В Петербурге в 1908 году поселился марсианин. Марсианина звали Велимир Хлебников.
Хлебников учился в Петербургском университете и снимал угол за занавеской в соседнем доме. Из движимого имущества марсианин владел железной кроватью без матраца, столиком, лампой и синей тетрадкой со стихами и вычислениями.
У марсианина был друг – древнеегипетский фараон Аменхотеп Четвёртый, которого Хлебников называл просто Эхнатоном. Эхнатон часто приходил к Хлебникову в гости. Квартирная хозяйка недолюбливала фараона, потому что тот по древней своей привычке требовал, чтобы при его появлении все падали ниц. Хозяйка падать отказывалась и даже дверь фараону открывать перестала.
Тогда фараон начал лазить в окно по приставной лестнице.
Хозяйка эту лестницу нашла и распилила на дрова.
Эхнатону пришлось изобрести новый способ. Он стал в квартиру залетать. Леталось ему легко, поскольку он был лицом не материальным, а историческим персонажем и давно прошедшим явлением. Ему было почти три тысячи лет.
Хлебникову же только-только исполнилось 23 года. Он был вполне живым и натуральным (хотя и называл себя марсианином), у него имелся паспорт, папа, мама и место рождения, а также родной дом в городе Астрахани. Но после двух-трёх уроков он тоже научился летать. Этому, возможно, способствовала его худоба.
Однажды квартирная хозяйка увидела Хлебникова висящим в задумчивости в полуметре от пола и немедленно отказала ему от квартиры.
– У меня, – сказала она, – не Байконур.
Так марсианин остался без жилья. Вдобавок за легкомысленное поведение его выгнали из университета. Хлебников стал вольным жителем петербургского неба. Летая, он сочинял множество стихов и бормотал их вслух. Горожане знали, что поэты – люди со странностями, и не особенно обращали внимание. Но спокойствие горожане сохраняли лишь до тех пор, пока Хлебников не научил летать своих друзей-поэтов. Среди них особенно голосистым оказался Владимир Маяковский. Его стихи грохотали с небес, как гром.
Публика вначале думала, что это не человек, а особое грозовое облако в штанах. Однако день ото дня поток жалоб, направленных в полицейские управления, нарастал, и петербургский генерал-губернатор был вынужден заказать в Германии сто восемь цеппелинов, поднять их над городом и натянуть между ними сети. Но Маяковский продырявил все цеппелины вязальной спицей, и они попадали обратно. Тогда генерал-губернатор выписал из-за границы десять новейших аэропланов. Два аппарата исчезли по дороге, один не смогли собрать, ещё один собрали, но неправильно, а первый поднявшийся в воздух самолёт врезался в фонарный столб на Елагином острове.
У оставшихся пяти машин, направленных на поимку летающих поэтов, скорость оказалась ниже расчётной, а поэты могли летать с какой угодно скоростью. Им даже нравилось играть с пилотами в догонялки.
Некоторые горожане, недовольные действиями властей, стали самостоятельно подниматься в воздух с целью отловить распоясавшихся поэтов. Никого так и не поймали, зато многим ловцам тоже понравилось летать.
А дальше началось полное безобразие. Увлечённые примером хозяев, принялись летать вещи. Вначале мелкие предметы: мочалки, тазы, сковородки (об этом Корней Чуковский вспоминает в своих книгах «Мойдодыр» и «Федорино горе»). Потом полетели портовые краны, решётки каналов, был замечен полёт Тучкова моста и даже поднятие в воздух Царскосельского вокзала с двумя поездами.
Сам генерал-губернатор с трудом сдерживал себя, чтобы не поддаться всеобщему порыву. От императора Николая происходящие события некоторое время скрывали, пока он не выглянул случайно в окно и не увидел толпы гуляющих над стрелкой Васильевского острова.
– Фью! – присвистнул Николай Второй. – Вся столица на воздух взлетела!
Император потребовал немедленно выяснить, что и как, а когда ему доложили, самолично отправился к бывшей квартирной хозяйке Хлебникова.
– Приютите этого марсианина, – сказал царь хозяйке, – а то он всю Россию в голубятню превратит.
Хозяйка за небольшую плату согласилась принять жильца обратно. Но Хлебников уже переселился к своему другу, поэту Каменскому, на Фонтанку. Летать он временно перестал, будучи увлечён новыми идеями. Он заинтересовался путешествиями во времени.
Небо над столицей постепенно опустело, потому что началась зима и летать стало холодно. Эхнатон улетел домой, на зимовку, а пять заграничных аэропланов пришлось продать персидскому шаху, чтобы залатать дыры в государственном бюджете.
Сергей Ив. Иванов