На задворках Вселенной

* * *

В мутном сумраке серых времён,

не сгибая пред кем-то колена,

ослеплённый Любовью – темно, –

я живу на задворках Вселенной.

А внизу, где-то там, на задах,

перед Небом стоят без охраны

возведённые в Божеский страх

архирелигиозные храмы.

Бог простит неразумных детей

за невольное тут лицедейство

в виде Бога иль белых церквей,

или Сына святого семейства.

Ибо нету святее, чем миг,

что являет собой беглый импульс,

что у Бога в мозгу он возник,

Жизнью названный без святонимба.

Для любви. Для свободы. И так –

как молитва, как солнце, как вечность.

Остальное – зеро, пустота,

облечённая в бледную млечность...

* * *

Время есть в начале лета,

словно космоса дыра:

ты – не здесь, не знаешь – где ты,

тем не менее – ты рад,

что какой-то шёпот гулкий

в майских сумерках плывёт,

словно эхо в переулках,

через толщу тёплых вод,

и застыла мысль в коробке

черепной, как в янтаре

жук заснул, печально-робкий,

на вселенском алтаре.

* * *

Как бы ни был ты целован

жизнью, явится Гонец

на коне седоголовом,

притащив с собой Конец, –

и погаснут очертанья

близких, милых, дней атлас, перед тем исполнив танец

конвульсивный – в нерве глаз;

и умолкнут звуки музык

голосов и сфер небес,

перед тем промчится юзом

в ухе тремоло-оркестр;

и застынет мыслей стрежень

в безупречном черепке,

перед тем блеснув в крутейшем

синапсическом пикé...

А пока что ты в фаворе

у судьбы, и тот Гонец

в пешем виде и без шпоры –

на златом лети коне!

Ода дереву вяз

Прекрасны пальмы юга,

но я душой увяз

в звучащий Баха фугой

ветвями древний вяз.

Я в детстве забирался

на пик его ствола;

от мира запирался,

мечты раскрыв крыла.

Летел я в поднебесье,

а может – в небеса,

где Сирин пел мне песню,

небесный славя сад,

где сам, немой, душою

пытался подпевать,

той птице подражая...

Но как тому бывать,

когда ты человека

лишь семени экстаз?..

А вяз стоит от века.

Стоять он будет – вяз.

Дождливое настроение

Снова «Вальс дождя» Шопена

вдоль по коже гонит стужу,

заключая в плен согбенно

душу шёпотом, – я трушу

не природы слёз небесных,

не сплошного неуюта

и промозглости окрестной,

не тоски по пальмам юга, –

трушу я, как лето – снега,

тень, бесспорно, трусит солнца,

трусит бурь безумных нега,

полный верх – пустого донца,

так меня Шопена гений

оторопью пробирает

до глубин благоговений,

что острее чувства рая,

что острее чувства ада…

Инородец в жизни бренной,

жизни с глупою бравадой, –

этот «Вальс дождя» Шопена.

«Безумный» экспромт

А печаль продолжается вечно,

как промолвил однажды Ван Гог,

пылкой пуле кидаясь навстречу,

когда вдруг от толпы занемог, –

были сумрачны зорьки июля,

лишь подсолнухи, копии солнц,

улыбались сквозь слёзы, ссутулясь,

продолжая досматривать сон

про мужчину, который с палитрой

проходил между ними, как Бог,

наклонялся и щурился хитро,

и казалось, что нету забот

вот у этого рыжего дяди,

что в помятом пальто нараспах

и в истоптанных ботах, во взгляде –

одержимость, призыв, ворожба…

Кстати, он умирал – а не умер:

укатил его к смерти вагон

без него – потому что безумен –

с точки зренья безумных – Ван Гог...