Мне последняя встреча назначена

Юрий Райгородский

Родился в 1950 году в Ленинграде (Санкт- Петербурге). Затем переехал в Саратов, окончил Политехниче­ский институт (ныне Технический универси­тет) по специальности «Электронные прибо­ры». В 1990 году защи­щена кандидатская дис­сертация, а в 1991 году организовано предприятие ООО «ТРИМА» по разра­ботке и выпуску изделий медицинской техники. Автор альбома «Романтика Саратовского края», а также книги «Поэтико-фотографические размышления».

Всполохи любви

Любовная лирика – это, по­жалуй, единственный жанр, в котором нельзя соврать, нельзя допустить ни одной неис­кренней строки. Потому что слова здесь – прямые проводники сердца. Именно такая – предельно искрен­няя – любовная лирика Юрия Рай­городского. Это не буйство страстей и лихорадочные метания влюблён­ного, не вопли о безответном чувстве и оскорблённом самолюбии, это лю­бовь-утешение, любовь-спасение. Именно поэтому так отчётливо «Ме­жду грустью и отчаяньем / Светят всполохи любви». Интонация авто­ра очень близка тютчевской: «О, как на склоне наших лет / Нежней мы любим и суеверней...» И учимся це­нить почти неуловимое: касание ру­ки, взгляд, даже звук шагов дорого­го человека.

Я не ищу руки и взгляда,

они уже не для меня.

И лишь тревога, как награда,

Твоих шагов к исходу дня.

Любовная лирика Райгородско­го – последнее прибежище красо­ты бытия, потому что в стихах этих всё об ускользающем и прекрас­ном, о том, что нельзя присвоить, а можно лишь, замерев от восторга, созерцать. Всё, что ощущается как последнее, особенно драгоценно. Отсюда щемящее чувство причаст­ности к мудрому ходу жизни и готов­ность принять любой исход. И про­растающая из строк надежда на то, что подлинные чувства (радость или печаль) всегда животворны.

Осень жизни ещё не растрачена,

Осень года – всегда благодать,

Мне последняя встреча назначена,

Я боюсь на неё опоздать.

Точнее будет сказать, что перед нами философская лирика о любви, пото­му что чувство это ощущается лири­ческим героем как смыслообразую­щее, хранящее в своей сердцевине одновременно и секрет человеческо­го счастья, и тайну существования.

Юлия Скрылёва 

Камин

У меня сегодня тризна,

Больше некуда спешить,

Разожгу дрова в камине,

Надо душу полечить.

Я прощаюсь с нежным чувством,

Как прощаются с судьбой,

Быть с тобою не искусство,

Это просто быть с тобой…

Пусть горит огонь, бедняга

Дров берёзовых припас,

Пляшет пламя, воет тяга –

Нестанцованный наш вальс.

В топке треск, как бормотанье,

Он мне всё уже сказал,

И я плачу, что так долго

Свой камин не разжигал.

Теперь часто нам с камином

Вместе время коротать,

Коль ушла – так «будьте с миром».

(Я успел тебя узнать.)

Мы как те дрова в камине,

Только дольше нам гореть,

Справедливости нет в мире,

Горстка пепла – всё, что есть.

Тяжелы порой невзгоды,

Но не может сердце стыть,

Память держит эти годы,

А ведь их могло не быть.

Я собрал весь пепел чувства,

Он солёный от слезы.

В зимний лес отнёс, где пусто,

А весной цветут цветы.

Шаги

Эта женщина в окне…
……………………………

Потому что перед ней

две дороги, та и эта…

Б. Окуджава

Я заблудился в твоих мыслях,

с натугой сказанных словах.

Они замедлились, повисли,

как неуверенный твой шаг.

Я не ищу руки и взгляда,

они уже не для меня.

И лишь тревога, как награда,

твоих шагов к исходу дня.

Я не задам тебе вопросов,

зачем мне знать, кто он таков.

Отдай там всё, оставь мне роскошь –

вечерний звук твоих шагов.

Нет, я не ждал такой хворобы,

Но не судья, и не палач,

И даже не начальник, чтобы

Отчёты мне предоставлять.

Быть может, время вправду лечит.

Мне больно видеть, как душа

шаг делает ко мне навстречу

и отступает целых два.

Ты часто ходишь к нашей бухте,

стоишь подолгу у воды,

всегда одна на перепутье

той окуджавовской любви.

Мы все к судьбе такой причастны,

и мысль шальная бьётся вновь,

Коль счастье есть, то есть опасность

исчезновения шагов.

Осень жизни

Уже не страшит меня осень

Той жизни, что мной прожита,

Она всё ненужное бросит

Листвою под комель ствола.

Возьмёт обветшалые чувства,

Успех, и над кем-нибудь власть,

И странную радость искусства

Словами людей искушать.

Кому-то завидовать белой

Иль чёрной, терзая себя,

Срывать некий плод недозрелый,

Боясь, что сорвут до тебя.

Уж поздно отстаивать правду,

Никто так и не отстоял

И даже простую надежду

На это давно потерял.

Спокойно приди без занозы,

Без поиска смысла, любви,

Такой что её передоза

Не даст дотянуть до весны.

Оставь мне восторг созерцанья,

Шедевров несметную рать,

Природных красот мирозданья,

Способных ещё восхищать.

А если проявишь ты щедрость,

То женщина рядом со мной

Пусть эту безлистную нежность

Разделит с моей наготой.

Лист из сада

Я стоял спиной к пейзажу

У открытого окна,

Подошла, прижалась сразу,

Как умеешь ты одна.

Ветер в комнату ворвался,

Помню, праздник был Покров,

Лист влетел и распластался

На полу ни жив ни мёртв.

Он и сам не понял, где он,

Зелень с жёлтым пополам,

Счастьем лета был овеян,

Но умчался жизни гам.

Сердце сжалось от печали,

Но какие наши дни…

Между грустью и отчаяньем

Светят всполохи любви.

Слово нежное на ухо

Тихо прошептал тебе,

Из последних сил на брюхе

Лист смущённо полз к ноге.

Этот прелый запах сада,

Как попытка нам сказать,

Что с любовью чьей-то рядом

Ему легче умирать.

Бедный лист, как бедный Йорик,

Просьбой не обременил –

«Упокой меня в Шекспире

Средь страниц, что сам любил».

Осень

Бессмертия у смерти не прошу.

И. Бродский

В жизни главное – жизнь, как ни странно.

Прожил день, и его не вернёшь,

Как и осени жёлтое пламя,

По которому лесом идёшь.

И ты мечешь его ногою,

Иллюзорный вздымая жар,

Потому что стало судьбою

То, что было всего лишь дар.

Паутинные нити так тонки,

И так звонки в биенье сердца,

И смотрю я глазами ребёнка

В твои серого цвета глаза.

В них осенние нотки унынья

И какой-то рассеянный свет,

Не ищу никакого сравненья,

Для сравненья желания нет.

«Не прошу я у смерти бессмертия»,

И у жизни годов не прошу,

Мне бы знать, на пороге безвременья,

Что опять заглянуть в них смогу.

Осень жизни ещё не растрачена,

Осень года – всегда благодать,

Мне последняя встреча назначена,

Я боюсь на неё опоздать.

В вагоне

Им выпало сидеть в вагоне

Друг против друга у стола,

Молчали глупо и смущённо

Старались не смотреть в глаза.

«Лет пятьдесят, – она решила. –

И почему-то нет кольца»,

А он подумал: «Сохранила

Ту живость юного лица».

Разговорились, как обычно,

Чернела ночь, был длинный путь,

Мелькнуло: «Он харизматичен»,

А он подумал: «Не уснуть».

При свете дня успел заметить

Миндалевидность её глаз,

И синеву, и бесконечность,

Нервозность рук, неловкость фраз.

И, до утра проговоривши,

Он вдруг увидел свой перрон,

Мгновенно встал, едва простившись,

И из вагона вышел вон.

Потом тонул, как клён опавший,

В прозрачной этой синеве

И, вспоминая день вчерашний,

Опять казался сам себе

Листом пожухлым, одичавшим,

Лежащим в стынущей воде.

А ведь, казалось бы, так просто

Спросить: «Могу вас проводить?» –

Услышать «да», стать выше ростом

И над вагоном воспарить.

Конец лета

Сегодня стук яблок о землю

И голос летящей пчелы,

А завтра опять понедельник,

А ты, о чём думаешь ты?

Уж гроздья висят винограда

И ночи пьяны до зари,

Но запахов этих мне мало,

Мне важно, что думаешь ты!

И солнце не жжёт, а ласкает,

И в Волгу уже не зайти,

И лето конец обещает,

А что обещаешь мне ты?

Мы только частицы вселенной,

Элементарнее нет,

Но странный, любовный, нетленный,

В ней видится крошечный след.

Чем меньше осталось от лета,

Тем глубже мерцающий взгляд,

И больше не жду я ответа,

Я знаю – мы думаем в такт.