Засилье «нон-фикшна» небезопасно. Писатели лишаются фантазии, они теряют способность создавать живых и убедительных вымышленных персонажей, они не могут сотворить сюжет. Это заметно по публикациям июньских журнальных номеров. В них есть хорошая мемуарная проза, но как только авторы отходят от «невыдуманного», они становятся беспомощны. У мемуарного жанра существует особенность: тексты этого жанра часто бывают приятными, но редко выделяются из общего ряда. В них всегда рассказывается об одном и том же – но по-разному (это зависит от ума и таланта авторов). «Былое и думы» – книга экстраординарная. Чаще встречаешь либо «былое как оно запомнилось», либо «былое без дум».
Пример мемуаров хороших – но всё ж не выходящих из общего ряда – текст известного поэта и переводчика Григория Кружкова «Со дна памяти», открывающий июньский номер «Нового мира». Григорий Кружков – человек умный, тонкий, очень наблюдательный и бесконечно доброжелательный к жизни. Воспоминания Кружкова пропитаны культурой и добросердечием, они написаны прекрасным языком. Я рекомендую их любителям мемуарной литературы. Немалую часть шестого номера «Нового мира» занимают «Разговоры» Анны Векшиной – записи реальных монологов, услышанных на улице или в кабине грузовика (Анна Векшина – заядлая путешественница-автостопщица). Тоже жанр, что называется, на любителя.
Ключевая публикация шестого номера «Нового мира» – выдержки из дневников Лидии Чуковской, посвящённые мытарствам её антисталинистской повести «Софья Петровна»; материал подготовлен и прокомментирован дочерью Лидии Корнеевны – Еленой Чуковской («Софья Петровна» – лучшая моя книга»). Эта повесть была написана в конце тридцатых годов. Лидия Чуковская пыталась напечатать её в эпоху «оттепели», в начале шестидесятых годов. Не вышло: Твардовский отказал Чуковской по вкусовым доводам, а остальные редакторы и издатели – побоялись острой темы; так что в нашей стране «Софья Петровна» увидела свет только в 1988 году. Дневники Лидии Чуковской демонстрируют парадокс: больше всего «Софью Петровну» славословили советские литераторы – Паустовский, Степан Злобин, даже супруга поэта Щипачёва; антисоветские же, напротив, были не в восторге – Солженицын раскритиковал повесть, а Бродский – вообще не стал её читать. Это неудивительно: «Софья Петровна» – произведение знаковое, но оно – веха не эстетической, а общественной жизни, притом советской общественной жизни. Также в июньском «Новом мире» есть статья историка Сергея Нефёдова «1914 год. Гибель старого мира». Это подробный анализ геополитических предпосылок и дипломатических сцен начала Первой мировой войны, грамотный и выверенный. Рекомендую любителям жанра – исторического расследования.
А в «Знамя» нанесли столько «нон-фикшна», что редакции пришлось выпускать специальный номер, хотя таковой обычно выходит в ноябре. На сей раз тема номера определена как «непрошедшее». Точнее было б сказать «антисоветское непрошедшее»: все публикации шестого номера «Знамени» бьют в одну цель – в СССР. Открывается июньское «Знамя» повестью Геннадия Прашкевича «Иванов-48». В ней даётся описание послевоенного коммунального барака и его обитателей, а затем излагается странная история, случившаяся с молодым журналистом и прозаиком-дебютантом Николаем Ивановым. На последней странице повести Прашкевич объявляет: эта история действительно была, произошла она с его родным дядей. Не сомневаюсь, что история впрямь имела место; вот только автор решил подать её через особый приём – для пущей интриги он умолчал об одном ведущем узле сюжетной завязки – до финала. В итоге вышло нечто психологически невероятное. Неуклюжая попытка «поиграть в детектив» сгубила благое начинание Прашкевича. Далее в июньском «Знамени» идёт «чистый нон-фикшн» – рассказ Михаила Дерунова «Беседы в предзоннике» и повесть Бориса Заборова «То, что нельзя забыть». Михаил Дерунов – активист подпольной антисоветской группы шестидесятых годов; он без печали рассказывает о своём пребывании в мордовской колонии для политзаключённых. Попутно мы узнаём, что Михаил Дерунов – сын чекиста Артузова-Фраучи, личности известной (вот откуда шли кадры для тогдашнего подполья – из советских элит, обиженных Сталиным). Борис Заборов же – художник-шестидесятник, и содержание его простодушных воспоминаний – примерно то же, что у Кружкова; только языком Заборов – не в пример Кружкову – владеет слабо. Вот так он говорит о себе: «Я был стройный брюнет с голубыми глазами, и девушки благосклонно поощряли моё к ним внимание». К кому – к ним? К глазам? И таким корявым слогом писан весь заборовский мемуар.
В «Знамени», как и в «Новом мире», я отмечаю архивный материал – «отброшенные главы» из воспоминаний Надежды Мандельштам «Люсаныч» и другие». В текущей литературной периодике есть немало публикаций, связанных с Надеждой Мандельштам: в третьем номере «Вопросов литературы» – «Материалы из нового двухтомника» плюс «очерк жизни и творчества» Павла Нерлера «Свидетельница поэзии»; и «Октябрь» анонсирует интервью с Надеждой Яковлевной. Что это – юбилей? Да, юбилей – но не круглый; 115-летие рождения. Сделаю рискованное признание: насколько я люблю Осипа Эмильевича Мандельштама, настолько же у меня не лежит душа к его воинственной вдове. Она была недоброй и пристрастной – об этом свидетельствовали многие современники, в том числе те, чья порядочность несомненна – Вениамин Каверин, та же Лидия Корнеевна Чуковская. Впрочем, Надежда Яковлевна Мандельштам – умна, остроумна и к тому ж она – блестящий стилист. Рекомендую её заметки ценителям красочного и эмоционального стиля.
Шестой номер «Октября» открылся отрывком из романа Михаила Наймана, отрывок называется «Плохо быть мной», и это «повествование о себе двадцатилетнем как бы в реальном времени», образчик молодёжной «бродяжье-неунывающей прозы». Автор, прибыв из Европы в Америку, нагрянул к едва знакомому семейству; его взяли на постой при условии трудоустройства. После необременительных поисков работы парень попал в цех, оказавшись единственным белокожим в бригаде афроамериканцев и лиц латиноамериканского происхождения. Он стал подлизываться к негритянскому большинству, вызвав неудовольствие у латиносовского меньшинства и у бригадира, и став-таки своим для негров – но лишь на время: чувак переборщил в употреблении словца «ниггерс» – в позитивном смысле, разумеется. Негры этого не поняли и стали сторониться новичка, а бригадир – бросил его на самую тяжёлую работу. Но парень доволен: «А я… достиг своей американской мечты. Сидеть в грязной подсобке и говорить на одном языке с тремя местными из гетто». Юношеские мечты бывают разными, в том числе такими. Признаем это. И помянем Михаила Наймана – его уже нет в живых.
Завершилась публикация романа Алексея Варламова «Мысленный волк», растянувшаяся на три номера. Наконец-то я отыскал беллетристику. Хотя «Мысленный волк» – не вполне беллетристика: Варламов писал биографии Михаила Пришвина, Александра Грина, Григория Распутина. В его новом романе налицо и Пришвин, и Грин, и Распутин, и ещё – Анна Вырубова, поэтесса-хирург Сергей (Вера) Гедройц, а также персонаж, слепленный из сектантского «старца» Щетинина и Илиодора Труфанова (личностей несходных во всём). Варламов собрал ценнейшее сырьё – и не обработал его. Всю его «беллетристику» съели опасные спутницы художественной прозы – эссеистика и мистика. Персонажи «Мысленного волка» рассуждают о будущем России на десятках страниц, напропалую пророчествуют, контактируют со сверхъестественными силами. Все они – иллюстрации к авторским монархистско-мистическим тезисам. Вроде бы варламовские герои переживают душевно-психологические штормы и бури, но их психология не раскрыта изнутри, не показана и даже не объяснена, а только названа. Варламов по отбору материала вынужден соперничать с первой книгой «Хождения по мукам» Алексея Николаевича Толстого – с «Сёстрами»: А.Н. Толстой преодолевал те же искушения – эссеистикой и мистикой, он прибегал к схожим сюжетным ходам. В поединке с «красным графом» Варламов – проигравший, притом всухую. Прискорбно, что он реабилитирует Гришку Распутина. Результаты «распутиниады» очевидны, выводы ясны, словно басенная мораль: власть должна уметь и хотеть вести диалог с реальным обществом, а не с выдуманным по её вкусу «народом». Государыням надо срабатываться с парламентариями, с промышленниками, с крестьянскими и профсоюзными вождями, а не наряжаться в пастушек или поклоняться варнакам. Если сия истина не осознана, если Распутина героизируют, это значит, что всё может повториться с теми же последствиями. А ведь Алексей Варламов – не старуха и не француз Депардье, а начитанный и расчётливый русский писатель. Ему ль золотить гнилой орех?
Июньский «Наш современник» помимо окончания публикации глав из романа Захара Прилепина «Обитель» (новый роман Прилепина – повод для отдельного и долгого разговора) разжился «Драгуном Первой мировой» Сергея Михеенкова – очередной биографией полководца Георгия Жукова. Шестой номер «Невы» напечатал роман-эссе Сергея Могилевцева «Андеграунд»; это не ответ Маканину с его «Андеграундом», а аляповатое подражание «Запискам из подполья» Достоевского, очередное стостраничное рассуждение на тему «я мерзок, и весь мир мерзок». Я думал, что автору «Андеграунда» восемнадцать лет; но редакционная врезка-справка сообщила, что ему – за шестьдесят. .
Майкоп