Родился в 1954 году на Днепропетровщине в семье бывшего узника трёх концлагерей (в том числе Бухенвальда).
Окончил филфак КГУ имени Т.Г. Шевченко. Автор 19 книг, среди которых «Пир во время Кучмы», «Евангелие от тюрьмы», сборник избранного «СНГений», «Кириллицы киевских улиц». Стихи переводились на английский, польский, латышский, грузинский и другие языки. Лауреат премий «Коронация слова», имени А.П. Чехова, имени М. Волошина, Бориса Нечерды. Поэма-клип «Ночной разговор с Европой», переведённая в Лондоне на английский, готовится к выходу книгой-билингвой. Работает заместителем главного редактора газеты «Літературна Україна», член НСПУ.
КИЕВ
* * *
Родина – терпимости мой дом,
что ж тебя всё меньше узнают?
Разве все мы на тебя плюём –
кем же так оплёван твой уют?
Чирей на груди твоей жесток
возле синей жилочки Днепра.
Я неважный знахарь и знаток:
как же нам лечить тебя, сестра?
Что же, девка, сделать для тебя,
чтобы хоть привстала ты с колен?
Сутенёр твой – истинная тля.
Я же с плеч твоих сдуваю тлен.
Есть ли нам, о чём поговорить?
Не прошу любви уже – Бог с ней!
Удружи уменьем отравить
или изрубить меня во сне –
чтоб не больно…
ПРОЗА ЖИЗНИ ОТЦА
(глазами пятилетнего)
В одном селе полицаи
отца моего порицали:
не то чтоб видели агитатором,
поскольку домра его звучала,
как альт,
но отправили остарбайтером,
а вышло, что – в Бухенвальд.
Поскольку (по взрослой версии)
на заводе германском он сколотил
группу
и сотворил две диверсии,
чтоб навредить какому-то Гитлеру
или Крупу.
Отец вернулся – освободили,
чтоб я родился, – американцы.
Все дамы с бати глаз не сводили,
а мама ликом взяла и танцем!
А я в пять лет – Девятого мая
спросил отца при всех на параде:
что ж орденов он не надевает,
как другие учителя и родные дяди?
И тихонько отец, не нарушив уюта,
прошептал то, что я лишь после
пойму:
«За Бухенвальд орденов не дают! А...
А ты о том – вообще никому...»
Так я в пять лет побыл полицаем –
никем за это не порицаем…
И нет отца уже – за оградой…
Даст Бог, хоть внуки ему –
наградой!..
НА ПРИИСКАХ
В потёмках стоял человек вдалеке,
слегка наклонённый, казалось, к реке.
Спросил я: «Что ищешь
в прибрежном песке,
помочь ли, что ищешь?»
А он зарядил мне словами в висок
так, будто под нами различный
песок:
– Да, нет – я на приисках неба,
где всякая помощь нелепа…
Не сразу поймёшь: дурака ли валял,
звезды отраженье рекой поверял,
а может быть, звёздами – реку?
Престранный старатель, но всё ж
не нахал:
раз помощь отверг и не ищет похвал,
не надо мешать человеку!
20 ЛЕТ НАВСТРЕЧУ
Н.Л.
Ждала меня женщина 20 лет,
будто Аполлон я или атлет –
исчезали страны, менялась власть,
ждала меня женщина – заждалась.
Отогнав охотников и ворон –
после двух родительских похорон –
ждала меня женщина – дождалась:
нежная жень-шеньщина, твоя
власть!
ВДОГОНКУ ЗА ЛЕТОМ
Алексею Зараховичу
Дай, кассирша, четыре билета –
если трое других не придут,
сам уеду на краешек лета –
видеть солнца бесхитростный труд.
Проводник, не сели мне случайных
заполнителей смысла в купе:
сам себе и стакан я, и чайник,
и учитель, как боли терпеть
и любить этот промельк
пространства,
чтоб и сердце стучало, как встарь –
как любил государь государство,
и как поп – свой алтарь!
Если троица та не отстала,
а скорей по пути меня ждёт –
я пойму: по свече в три накала
я умею читать этот код.
СТОРОЖ
Разве я сторож брату моему?
Ветхий Завет
Шагами вымокшую тьму
прошив по улочкам горбатым,
я вдруг пойму: я сторож брату,
я сторож брату моему,
который княжит надо мной,
каштанами давая плату,
мой первородный брат родной!..
Я запоздалый сторож брату:
он старше библий на Руси
и сам, как Библия живая,
где Днепр, как рана ножевая,
струится память оросить.
Я за него не умирал,
а он за нас горел и падал,
и тыщи душ своих терял,
и правды прах он в землю прятал.
Не потому ль росли холмы,
где нимбы фонарей в сиянье
нас допускают к покаянью,
пока, прохожий, живы мы?