Очередной фильм Гая Ричи своим названием и отсылками к Библии претендует на большее обобщение, чем «Судьба человека» Сергея Бондарчука, но на поверку оказывается не бомбой, которую ждала часть зрителей, а петардой.
Wrath Of Man (дословно «Гнев человека», в российском прокате «Гнев человеческий») – ремейк французского «Инкассатора» (2005) Николаса Букриефа. Там и тут в инкассаторскую компанию, машины которой подвергаются бандитским налётам, устраивается новый сотрудник с тёмным прошлым и скрытой, но ощутимой целью, вызывающей условный рефлекс, он же саспенс, у любителей жанрового кино. Обе ленты – гибриды, совмещающие несколько популярных жанров – robbery movie, revenge movie и spy movie, то есть «разбойное», «мстительное» и «шпионское» кино, где мстителем выступает главный герой, а предателем-наводчиком – его напарник, которого создатели фильма почти до самого конца выдают за «хорошего парня». Разница в том, что в первоисточнике нет главного злодея, а в ремейке его роль исполняет Скотт Иствуд – так сказать, побочный сын знаменитого «грязного Гарри», сыгранного его папой Клинтом полвека назад. Что касается героя, то у Ричи не было большого выбора – Чарлз Бронсон умер почти 20 лет назад, «крепкому орешку» Уиллису за 65, так что из очевидных кандидатов остался лишь Джейсон Стейтем, которого сам Ричи и вывел на звёздную орбиту в «Большом куше». Неочевидные варианты вроде приглашения для съёмок боевика того же Уиллиса, считавшегося комедийным актёром, похоже, не принимались во внимание, поскольку для криминальной комедии фабула «Гнева...» заведомо не подходила.
Подошёл ли на отданную ему роль Стейтем – большой вопрос. Как бы ни хотелось зрителю представить себя неумолимым мстителем за нанесённые ему обиды, замороженное лицо, с которым ходит и укладывает плохих парней протагонист фильма, не лучший повод для проекции с идентификацией. Или, если попросту, для человеческого сочувствия. И в этом смысле гнев Эйча (английское Н – первая буква фамилии героя) трудно назвать человеческим – во всяком случае, Альбер Дюмонтель в роли мстителя у Букриефа, потрясённого первым совершённым убийством, гораздо человечнее. С другой стороны, избранный им способ мщения следует ветхозаветному принципу симметрии или равного ответа, в котором око и зуб не без чёрного юмора заменены авторами на печень, селезёнку и другие жизненно важные органы. Между тем в послании апостола Павла римлянам «талионный» человеческий гнев и соответствующее симметричное возмездие отвергаются: врага предлагается не карать, а «нахлебить» (накормить) и напоить, воздаяние же предоставить Богу (в новозаветном, то есть христианском его понимании). С третьей стороны, немалочисленные в кинематографической и околокинематографической среде апофеники (гиперсимволисты) нашли в Эйче сходство с Христом (как никак, оба начинаются на Н), не избежав соблазна уподобить его жизненный путь крестному пути Иисуса. Сравнение, конечно, хромает на все четыре ноги, но бывает и похлеще – кто-то из отечественных критиков, помнится, увидел сходство между Россией и прикованной к кровати в «Грузе 200» дочкой секретаря райкома, ставшей жертвой мента-маньяка.
Но если отбросить притянутые за уши режиссёром и его толкователями библейские аналогии, что остаётся от фильма? Загромождённый ретроспекциями сюжет. Пижонское разбиение на эпизоды с такими же претенциозными, как «Гнев человеческий», названиями. Казарменный юмор с неоднократным упоминанием пошлого эвфемизма вместо причинного мужского органа. Населённый исключительно перевозчиками денег и разбойниками город Лос-Анджелес, в котором происходит действие. Недурной саундтрек Кристофера Бенстеда, включающий вагнеровский полёт валькирий, сопровождающих души погибших воинов на тот, но неведомо какой свет. И, разумеется, стандартное для Ричи, хотя и драйвовое мочилово с постаревшим, но всё ещё непробиваемым ни револьверной пулей, ни Пулемётом (так зовут напарника Эйча) Стейтемом без бронежилета. Если сравнить кино и вино, до «Вдовы Клико» далековато, но для столового вполне нормально. Что и подтверждают кассовые сборы – миллиард без четверти за две с лишним недели проката.
Виктор Матизен