Сергей Филатов,
писатель, президент Фонда социально-экономических и
интеллектуальных программ, с января 1993 года по январь
1996 года – руководитель администрации президента РФ
Событиям 1993 года уделяется сейчас большое внимание. Журналисты задают вопросы, акцент делают на расстреле Белого дома. Это кульминационный момент, трагическая часть отрезка истории. Но очень важно посмотреть на истоки, а это начало 1992 года, когда были предприняты исторические реформы, ныне по-разному воспринимаемые, в основном негативно.
Когда движение на реформирование общества набрало силу, – несмотря на то, что позиции были согласованы Ельциным и Хасбулатовым, а я был на той встрече, – уже первый месяц 1992 года чётко выявил противодействие Верховного совета, его руководства всему комплексу реформ, которые вёл Гайдар.
13 января, насколько помню, Хасбулатов, находясь в Рязанской области, резко обрушился на реформы и на тех, кто их затеял и проводил. С того момента не проходило ни дня без нападок Верховного совета. Постоянно делались попытки Гайдара снять, а «противонародные реформы» остановить.
VI съезд народных депутатов выявил это особо ярко – там дали отрицательную оценку реформам, а на VII съезде депутатам удалось снять Гайдара с поста и.о. председателя правительства и на его место поставить Черномырдина.
Затем последовала атака на президента. VIII и IX съезды пытались объявить ему импичмент. На IX не хватило всего 65 голосов, чтобы этого достичь.
Велась большая работа, направленная на уничтожение реформ, которые проводил Ельцин со всей командой.
Естественно, нас не могло не волновать, будет ли у страны самостоятельность в проведении реформ. Волновало и то, как долго будет сохраняться монополия на власть, которая по действовавшей тогда Конституции была у законодателей. Они могли всё. Могли провести референдум, объявить импичмент президенту, отправить правительство в отставку. Президент ничего подобного и близко предпринять не мог.
Не исключаю, даже уверен, многое нами делалось не так, как ждало общество, люди, как нужно было бизнесу, предпринимателям при выходе из тупика советизма. Что-то прискорбно нарушалось, например, в сфере сельского хозяйства.
Но время предъявляло свои условия.
Тогда, в тот момент, шла борьба между нами и Верховным советом за саму возможность обратиться к людям и получить от них ясное представление об их отношении к тому, что происходит в руководстве Российской Федерации и куда двигаться дальше. Было очевидно, что расстановка политических сил на съездах народных депутатов, в Верховном совете, представлявших по идее народ, резко отличалась от того, что реально происходило в нём самом и в его жизни. На апрельском референдуме 1993 года под вопросами «да–да–нет–да» – кто бы и как к нему ни относился – было подтверждено, что тяжёлые реформы Гайдара всё-таки нужны, а досрочное переизбрание президента – нет. При этом люди высказались за переизбрание Верховного совета.
Убеждён: если бы тогда Верховный совет и съезд народных депутатов переизбрали, не было бы трагедии, которая случилась в октябре 1993 года.
Это очень принципиально.
Странно повёл себя Конституционный суд (КС). Он предписал считать итоги референдума юридически не состоятельными – надо рассматривать лишь как опрос общественного мнения.
Под влиянием всех обстоятельств и с учётом решения КС мы посчитали необходимым сосредоточить силы на выработке проекта новой Конституции. Понимали: будут огромные трудности, поскольку одобрить её мог только съезд народных депутатов. Даже на новый референдум с нашими силами было в то время выйти невозможно.
12 июля проект нового Основного закона одобрило Конституционное совещание. Тут же противоборство Верховного совета возобновилось. Всё лето шла подготовка к съезду народных депутатов, нарастали нападки на исполнительную власть и президента. Было понятно: к съезду нардепов противники реформ подойдут с новыми материалами, чтобы добиться импичмента Ельцину. А главное – они готовы принять другие решения, которые ограничили бы возможности исполнительной власти.
Если объективно посмотреть на ситуацию с позиции сторонников продолжения дела, которое вели Ельцин, Гайдар и Черномырдин по коренному реформированию страны, всех её сфер во имя улучшения жизни миллионов людей (пусть ценой испытаний) и окончательного отказа от сковывавших развитие страны тяжелейших оков, то в той ситуации следовало полностью и во что бы то ни стало останавливать разворачивавшийся процесс реванша.
Иными словами, нельзя было допустить возврата к советизму в его худших проявлениях. В этой обстановке ничего другого, кроме роспуска Верховного совета и съезда народных депутатов, не было возможности предпринять.
Хочу сказать: Конституционный суд РФ и в этот момент нарушил закон и собственный регламент. Поэтому президенту не оставалось ничего иного, как подписать Указ о роспуске КС. Из-за того, что Зорькин (председатель КС РФ тогда и теперь. – Ред.) по собственному заявлению ушёл в отставку, указ не был обнародован и стал дожидаться часа, когда КС вновь приступит к работе уже при новом государственном устройстве.
Но вернёмся к самому жёсткому противостоянию.
И тогда, и теперь для меня очевидно: может быть, перекос был в том, что танки стреляли по парламенту, и это происходило на глазах у людей в мирном городе. Да, перекос наверняка был. Но надо осознавать: все мы воспитывались в Советском Союзе, наш менталитет был тогда таков: первое ответное действие – простое: браться за оружие или предпринимать какие-то другие силовые действия по уничтожению противника. К сожалению, это сыграло свою роль. И мы, и общество ещё не были готовы делать всё в рамках переговорного процесса.
Хотя мы ведь предприняли попытку провести переговоры с Белым домом в Свято-Даниловом монастыре при участии патриарха Алексия II, но у нас ничего не получилось. Представители Верховного совета, которые приехали во второй день заседания, повели себя очень агрессивно. Ни о каком продолжении переговоров или о мирном решении проблем уже просто не могло быть речи. При этом мы пошли на серьёзные уступки. Сняли колючую проволоку вокруг Белого дома, освободили его от охранного оцепления, дали воду, свет – всё ради того, чтобы оттуда убрали оружие. Вместе с депутатами там были и баркашовцы, и приднестровцы, и тереховцы, и другие «люди с ружьями» – те, кто уже вдохнул пороху. А это очень серьёзно. Когда человек стрелял, убивал, ему ничего не стоит применить снова силу и оружие.
В одну из ночей у меня была встреча с послом США Пиккерингом, который спрашивал: «Господин Филатов, мы знаем, какое оружие у них имеется на торце Белого дома и направлено в сторону мэрии Москвы (рядом располагалось здание посольства США. – Ред.) и гостиницы «Мир» (там располагалось командование войсками и ОМОНом. – Ред.). Посоветуйте, что нам делать? Женщин и детей вывезти или спрятать в подвале?»
Иными словами, озабочены были все, а отнюдь не только американцы, и дело совсем не в них. Положение было таким, что было не ясно, как всё обернётся и какова будет цена.
Когда произошёл прорыв из Белого дома и у мэрии стали избивать омоновцев и всех тех, кто пришёл поддержать президентские части, когда начались стычки и стрельба в «Останкино», стало абсолютно ясно: очаг мятежа в Москве надо гасить. Если к утру не удастся, всё может иметь непредсказуемые последствия.
Борис Николаевич не согласовывал свой Указ № 1400 ни с командующими округами, ни с регионами. Это для всех стало как снег на голову. И конечно, те силы, которые были противниками всего, что делал президент, вознамерились взять реванш, и пошли на это 3 и 4 октября. Поэтому у меня никаких сомнений нет в том, что иначе поступить президенту было невозможно.
Единственное, о чём сожалею, так это о том, что события 1991 и 1993 годов не нашли отражения в судебных решениях. В таких судьбоносных вопросах необходимо, чтобы именно суд ставил точку.
Дискуссии шли, идут, будут продолжаться. И при написании полной истории тех событий обязательно будут отражены две точки зрения. Одна – президентская. А вторая, если так можно сказать, – правовая.
На самом деле президент нарушил Конституцию – никаких сомнений нет. Но вспоминаю, как я был на Кубе в тот момент, когда произошли события 1968 года в Чехословакии. Фидель Кастро, выступая на пленуме ЦК компартии, прямо сказал: то, что сделал Советский Союз в Чехословакии – это не конституционно и с точки зрения закона неправильно, но с точки зрения политической – правомерно. Почему? Да, потому что Советский Союз защищал интересы своей социалистической системы.
Ельцин тоже с точки зрения закона – не прав, но по сути развития государства и сложившейся ситуации поступил абсолютно правильно. Но важно, чтобы подобное больше не повторялось. ′