Совсем недавно отшумели праздничные торжества по случаю 90-летия нашей милиции; ещё звучит эхо искренней благодарности в адрес её сотрудников. Всё это, конечно же, заслуженно. Однако в будние дни отношение к стражам порядка у нас более чем неоднозначное. Слишком много у милиции проблем, годами ждущих своего решения. С вопросами о том, почему так происходит, я обратилась к человеку, не понаслышке знающему милицейскую работу, посвятившему ей большую часть своей жизни. Моим собеседником стал директор издательства «Детектив-Пресс», многие годы проработавший в уголовном розыске, а позднее – в Службе безопасности президента, полковник запаса Валерий СТРЕЛЕЦКИЙ, написавший (в соавторстве с Андреем Ветром) трилогию о своей работе (70–90-е годы) в правоохранительных органах – «Случай в Кропоткинском переулке», «Я оперуполномоченный», «Во власти мракобесия».
– Валерий Андреевич, недавно наша милиция отпраздновала серьёзный юбилей – 90 лет. Срок немалый, да и жизнь у юбиляра сложилась непростая. Так с какими же проблемами подошли мы к этой дате?
– Если подводить итоги, то должен сказать: наше общество, а с ним и милиция сделали шаг назад – в сфере защиты населения от преступных посягательств. Раньше, когда у нас государство было социальным (а как бы мы сейчас ни относились к тому времени, государство было всё-таки социальное), милиция выполняла свою роль. Разумеется, и в те времена милицию критиковали, но она всё-таки воспринималась как защитница человеческих прав.
– Но ведь и тогда у неё были свои крупные недостатки. Не будете же вы отрицать, что в то время в правоохранительных органах не было коррупции?
– Коррупция была и будет всегда. Она есть и в Соединённых Штатах, и в Западной Европе. Там тоже полицейские вступают в контакт с криминальными авторитетами, получают от них деньги, торгуют информацией. Всё это было и в советской милиции. Но было, если сравнивать с нынешними временами, совершенно невинно. Так невинно, что даже смешно об этом говорить.
Я пришёл работать в милицию в 1975 году, с сильной верой в систему и очень высоким уровнем патриотизма, потому что мы были так воспитаны. А вот с 1991 по 1994 год (в то время я работал уже в уголовном розыске и был начальником отдела МУРа) на моих глазах стали происходить перемены, которые привели к сегодняшнему положению дел.
– Но ведь и сама ситуация сильно изменилась с советских времён. Изменилось, как вы уже сказали, и общество, поэтому сейчас, видимо, гораздо сложнее работать в правоохранительных органах. Не так ли?
– Сложнее существовать внутри системы. А работать... Раньше в государстве была идеология, предполагавшая определённые принципы, которыми я, например, когда пришёл работать в милицию, должен был руководствоваться. И если бы я этого не делал, оценка моей работы была бы негативной. Сейчас же нет никакой идеологии. И сама система предполагает один принцип – обогащение. И этот принцип довлеет над сотрудниками милиции, особенно молодыми. Поэтому люди, работающие сейчас в органах, используют работу в милиции как административный рычаг для решения своих финансовых задач.
– То есть получается, что сейчас в милицию приходят для других целей?
– Именно так. В своё время, приходя на работу, я первым делом брал оперативную сводку и начинал её изучать. Я думал о работе, о тех проблемах, которые передо мной стоят, как только просыпался. Сейчас же работник милиции просыпается, и первым делом у него мысль о том, какой курс доллара. Когда человек так живёт и пытается так работать, у него на исполнение своих основных обязанностей не остаётся ни времени, ни желания. Получается, что он свою обязанность по охране закона, по охране правопорядка несёт как бы факультативно. И естественно, что в такой ситуации настоящий профессионализм, который был раньше присущ нашим правоохранительным органам, не становится первой необходимостью.
– А повышение зарплаты или ужесточение законодательства здесь могут помочь?
– Нет. Ни повышение зарплаты, ни ужесточение законодательства не приведут к желаемым результатам. Закон не может быть выше экономического и культурного развития общества. Иначе он не будет действовать. Вот возьмите недавнее ужесточение ответственности за нарушение Правил дорожного движения. Что изменилось? Ничего. И не изменится. Потому что важно ещё и то, чтобы люди, призванные следить за соблюдением закона, сами его соблюдали. А если нарушается принцип неукоснительности соблюдения закона, в первую очередь – должностными лицами, тут же нарушается второй основной принцип: неотвратимость наказания. Это два столпа, на которых зиждутся законность и правопорядок. Поэтому если повысить зарплату, вам, конечно, скажут спасибо. Но что это даст? Найти сегодня в правоохранительной системе людей, которые живут только на зарплату, на мой взгляд, практически невозможно. Нынешнее состояние системы приводит к тому, что честные люди оттуда выдавливаются. Ведь они своей честностью нарушают ныне существующий негласный принцип деятельности этого аппарата.
– Известно, что в 90-е годы милиция попала ещё и в зависимость от криминальных структур. Как обстоит с этим сейчас?
– Если с криминальными структурами кто-то и вступает в финансовый контакт, то это лишь частность. Дело в том, что у большинства из тех, кто приходит в милицию, цель одна – деньги. У кого есть деньги, с теми и вступают в контакт.
– Ну а если предположить: пришёл в органы честный человек, который сопротивляется сложившейся тенденции; как его ломают?
– Ломают обстоятельства, о чём я знаю не понаслышке. От тех своих коллег, кто, не захотев ломаться, просто ушёл из органов. Представьте себе ситуацию: руководитель милиции платит за то, чтобы ему присвоили генеральское звание – такая «негласная традиция» заведена с 90-х годов. Генеральское звание может стоить 100–150 тыс. долларов. Чтобы достать эти деньги, он собирает своих подчинённых – начальников отделов: сумма разбивается, и на каждого возлагается обязанность принести свою часть. Начальники отделов, в свою очередь, собирают своих подчинённых…
– Неужели в реальности так бывает?
– Да, именно так. Ведь новый начальник, приходя, расставляет на все посты своих людей. Они зависят от него, понимая, что его благополучие – это их благополучие. Нижестоящие начальники тоже собирают вокруг себя своих людей. И если я пришёл туда с благими намерениями, с желанием бороться с преступностью, быть честным и неподкупным, если я попытаюсь вести себя независимо и честно, меня оттуда уберут. Я не буду приносить в клювике ту часть, которая за мной закреплена, которая нужна новоназначенному начальнику для получения звания. Со следующим начальником начинается то же. А кроме званий ещё же нужно и семьи содержать, строить особняки, покупать новые квартиры, шикарные машины.
– Мне кажется, вы сгущаете краски.
– Не сгущаю. Уголовные дела по такого рода эпизодам, насколько я знаю, уже расследуются, а один из «героев» даже пустился в бега, и его объявили в розыск. Я уж не говорю про те громкие дела о так называемых оборотнях, всем теперь известных из сообщений СМИ, в том числе и по публикациям в «ЛГ».
– И всё-таки возможны ли какие-то реформы, которые изменят саму структуру правоохранительных органов?
– Конечно, возможны. Но реформы должны быть следствием каких-то кардинальных перемен. Реформы, на мой взгляд, не будут работать, если не изменить систему власти. Пока государство будет оставаться олигархическим, пока не будет каких-либо перемен в сторону социальности, милиция, суды, прокуратура будут оставаться такими, какие они есть. Ничто их не изменит. Никакие реформы, никакие повышения зарплат, никакие усовершенствования законов не помогут сами по себе. И не сможем мы изменить психологию милиционера, пока не поменяем систему власти. Нельзя воспитательными мерами изменить человека. Это идеализм чистейшей воды. Вы ему будете говорить одно, а бытие, то есть наша жизнь, будет диктовать другое.
– Но хоть что-то же можно изменить в нашей ситуации?
– Нет, нельзя. Пока не будет контроля со стороны общества над государством, толка не будет. А что такое контроль общества над государством? Это и есть социальное государство.
Вот представьте себе такую почти фантастическую коллизию: допустим, в один прекрасный день президент скажет: «Дорогие мои, коррупция у нас дошла до того, что если мы с ней сейчас не покончим раз и навсегда, то она, как раковая опухоль, съест наше государство. В связи с этим с сегодняшнего дня моя администрация будет вести учёт жалоб, поступивших со стороны общества на министерства и ведомства. И если в этом году, к примеру, на министра внутренних дел поступит жалоб больше, чем в прошлом, то мне такой министр не нужен».
И министр внутренних дел вынужден будет, в свою очередь, озаботить министров внутренних дел республик, начальников областных (краевых) управлений. Те – своих подчинённых. И так – по цепочке. И если этот поток жалоб начнёт всерьёз рассматриваться, то правоохранительные структуры и весь государственный аппарат будут видеть человека, работать с ним. И тогда любой приходящий в отделение милиции за помощью почувствует себя не жалким просителем, а как солидный покупатель в дорогом бутике. Оплативший своими налогами правоохранительную услугу.
Сейчас активно создаются различные общественные палаты – при МВД, прокуратуре, Министерстве обороны и так далее. Якобы это связь с обществом. Но всё это, на мой взгляд, фикция. Кроме лоббирования интересов узких групп и отдельных личностей, они ничего не несут. Нужно, чтобы обратная связь шла естественным путём. Вот в Советском Союзе, кстати, система обратной связи частично имела место. В 80-х годах, когда я работал в уголовном розыске, не дай бог, если выйдет критическая заметка в газете (а газеты тогда, и «Литгазета» в первую очередь, ох как любили ругать МВД!). Люди лишались званий, должностей, возбуждались уголовные дела. Вот что такое обратная связь!
– Но всё же, если говорить о самой системе, её структуре, можно ли для её улучшения использовать зарубежный опыт?
– Советские правоохранительные органы немало положительного заимствовали у правоохранительных органов других стран. Поэтому в первую очередь нужно изучить наш собственный опыт. До начала перестройки мы считали себя какими-то ущербными, профессионально менее подготовленными. Но когда границы стали открытыми и нам разрешили тесно общаться с коллегами из-за рубежа, стало понятно, что мы намного профессиональнее. Дело в том, что законопослушность западных стран складывалась веками. И полицейские с высокой профессиональной подготовкой там не очень-то и были нужны. В то время как нашу систему «братва» постоянно держала в напряжённом состоянии. Поэтому у нас были профессионалы высочайшего класса. Люди тогда работали подолгу, и опыт передавался из поколения в поколение. Начиная работать в 79-м году в уголовном розыске, я застал ещё фронтовиков. А им передавали опыт те, кто боролся с послереволюционной, послевоенной преступностью.
И вот ту систему мы разрушили. Стройную систему. Сейчас управленческий аппарат раздут до таких масштабов, что он уже сам себе начинает вредить. Система парализована, так как она громоздка, неповоротлива. Появились какие-то оперативно-разыскные части в составе оперативных управлений, следственные части в составе следственных управлений. Чем они занимаются? Мне не понятно. Говорят, что таким образом они как бы отделяют управленческий аппарат от оперативного. По-моему, это просто недомыслие, так как руководящих должностей стало намного больше. Нынешняя система ОВД напоминает медведя в лесу, который качает бревно с утра до вечера. Кроме того, что наращивает мышцы, толку никакого.
В советское время система уголовного розыска была чётко выстроена. Как сотовые ячейки, сформированные в рамку. Был оперуполномоченный, который знал всё, что происходит у него на участке («на земле»). Он формировал информационную базу на все категории подозрительных лиц, разрабатывал их, держал в своём поле зрения, независимо от их миграции. Весь собранный материал направлял в информационные центры города и страны. Так создавался информационный массив, которым пользовались все. В райуправлениях оперуполномоченные делали то же, но уже по конкретным направлениям или линиям работы (убийство, грабежи, кражи и так далее). А дальше была Петровка, 38, и МУР с 10 отделами по направлениям деятельности. Они осуществляли управление и, проводя анализ, вычисляли серийные преступления и преступные группы, которые работали в масштабе города или страны. То есть была цельная система. Была общая информационная база. А это уже 50 процентов успеха в борьбе с преступностью.
В самом начале перестройки был сделан первый шаг к разрушению этой системы – создали управление по борьбе с организованной преступностью. А что такое организованная преступность? Это искусственно выведенное «дитя» придумали дилетанты, по большей части из карьеристских соображений. Люди, далёкие от практики. Да вся преступность, кроме бытовых преступлений на почве пьянки, организованная. И уголовный розыск с ней успешно боролся. Зачем нужно было вычленять отдельное подразделение, создавать ему определённые преференции, разъединять общую базу?
Далее выделили из службы уголовного розыска службу по борьбе с незаконным распространением наркотиков. Как эта служба будет существовать сама по себе? Когда я работал в отделении милиции, то в первую очередь держал под своим пристальным наблюдением всех наркоманов. Знал о каждом их шаге. Потому что они в первую очередь и были потенциальные убийцы, грабители, воры, мошенники. А сейчас с милицейских оперов эта обязанность снята.
И вот что мы получили в итоге: некогда единая информационно-поисковая система разорвана на части, ведомственные интересы противоречивы и соответственно отношение людей к делу разное. Вот и получается, что правоохранительные органы не единый кулак, а растопыренные пальцы. Да ещё плюс к этому то, о чём я говорил: идеологии нет, и единственный принцип, который существует: «курс доллара на сегодняшний день».
В целом же можно сказать, что каково общество, такова и милиция, ибо это часть общества, зеркало его нынешнего состояния. И негоже сваливать проблемы больного государства на инструменты государственной власти. Если пьяный или больной хирург некачественно выполнил операцию, то глупо винить скальпель.
– Спасибо за беседу, Валерий Андреевич. Разговор у нас, правда, получился нелёгким, но вполне конструктивным. Выход из сложившейся ситуации, как я понимаю, всё-таки есть. И главное, чтобы этот выход захотели увидеть те, от кого зависит решение всех обсуждаемых проблем. Но увидят ли?
Беседовала
P.S. Не со всеми достаточно полемическими утверждениями нашего собеседника можно согласиться. Но мы надеемся, что В.А. Стрелецкому возразят те, кто знает проблемы милиции, как говорится, изнутри. Редакция готова представить на своих страницах самые разные мнения о проблемах работы нашей милиции. Ждём ваших откликов, уважаемые читатели.
Наши электронные адреса:
gam@lgz.ru,
mazurova@lgz.ru
Отдел «Общество»
ИЗ СООБЩЕНИЙ СМИ
«К уголовной и дисциплинарной ответственности за год (2005-й) привлечено 28 тысяч 592 сотрудника ОВД. При этом количество привлечённых к уголовной ответственности возросло на 33% и составило 4269 человек. Если сравнить статистику за последние 3 года, то цифра правонарушений в 2003 году составляла 20,5 тысячи, в 2004-м – это уже 22 тысячи, а в 2005-м – более 28,5 тысячи» – руководитель пресс-службы Департамента внутренней безопасности МВД России Денис Солдатиков, 31 января 2006 года, интервью «Радио Свобода».
«Впервые за последние 5 лет снизилось число сотрудников ОВД, привлечённых к уголовной ответственности за преступления (4020 человек; на 6% меньше по сравнению с 2005 годом). Происходит постоянное самоочищение милиции – две трети правонарушителей в ОВД выявлены собственными силами» – Рашид Нургалиев, 9 февраля 2007 года, расширенное заседание коллегии МВД России.
«За 9 месяцев совершено 47 468 преступлений сотрудниками МВД. Больше 30 тысяч сотрудников привлечено за взятки – это 40% от всего объёма правонарушений. Из них такое же количество, 40%, – это те, кто привлечён по материалам службы собственной безопасности, и 60 – по заявлениям граждан» – президент России Владимир Путин, 18 октября 2007 года, прямая линия с президентом России.
Август 2007 г. В Санкт-Петербурге сотрудниками госнаркоконтроля задержан оперуполномоченный Выборгского ОВД, у которого при себе находилось 2,5 кг героина.
Сентябрь 2007 г. В Подмосковье задержаны трое сотрудников московской милиции, совершившие разбойное нападение. Угрожая оружием, они отобрали у потерпевших золотые украшения и деньги. При задержании подозреваемых в их машине было обнаружено 8 кг героина.
Октябрь 2007 г. Сотрудниками ФСБ задержаны работники 9-го отдела оперативно-разыскной части УБОП при ГУВД Московской области, наладившие бизнес по сбыту наркотиков в Подмосковье, занимавшиеся фабрикацией уголовных дел и вымогательством.