Константин Кеворкян – давний автор «ЛГ», журналист, писатель, выпускник Литературного института им. А.М. Горького. В 2014 году был вынужден уехать из своего родного Харькова в Севастополь, стал политическим эмигрантом, включён, кажется, во все санкционные списки украинского режима. Не так давно переехал в Москву работать в агентстве «Украина.ру». Вот его ощущения «понаехавшего», детали, подмеченные острым взглядом литератора.
* Оказалось, в Москве очень живое, изменчивое небо. Не бездонное южное, не насупленное северное, а именно подвижное, вертлявое.
Каких только облаков я не наблюдал из окна моей новой комнаты. Облачка слоями, обрывками, ватными шарами, переливисто-многоцветные, адски-чёрные с солнечной окантовкой, сочетания всего вышеперечисленного при закатах и восходах и бесконечную смену их на протяжении дня…
* Сегодня облака серые и как бы идущие на взлёт. Словно сотни заводских труб задымили одновременно и клубы тёмных слоёв протянулись за окном. И тусклой надеждой сквозь серое многослойное небо пробивается солнце.
* Из пасти метрополитена изливается толпа по-северному белых, смертельно бледных людей. А навстречу я – такой загорелый, с остатками крымской неги на лице. Похоже, они меня подсознательно ненавидят.
* Захотелось попить. Присев на скамейку на станции метро, вскрыл бутылку – и тёплая газировка струёй ударила в лицо, пролилась на рубашку, залила штаны.
В столичном метрополитене в вагоне топчется смущённый человек в неприлично мокрых штанах, и никому до него нет дела. Здесь никого и ничем не удивишь.
* Город безнадёжно уставших мужчин и чрезвычайно напряжённых женщин. Женщин – миллионы, и внутривидовая конкуренция высочайшая. Принцев мало, молодые лейтенанты сомнительны, а солидные мужчины значительно старше девичьих родителей.
Не выходя из образа высококачественной стервы, дамы смотрят в глаза тревожно и пытливо. По взгляду можно прочесть всю их предысторию.
* Быть может, разнообразием облаков обусловлен капризный характер столицы, где каждый может вознестись к своему персональному облачку. Потому аборигены осатанело самореализовываются – мужчины-функции, женщины-алгоритмы.
* В советских фильмах, изображавших «капиталистическую жизнь» (или, напротив, «крутость» жизни в СССР), герои в автомобилях старательно проезжали тоннели. Лица главных героев мелькают в полумраке, за окном расплывчатые блики, и тоннели неподалёку от студии – по Садовому кольцу...
В салоне такси давал комментарий для новостей – когда мы заехали в автомобильный тоннель. Вечером на экране увидел себя в солидном тоннельном полумраке, и за окном по-киношному мельтешили пятна света…
Провинциал во дворянстве.
* …Кассирша смотрела на меня с нескрываемым отвращением: набор покупок являл банку тушёной косули, хрен и бутыль вермута.
И я такой поджарый, лохматый и модный. Хрен да кеды.
* Этот город не может сожрать всё, что в него свозят ежедневно, хотя жадно всасывает еду миллионами жадных ртов. Как результат – тонны тихо пропадающих продуктов на полках магазинов.
Теперь понятно, почему местные столь внимательно смотрят на сроки годности. Однако это никак не объясняет, почему здоровенные бородатые мужики берут на завтрак молочную кашу.
* Всё и вся бьётся электрическим током. Мелкие электроуколы подстерегают повсюду, иногда даже сопровождаются синеватыми вспышками. В полной мере понял смысл словосочетания «между нами пробежала искра». Процесс не любовный и не слишком приятный.
* Дефицитные солнечные лучи сплели полупрозрачную занавеску, а за ней бесконечные московские человейники. В каждом окне – по человеку, по любви, по трагедии. Двадцать миллионов человек, а выпить не с кем.
* Провинциал в Москве распознаётся не фасоном одежды, но громкостью разговора. Рядовые горожане стараются лишний раз не шуметь – провинциал же громогласен и создаёт вокруг себя много шума. Самоутверждается.
* Ежели человек не сливает за собой в туалете, то подразумевает, что санитарное действо обязаны осуществлять за него другие – ницшеанец-тихушник. Столкнулся с таким, выскользнувшим из кабинки в предательской безводной тишине, – тощий, со следами ущербности на лице и во всём внешнем виде.
Раскольников эпохи постмодерна.
* Рано или поздно в общественном санузле москвича обязательно настигнет женщина азиатской наружности. И, похоже, одна и та же.
* Зачисленного в москвичи быстро охватывает чувство хозяина города. Турист мчится сквозь недолгое предоставленное ему время, а москвич имеет возможность наслаждаться прекрасным, затаившимся в сотнях переулочков. И хотя ничего из окружающего великолепия ему не принадлежит, этот самообман ему приятен.
* В метро все едут, уткнувшись в телефоны. Я телефон никогда не читаю – я создаю то, что они читают в телефонах.
* В метро ты часть массы, влекомой чужим расписанием, вот в авто – самостоятельный участник дорожного движения.
Многих наших погубило это заблуждение.
* Будничные поездки на работу по Бульварному кольцу приносят удовлетворение. И пробки научился объезжать по переулкам, и не гнаться за лишними пятью минутами, прорываясь по Садовому. И, стоя в заторе у Покровских ворот, думаешь – а может, всё не так уж и плохо?
* Секрет автомобильного движения по Садовому кольцу прост: держись своего ряда – и чёрт с ними, со всякими съездами. Кружи вместе со всеми да радуйся жизни. Многие так и живут.
* Голубь на голове Карла Маркса напротив Большого театра, кажется, был там всегда. То ли гнездо свил в каменной шевелюре, то ли это единственное спокойное место во всей Москве. Впрочем, одно не исключает другого.
* Мужчина орёт в телефонную трубку:
– Ваш президент – карликовый еврей, вами командуют пиндосы, вы пашете на польских плантациях, ваши бабы заполнили публичные дома всей Европы! Зато вы воюете с людьми одной с вами веры и языка! Дебилы, б…!
* До сих пор под впечатлением убийства Даши Дугиной. То, что она дочь знаменитого отца, я узнал лишь после её смерти. В студии она ничем подобным не кичилась, а я ещё удивлялся – кто такая Дарья Платонова?
Круглолицая, курносая, улыбчивая – типаж, в который я влюблялся всю жизнь. Потому и ощущение, что убили близкую и любимую.
* Бегство нашей армии от Харькова, а Москва веселится – на улицах празднуют День города. Тысячи наших людей будут убиты и замучены в самое ближайшее время, а вокруг грохот разухабистых оркестров. «Не пропадать же куриным котлетам де-воляй».
* В Херсоне в результате украинского ракетного удара погиб Алексей Журавко – несмотря на свою тяжелейшую инвалидность, человек неиссякаемого оптимизма. Вчера списывались, сегодня его уже нет.
* Внезапно в Киеве умерла старшая сестра. Смотрю в окно, бутылка вина на столе, и нет никого в семье старше меня. Безнадёжно старшего, а значит – следующего.
* Приснилась сестра.
– Так ты жива? – спрашиваю.
– Я не мертва, – отвечает.
Проснулся и не смог не закурить.
* Всё меньше носителей совместных тайн. Постепенно остаёшься с грузом никому не нужных воспоминаний, слов и подробностей.
* С возрастом обретается память пальцев, тонкость тактильного восприятия мира. Вспоминаешь кончиками пальцев, казалось бы, забытые вещи – папин магнитофон, усилие для нажатия его клавиш, хранившаяся у мамы екатерининская рюмка с выгравированным на стекле двуглавым орлом, подростковая нежность кожи первой возлюбленной…
Какие удивительные воспоминания хранятся на кончиках пальцев!
* В Харькове арестован художник, автор герба области. Был с ним знаком, и даже эскиз герба, по которому его консультировал, хранился у меня дома с дарственной надписью. Теперь старый знакомец арестован.
Уповаю, что временно выпал из жизни, а не ушел из неё навсегда – как убитый в Киеве знакомый писатель.
* На горизонте вертикальное облако. Словно дым от взрыва ракеты в изолгавшемся Киеве или каждодневно убиваемом Донецке.
* Всю жизнь любил Питер. Вчера приехал – и вдруг охватило ощущение склепа. За четыре десятка лет в городе ничего не изменилось. Кладбище проевропейских иллюзий – они до сих пор мнят себя окном в «просвещённую Европу». Уезжал из этого пригорода Хельсинки без сожаления.
* Суздаль, изгиб реки, церкви. Даже лёгкая слеза набежала – то ли от красоты, то ли настойки на свеженьком огурце.
* Зима. Солнца нет неделями. Впрочем, ударило минус 25, и всё предыдущее показалось курортом. В минус 5 хожу нараспашку, и мне уже тепло. К любой мерзости привыкает человек.
* Москва слезам не верит, а соплям не сочувствует.
Мой рецепт лечения от простуды прост: берётся пармская ветчина, камамбер, свежая груша – и всё это под бутылку тёплого гранатового вина. После употребления хорошо выспаться. В случае необходимости повторить. Впрочем, камамбер и ветчина необязательны.
Как и груша.
* Всё-таки удивительные небеса в этом городе – многослойные, прозрачные, святые...
Здесь легко уверовать в Царство Небесное. Надо только отвести глаза от надоевшего монитора и дать глазам отдохнуть – глядя наверх.
2022–2023