Ушедший год подтвердил, что проблемы, связанные с самым настоящим нашествием мигрантов из южных стран, приобретают всё более острый характер. А пути их решения так и не найдены.
Последствия происходящего для российского общества, нашей культуры, похоже, никто не собирается обсуждать. А ведь результат столкновения не просто культур, а миров, пугающе не похожих, может обернуться непредсказуемым... Тем более что сегодня это столкновение носит общемировой характер. И выбирая свой путь, ни одна из сторон, втянутых в конфликт, жалеть Россию не будет. Нам надо искать свой путь.
На вопросы корреспондента «ЛГ» отвечает заместитель генерального директора Центра научной политической мысли и идеологии, доктор исторических наук, профессор Вардан БАГДАСАРЯН. Наш гость – автор нескольких десятков книг и научных статей.
– Давайте начнём с положения России в сегодняшнем мире...
– В период существования СССР конкурировали две системы – западноцентричная и советскоцентричная. Наша система была самодостаточной. Однако позднесоветская элита от неё отказалась, решив вписаться в систему Запада. Наивно полагалось, что мы будем допущены в центр западной системы, на её верхний этаж. Но Россию там никто не ждал, и вхождения её в центр, естественно, не произошло.
Западная система имеет свой центр, полупериферию и периферию. Полупериферия – это те страны, которые обеспечивают центр продовольствием, сырьём, служат индустриальным сборочным цехом. К последней группе относятся такие страны, как Китай, Индия, «азиатские индустриальные тигры». России пока отведено место в кластере сырьевой полупериферии. Но такой её статус предполагает сброс многих иных ниш, связанных с прежним положением, – передовой науки, образования, культуры, военного комплекса.
Россия, отказавшись от своей системы, пытается вписаться в глобальный мир. Глобализация, помимо перемещения технологий и изобретений, предполагает перемещение капиталов и людских ресурсов. Сегодня капиталы движутся с Запада на Восток. Туда перемещено индустриальное производство. Оно сегодня там, где дешёвые рабочие руки. Россия, как потенциальная зона инвестирования, не может составить конкуренции другим странам. Среда российского развития требует дополнительных издержек, неоправданных для мирового бизнеса. Поэтому иностранный капитал к нам не идёт и вряд ли придёт в будущем. Мы существуем сегодня, главным образом, за счёт советского наследия, а также продажи нефти и газа. Как только эти ресурсы иссякнут, наступят очень суровые времена.
– Капитал к нам не идёт, зато людской поток в страну нарастает. Масла в огонь подливают либералы и подконтрольные им СМИ, обвиняя протестующих против завоза миллионов мигрантов в ксенофобии.
– В отношении мигрантов существуют разные позиции. На одном полюсе находятся либералы. Их позиция сводится к тому, что никакого государственного регулирования в сфере миграции быть не должно. Другой полюс – радикально националистический. Данный подход предполагает преференции для одних групп населения и ограничения для других.
Эти полюса, о чём у нас почти не говорят, не столь далеки друг от друга, как кажется. Парадигма-то одна и та же. Либерализм предполагает конкурентную борьбу индивидуумов. В ней побеждает успешный. Национализм переносит борьбу на уровень групп и народов. Какой народ её выиграл, тот на верхнем этаже многоэтажного здания человеческого общежительства. Проигравший народ – на нижнем этаже.
СМИ в вопросе о мигрантах создают искусственную развилку между либерализмом и радикальным национализмом. На деле ограничение поля выбора этой развилкой представляет стратегическую ловушку. Нас усиленно подталкивают к ней, ничего не говоря о третьем пути. Им и шла исторически Россия.
Условно этот путь обозначим как «российско-советский проект». Он связан с выдвижением больших цивилизационных идентичностей. Можно было быть представителем любого этноса, но принадлежать к сверхобщности советской системы. С упразднением маркера «советские» новой версии цивилизационной идентичности центром российской цивилизации не предложено. Отсюда, как следствие: во-первых, потеря легитимности центра и цивилизационнообразующего народа в восприятии периферии. Во-вторых, конфликт не объединённых общей цивилизационной идеей народов. В-третьих, потеря для периферии оснований её российской ориентированности.
Статус центра системы обязывает нести и соответствующую интеграционалистскую нагрузку. В раннее советское время даже формула Карла Маркса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» была скорректирована и звучала не по-марксистски: «Пролетарии всех стран и угнетённые народы мира, соединяйтесь!» Советская Россия позиционировалась как заступник угнетённых народов, призывая к их освобождению. А это принципиально иная постановка вопроса.
– Существует точка зрения, что русский национализм смертельно опасен для страны, поскольку может привести к её распаду.
– Термин «национализм» у нас используется к месту и не к месту. Первоначально надо определиться с тем, какой смысл в него вкладывается. Национализм происходит от термина «нация», а он имеет множество трактовок. Поэтому перед тем как говорить о национализме, надо договориться о том, что под ним подразумевается. Есть трактовка французской школы, согласно которой нация – все граждане страны. При такой трактовке национализм никаких угроз не содержит. Немецкая школа определяла нацию как культурную общность. Если рассуждать в этом ключе, то речь должна идти об ориентации на русскую культуру, на русскую цивилизационную идентичность. И в этом случае угроз тоже нет. Русская культура – та самая скрепа, тот фундамент, на которой может выстраиваться вся многоэтничность России. Такой национализм выполняет цивилизационнообразующую функцию.
Но есть и третья трактовка. Согласно ей нация определяется по крови. Если национализм свести к крови, к расовому происхождению, то такой национализм содержит в себе реальные угрозы. В России намешано много кровей и любые попытки разделения по крови чреваты обвалом всей системы.
– Нынешний миграционный поток только обостряет социальные проблемы. В Москву не от хорошей жизни в поисках работы едут люди со всех областей европейской России. Далеко не всем удаётся найти работу, поскольку рабочие места заняты мигрантами и на них не пробьёшься. Либералов безработица среди коренного населения не волнует. Они лишь твердят, что без притока иностранной рабочей силы экономике грозит коллапс. А председатель «Деловой России» Борис Титов заявил: «Если российские граждане хотят жить достойно и в достатке, то им придётся смириться с трудовой миграцией». Титов не пояснил, откуда возьмётся достаток у безработных. Видите ли вы выход из сложившейся ситуации?
– Государство на то и существует, чтобы регулировать. Миграционные потоки – одна из сфер такой регуляции. Если в ситуацию не вмешиваться, то это приведёт к столкновениям и в борьбе за рабочие места, и на культурно-бытовом уровне.
У нас, как и везде в мире, преступность особо активно рекрутирует именно иммигрантов. Россия сегодня покрыта сетью торговых факторий. Они чаще всего в своей основе этничны. Вокруг них, как всяких торговых факторий, складывается криминалитет. И это вполне объяснимо: там идёт товарооборот, вращаются деньги. Преступность угрожает обществу. И с ней, естественно, надо бороться.
Но на эту тему можно говорить не на уровне повседневности, а на уровне больших смыслов. Вызов состоит опять-таки в избранной модели развития. Россия отказалась от той созидательной системы, в рамках которой русский человек воспринимался носителем определённого технологического уклада. Многие десятилетия с русским человеком мир связывал индустриализацию, освоение космоса, что предполагало обладание соответствующей высокой квалификацией.
Мигранты, которые приезжают в Россию, высоким квалификационным потенциалом, как правило, не обладают. Они идут работать в торговлю, на стройку. Если мы будем развивать высокие технологии, то потребуются специалисты соответствующего уровня образования и квалификации. Человек, приехавший из аула или деревни, сразу работать на предприятии с высокотехнологичным производством не сможет.
Но поскольку сегодня Россия является сырьевым придатком Запада, то у нас развиваются торговля и обслуживание транспортировки сырья. В этой ситуации трудоустройство мигрантов с низкой квалификацией вполне возможно. Если бы Россия шла по пути новой индустриализации, пути развития высоких технологий, на рынке труда были бы востребованы специалисты совершенно иной квалификации. Тогда в гораздо большей степени было бы востребовано местное население, чья квалификация и уровень образования существенно выше, чем у подавляющего большинства мигрантов.
– События в Бирюлёве и других городах продемонстрировали остроту проблемы. Какие уроки властям следовало бы из них вынести?
– Опять-таки, если говорить с точки зрения больших смыслов, то есть две позиции по отношению к мигрантам и к миграционным анклавам. Сравнительно недавно новый король Нидерландов Виллем-Александр заявил, что социальное государство в Европе должно быть упразднено. Европа не располагает ресурсами для того, чтобы выдержать тот пакет, который задаёт социальное государство. В значительной степени это связано с потоком мигрантов, которых европейские государства прокормить не в состоянии.
Напомню, что до середины 1970-х годов в Западной Европе в отношении мигрантов проводилась политика ассимиляции. Их стремились включить в структуру западного общества, дать работу. В середине 1970-х годов был осуществлён поворот. Он был связан с разработками «Римского клуба», который заявил, что ресурсов планеты на все человечество при существующем уровне запросов не хватит. Именно тогда в Европе была выдвинута концепция мультикультурализма. Заговорили о том, что политика ассимиляции даёт сбои, поэтому пусть мигранты селятся анклавами. Приняли, таким образом, сегрегационную модель политики в отношении мигрантов.
– Коротко говоря, речь о гетто?
– О модели гетто. Жившие в них люди сохраняли свою идентичность. С годами эти гетто стали расширяться, захватывать в Европе всё новые и новые пространства.
Советский Союз также осуществлял ассимиляционную модель. В 1980-е годы 17 процентов заключаемых браков были межэтническими. Дети, рождённые в таких семьях, вставали перед выбором собственной идентичности. Чаще всего выбор делался в пользу русской идентичности.
В начале 1990-х годов, когда Россия поменяла модель своего развития и пошла вслед за Западом, и у нас стали появляться этнические (часто криминальные) анклавы. Эти анклавы жёстко поддерживают свою идентификациию. В этом был залог их существования. Анклавы оказываются конфликтны в отношении местного населения и могут представлять действительную угрозу. События, подобные бирюлёвским, прямое следствие выбора той модели, который был сделан постсоветской Россией в национальном вопросе.
– Вы можете назвать пути решения миграционной проблемы?
– Прежде всего нужна принципиально иная модель национальной политики. На смену модели множественности идентичностей должна прийти двухуровневая модель. Та самая модель, которая реализовывалась и в Российской империи, и в Советском Союзе. Был уровень этнической идентификации и был уровень цивилизационный. Можно было быть армянином, немцем, татарином или грузином и при этом быть русским. Русская культура была той скрепой, которая обеспечивала общность народов. Это задавало политику ассимиляции, политику приобщения к определённой цивилизационной общности. То же самое имело место и в СССР. Был советский народ – та общность, над которой либералы часто иронизировали. Существовал и уровень этнической и уровень общесоветской идентификации. Существование советской цивилизации являлось историческим фактом.
– Вы имеете в виду тот самый советский народ?
– Тот самый советский народ. Поэтому сегодня надо вести речь о формировании цивилизационной идентичности – высшего интеграционного уровня. Это что касается гуманитарной социальной сферы. А в области экономики речь должна идти о развитии высоких технологий, а не торгово-спекулятивной экономики. Задача развития высоких технологий будет задавать и соответствующую повестку дня в вопросе о миграции. Потребуется приток в экономику мозгов, а не дешёвой и низкоквалифицированной рабочей силы. Такая переориентация позволит найти работу людям с высоким образовательным и квалификационным потенциалом.
– Во власти есть достаточное количество людей, готовых осуществить такой поворот?
– Пока наша власть – это та самая власть, которая когда-то избрала западный проект в качестве своего ориентира. По-прежнему в руководстве страной много западников. Порой они используют новую риторику. Но мыслят-то они в той же самой западнической парадигме.
Выстраивание новой модели, о которой я говорил, предполагает кардинальные изменения. Например, предполагает отказ элиты от того уровня комфорта, к которому она привыкла. Элита сегодня живёт на два дома – российский и западный. На Западе она владеет собственностью. Дети элиты живут на Западе, там получают образование, зачастую там же и трудоустраиваются.
Если мы выберем путь восстановления собственной мирсистемы, то это подразумевает собственный цивилизационный проект. Эта модель много потребует от элиты. Она задаст и иные подходы к её формированию. Очевидно, что внутреннего желания у элиты отказаться от той жизни, к которой она привыкла, нет. Однако есть вызовы, которые теоретически могут подвигнуть её на шаги в обозначенном направлении. Вызовы связаны с тем, что внешний мир наступает. Могут отобрать и нефтяные скважины, и счета в западных банках, объявив их криминальным капиталом. Чтобы сохранить власть и собственность, элите придётся делать принципиальный поворот в политике. Надеюсь, такое осмысление придёт, и разворот будет осуществлён без крупного потрясения, идущего снизу. Не надо забывать, что в России революционный сценарий не исключён.
– Его вероятность только возрастает, когда уводятся из-под удара высокопоставленные коррупционеры…
– Я не считаю шанс на поворот в политике нулевым, но пока власть в своих шагах не демонстрирует серьёзных намерений трансформироваться. Нет шагов в сторону снижения уровня социального расслоения, зато много разговоров о новом этапе приватизации.
– Наша история знает примеры, когда часть политической и интеллектуальной элиты, делая выбор в пользу Запада, фактически превращалась в «пятую колонну». Является ли сей недуг российской элиты неизлечимым и не стоит ли поискать лекарство от него в истории других государств?
– «Недуг» этот давний. Есть три основных фактора русской истории – народ, «бояре» и царь. Отношения между народом и «боярами» всегда были очень конфликтными. Народ не любил «бояр», а те презирали народ. Борьба между ними шла за фигуру царя. Если царь был народный, то «бояре» провозглашали его тираном, если он был боярским, народ называл его узурпатором.
«Бояре» всегда тяготели к внешней поддержке. Ориентир части элиты на Запад в нашей истории прослеживается достаточно давно. Но союз царя и народа традиционно подавлял западную перспективу.
Ситуация принципиально изменилась после того, как Россия отказалась от собственного цивилизационного проекта. Встроенность в западную систему привела к тому, что российская элита теперь представляет интересы Запада. Она стала компрадорской. Компрадорский характер элиты объективен, поскольку центр системы, в которую встроена Россия, находится вне страны.
Опыт других государств говорит о том, что когда выдвигается собственный проект, то под него создаётся и собственная элита. Но поскольку мы живём в рамках чужого проекта, то элиту нам назначают извне. Делают это те, кто создал и реализует западный проект.
– Вардан Эрнестович, что нам надо делать, чтобы выйти из цивилизационного кризиса?
– В истории любой цивилизации можно выделить фазы подъёма и упадка. Когда цивилизация находится в фазе подъёма, от её центра идут волны в направлении периферии. Когда же цивилизация в кризисе, то волны идут от периферии к центру. Влияние центра сужается.
Для того чтобы преодолеть цивилизационный кризис, необходимо выдвинуть собственный цивилизационный проект. Мыслить надо именно в этих масштабах. Подчёркиваю, сначала надо выдвинуть собственную модель, описать её. Это задаст цели, ориентиры, которые укажут, как решать всевозможные управленческие вопросы. Классическая управленческая цепочка такова: ценности–цели–средства–результаты. Если мы будем говорить о средствах, не представляя ценности и цели, то средства превратят в самоцель. Поэтому сначала надо задать ценностно-целевой образ страны, сформулировать её идеологию.
Беседовал Олег НАЗАРОВ