Счастлива тем, что прочла несколько книг, где значилось: «Перевод… Андрея Родосского». Это и «Память изгнания» Максимино Качейро Варелы (перевод с галисийского, 1997), и «Палая листва» Асуньсон Форкады (с каталанского, 2001), и «Голоса мира» (сборник переводов с латинского, английского, норвежского, французского, итальянского, испанского, португальского, румынского, сербского языков, 2013). И другие…
Сейчас передо мной великолепные переводы с португальского. Красиво и точно названа эта книга – «Португальское море». Поистине море, наполненное сокровищами мысли, чувства, вдохновения, печали и восторга, любви, высшего понимания и невозможности понять, радости творчества, искренности и затаённости, намёков, – вот что такое эта книга! Чтение её, несомненно, доставит любителю гибкости и проникновенности поэтического слова истинное наслаждение. Не раз замрёт сердце – ах, как точно, как искромётно передано живое чувство поэта! Не владея португальским, всё же, я думаю, можно ярко почувствовать особенности португальского национального характера и высокую свободу выразительности, несомненно, благодаря невероятной гибкости вдохновенного кудесника перевода – Андрея Владимировича Родосского.
Наверное, искренне любящий своё дело переводчик должен хранить в себе ребёнка, могущего одушевить снег и ветер, с радостью становящегося морем, тучей, другим человеком, сказочным существом или соседским котёнком, отмечающего мельчайшие, такие важные в искусстве детали окружающего мироустройства, но и умеющего замечать большое и малое, дабы совершить открытие, достойное наивысшего удивления.
Роль переводчика велика в истории мировой культуры. Кто бы ни говорил о желаемой незаметности переводчика, на практике это неисполнимо. И речь идёт лишь о качестве слова, этом высшем мериле литературного творчества. Тогда переводчик словно бы усиливает поэта – ведь он перевёл его через границу непонимания человеком другой языковой культуры. Читая переводы Андрея Родосского, я всегда думаю: какой замечательный (португальский, испанский, галисийский, каталонский) поэт, не улучшил ли его мой дорогой друг, сам прекрасный русский поэт? Желая ли того, не желая? А может, просто он не умеет чувствовать наполовину, может, горячность души не позволяет не проникнуться? Вот отсюда и мысли о сохранённой детскости восприятия. И это несмотря на не самую простую человеческую и творческую судьбу. Ведь изучение многих языков требует высочайшего трудолюбия, постоянного интеллектуального перенапряжения, даже лишения многих вещей. Особенно если совершенствование этого знания происходит на фоне активной преподавательской деятельности и не самого благоволящего к литературе времени «эпохи перемен».
Но, по слову Роберта Рождественского, «время движется мастерами и надеется на мастеров», даже если не относится к ним бережно и с любовью.
Хочется привести небольшой отрывок из стихотворения «Поэтам» Мигела Торги (1907– 1995):
Мы без усилья
Расправить можем
Прозрачные крылья,
А перед смертью их сложим,
Но взлететь – достанет
У каждого силы:
Конечно, восстанет
Поэт из могилы!
Ведь если зерно прорастёт,
Урожай оно даст сам-сот!
Это стихотворение в плюс к оценке переводческого труда – ведь зерно, зёрна истинной поэзии прорастают не только на родной почве, и какой урожай может дать знакомство читателя с творчеством иноплеменника, мы знаем по влиянию, например, гениального португальского поэта Камоэнса на Пушкина и по многим другим примерам.
Читаю переводы и думаю, какая высокая Поэзия в Португалии. И тут же ловлю себя на мысли, что если бы португалец смог с той же степенью проникновенности перевести русские стихи, наши поэты тоже были бы хороши… для португальцев.