информации в микросхеме.
Слишком много великого уже свершилось, так что нам, пришедшим позже, ничего не оставалось, кроме как восхищаться созданным или ниспровергать его, отрицать.
.И тут возникает вопрос: а писатель ли Лихоносов? Вот как он сам размышляет на эту тему: «Я не считаю себя писателем, поэтому мне трудно говорить о себе. Мне просто повезло! (.) Это с детства, очевидно, такое чувство: писатели – вот они, на стене в школе, в кабинете литературы. Мне повезло, что я понравился Юрию Казакову, Юрию Домбровскому, нашим «деревенщикам». Я пишу, потому что у меня много душевных обязанностей».
В этом признании нет кокетства. Лихоносов прежде всего читатель – и книг, и жизни. Очевидно его родство с европейскими классиками – Марселем Прустом и Германом Гессе. Но есть и отличия – Лихоносов пристально читал именно русскую жизнь, и потому так естественен его модернизм, а романтизм так лиричен.
Стили и литературные веяния – это «одёжка», где различаются фасоны пальто или костюма, материалы верха или подкладки. Вкус и достоинство, поток жизни, моды и влияния формируют внешний образ произведения. Но есть и суть, сердцевина. Как всякий внимательный и вдумчивый читатель, Лихоносов, разумеется, добрался до истины. Главная суть его творчества – начало эпическое, воссоздание героического образа народа, путешествие к истокам его мощи и силы.
Эта задача выполнена так виртуозно, так искусно, так легко, завёрнута в такие «лирические одёжки», что под ними весьма непросто увидеть доспех воина или рубаху пахаря. И лишь временная дистанция позволяет оценить сделанное и поразиться его масштабности.
Гимн классической эпохе, поэтам – Есенину, Пушкину, Лермонтову. И гимн старой России, родной истории – в романе «Наш маленький Париж». И, наконец, гимн русской деревне – в самых заветных вещах, в рассказе «Брянские», в повестях «На долгую память», «Чалдонки».
Всё это – Лихоносов. Какая надёжная опора – земля (деревня)! Какие широкие крылья – история (память)! Какие безусловные святыни – поэты (духовные управители земли русской!).
Как всё прочно и точно сделано! С каким изяществом, независимостью и умом! Без претензий на «мировое господство», но со спокойной уверенностью в величии русского пути. Жизнь прочитана, но всё так же чудесна; впору приниматься за её страницы заново!
Откуда эта удивительная способность – выбирать главное, корневое? Откуда цельность и мудрость жизни в простом парнишке со станции Топки?! От отца, защитника родины, павшего на фронте. От мамы-труженицы. Сумели они передать сыну все богатства мира – родное слово, звучащее из сердца.
Чтобы понять, что есть писатель Лихоносов для русской культуры, нужно взять его повесть «Люблю тебя светло», написанную в 1968 году (когда ему было тридцать два года), и сравнить с тем, что создали современные популярные авторы в свои тридцать два. О чём они пишут? Как? Зачем? Для кого? Кем себя осознают? К чему причастны?
Читая Лихоносова, забываешь, что есть интернет, мобильная связь, электронные деньги, социальные сети. Но вспоминаешь, что есть любовь, и она – непобедима. Что есть Есенин – и он будет всегда, он останется – пусть даже печальным памятником, потому что могут исчезнуть сердца, откликающиеся на его слово.
Читая попеременно – страницу из Лихоносова, страницу из нынешних «топовых авторов», особенно явственно видишь громадное разрушение культуры, убывание энергии жизни. Словесность наша похожа на дерево с оборванными заживо листьями, с изломанными ветвями, обрубки которых увешаны бытовым мусором. Писатели ещё пишут – короткими фразами о грубых чувствах, диалогами – ни о чём, для нагона строк; всё ещё мечтают (наверное) о читателе, но уже давно барахтаются в пустоте, как космонавты в невесомости. До «всечеловечества» их не допустят – там приготовлены свои мессии, а национальная читательская культура фактически убита.
Кому отдают сегодня люди свой главный земной капитал – время? Словно марионетки, «пользователи» присоединены к ниточкам соцсетей, за которые их дёргают невидимые властители. Ещё десять – двадцать лет, и человек, читающий добрую книгу, будет похож на Агафью Лыкову, отшельницу с сибирской заимки.
Рассредоточенность, духовная расслабленность стали катастрофической приметой времени. Дробление личности, её «дефрагментация» происходят прямо на наших глазах. Ломать – не строить, постмодернизм в отечественной литературе как-то быстро «увял», не оставив после себя ничего спасительного.
Последними читателями, видимо, останутся писатели, отчаянные разведчики красоты, будущие «тайные археологи», разыскивающие живое слово. Возникновение читательского движения «против течения» (т.е. против убиения родной речи) неизбежно. Но энтузиастов будет немного.
Всё это пока сосуществует рядом – люди слова и люди цифры, понятийное мышление и клиповое, идеалисты и релятивисты, народ и население, живой разум и искусственный интеллект. И те, кто восторгается прозой Лихоносова, в кого его слово вошло глубоко, в чём-то преобразовав их, будут принимать не сторону победителя, а сторону красоты и правды.
Любимое – не предают! Это всё равно что убить себя.
Лидия Сычёва