Редких достоинств музыкальные вечера имели место в октябре в зале Чайковского и связаны с именами двух способнейших российских дирижёров – Владимира Юровского и Теодора Курентзиса. Оба хорошо знакомы слушателям: Юровский много работал с Российским национальным оркестром, Лондонским филармоническим и Филадельфийским оркестрами, Курентзис также не новичок в крупнейших столичных концертных залах. Оба всегда отличались нетривиальностью предлагаемых программ, профессиональной тщательностью, заметным честолюбием, смелостью в обращении с великими и стремлением поразить воображение слушателей тонкой, ювелирной работой. Всё это присутствовало и в октябрьских вечерах. Этот сезон в филармонии на удивление богат всяческими приятными сюрпризами. Вот и Владимир Юровский вместе с московским камерным оркестром Musica viva предложил изысканную программу: Бах, Веберн, Онеггер. В какой-то момент ему, видимо, показалось, что публика не совсем понимает, в какие замечательные обстоятельства приглашает её оркестр. И дирижёр произнёс речь. Публика обомлела: говорящий дирижёр воспринимается так же, как говорящая собака. Но Юровский нашёл интонации, которые быстро справились с реакцией слушателей. И всё было замечательно в этой речи за исключением литературных ассоциаций, неожиданно посетивших дирижёра. Они были явно неудачны. Ни прадедушка дирижёра и тоже дирижёр Давид Блок, ни дедушка композитор Владимир Юровский, не говоря уже о Бахе, Веберне и Онеггере, уверен, не стали бы читать упомянутых В.Ю. авторов. Речь, как ни странно, мобилизовала и слушателей, и оркестр – Веберн в вариациях для оркестра (соч. 30, 1940) и Иоганн Себастьян Бах с Веберном в Ричеркаре из «Музыкального приношения» (1934–1935) были потрясающей чистоты и поэтичности. Мне же более всего понравился Концерт для виолончели с оркестром до мажор (1929) Артюра Онеггера, блестяще сыгранный Александром Рудиным, в память незаслуженно забытых нашими исполнителями Онеггера и Марешаля – французского виолончелиста, которому, собственно, концерт и посвящался.
Впервые обратил внимание, как много значит место, доставшееся тебе в концертном зале. Волею случая я в этот раз как бы попал в сам оркестр и имел возможность наблюдать лицо дирижёра. Оно впечатляло. Всегда сожалею, что слушатели лишены этой возможности. Независимо от шарфов и сумочек, почему-то тоже участвующих в вечере и раскиданных оркестрантами повсюду на сцене, совершенно иначе воспринимаешь и оркестр. Я, например, с самого начала проникся сочувствием простуженному музыканту, терпеливо ожидающему, когда понадобится его треугольник (Triangalo). Как назло, это были нечастые моменты. Он изнывал от невостребованности. Дирижёру был совершенно не нужен. Почтенные композиторы тоже по какой-то причине проигнорировали инструмент. Полная несправедливость. Музыкант страдал. И я вместе с ним. Но уж когда наступал черёд треугольника, мы вместе торжествовали.
Новость последних дней: Владимир Юровский назначен художественным руководителем и главным дирижёром многострадального ГАСО им. Е. Светланова, с чем «ЛГ» искренне его поздравляет! Одно из немногих заслуживающих одобрения решений нашего Министерства культуры. Будем ждать обнадёживающих новостей из коллектива, известного в последние годы только своими скандалами. Думаю, они не замедлят явиться.
Теодор Курентзис, теперь художественный руководитель Пермского государственного академического театра оперы и балета им. П.И. Чайковского, лучшим образом продолжил французские вечера в Москве. Созданный им оркестр MusicAeterna привёз в столицу уникальную программу из произведений Жан Филиппа Рамо. Восемнадцатый век был воплощён идеально, сам дирижёр соответствующим образом приоделся. Кружева на рукавах были замечены всеми. А башмачки и озорные притопывания придавали вечеру обаяние народного праздника. Рамо был красив и изящен. О чём кроме Курентзиса позаботились сопрано из Германии Барбара Ханниган и американский клавесинист Джори Виникур. Курентзис любит всякие эксперименты и в опере, и в симфонической музыке. Часто его укоряют за всевозможные излишества. Но у меня от этого вечера осталось впечатление очень органичного сочетания театрального и музыкального. Не чопорное получилось барокко. И очень симпатичное.
Москву в октябре навещали и заметные исполнители. Я уже не раз приветствовал организованный профессором Александром Фисейским филармонический цикл «Золотой век органа». В октябре его представлял венгерский органист Зигмунд Сатмари. Он вспомнил двух Бахов – кроме известных сочинений Иоганна Себастьяна исполнялась Соната № 4 ля минор его сына Карла Филиппа Эмануэля. В программе также звучали Токката соль мажор Рейнкена, Чакона ре мажор Фукса и Прелюдия соль минор Букстехуде. У Сатмари «задумчивый» орган. Он не поражает мощностью, мне кажется она противопоказана этому музыканту, очень мелодичен. Располагает к размышлениям и позволяет удивиться давно известным сочинениям – они в манере исполнения Сатмари становятся доступнее, интимнее, что ли.
С Российским национальным оркестром в Большом зале консерватории играл французский скрипач Давид Грималь. Музыканту около сорока, самое время слушать. Окончил Парижскую консерваторию. Много играет с известными коллективами. С оркестром Плетнёва исполнил Концерт для скрипки с оркестром Брамса. Выразительнейший, «говорящий» инструмент, захватывающая техника и подлинная музыка.
Как хорошо уживается в нас время, когда слушаем музыку. Неразгаданные тайны. Зато не имеют никакого отношения к власти. И уже это утешает.