25 февраля
1930 года в Москве был торжественно открыт новый творческий клуб – Центральный дом работников искусств.
Когда-то, ещё в конце двадцатых годов, московские деятели искусств сетовали: негде им собраться, чтобы попить чайку, поговорить о том о сём, отвести душу, посмеяться и обсудить что-нибудь серьёзное. Пожелание это было услышано.
В результате родился один из старейших творческих клубов – Дом работников искусств, ныне Центральный, популярный, известный не только в Москве, но и во Владивостоке, в Питере, в Новосибирске.
Кто только не побывал в этом доме! Луначарский и Мейерхольд, Маяковский и Качалов, Чкалов и Горький…
Первые вечера в ЦДРИ вёл старейший конферансье А. Менделевич, который про себя говорил, что в Москве есть два памятника старины: собор Василия Блаженного и конферансье Менделевич.
Вечера цэдээришные он вёл умело, то и дело вытаскивал кого-нибудь из сидевших в зале на сцену. В зале иногда – и не только по особо торжественным случаям – накрывали столики. Так это было и при открытии первого сезона.
В тот вечер кто-то неожиданно выкрикнул:
– Маяковский – на эстраду!
Как потом вспоминал Б. Филиппов, долгие годы бывший «домовым» в ЦДРИ (то есть директором), Маяковский сидел за одним столиком с В. Полонской – «роковой женщиной поэта» – и актёром М. Яншиным и очень не хотел выступать, но крики усилились:
– Маяковский – на сцену!
Маяковский сдался, взошёл на эстраду, большой, великолепный, с тяжёлой фигурой и ироничной улыбкой, достал из кармана пиджака пухлый, здорово помятый блокнот.
– Я прочту вступление к новой поэме. Называется она «Во весь голос!». Читаю впервые.
Стихи у Маяковского были чеканные, будто отлитые из металла. Когда он закончил читать, зал взорвался аплодисментами. Грохотали они долго.
Когда аплодисменты смолкли, кто-то выкрикнул:
– А теперь просим выступить Качалова!
Великий Качалов поднялся на сцену и сказал:
– После Маяковского выступать нельзя.
На этом концерт закончился: выступить лучше, чем Маяковский, действительно было невозможно.
Поэт любил приходить в ЦДРИ поиграть на бильярде, тем более жил он совсем недалеко от клуба. Во время игры приговаривал: «Работаешь сидя – отдыхай стоя, работаешь стоя – отдыхай сидя». Тех, кто относился к бильярду скептически, Маяковский называл «преферансистами».
Случалось, он кое-кого загонял и под бильярдный стол – однажды ему проиграл даже знаменитый нарком просвещения Луначарский, но поход под стол из уважения к высокому гостю был всё-таки отменён, а вот другого гостя Маяковский загнал туда специально. Это был один критик – невысокого роста, очень злобный – недавно в пух-прах разнёс «Клопа». Старый маркёр Захар Иванович, этакий доморощенный философ, говорил про критика, что тот страдает «мантией величия».
Критик считал себя превосходным игроком, но Маяковского побаивался, и тогда поэт предложил ему хорошую фору, в несколько шаров, плюс соблазнительное условие: если критик выиграет, то Маяковский трижды пролезет под бильярдным столом.
Очень уж соблазнительной была эта фора, при ней в ста случаях из ста Маяковский должен был проиграть, и критик согласился.
Вокруг бильярдного стола немедленно собралась толпа.
Маяковский играл жёстко, от шаров только электрические брызги летели, и вскоре критик под восторженный рёв собравшихся вынужден был лезть под стол.
– Рождённый ползать писать не может, – назидательно произнёс Маяковский. Кий, которым он играл в тот вечер, впоследствии был передан в музей-библиотеку поэта.
Было, конечно, тесно, в доме не хватало места – как, собственно, и сейчас, – Мейерхольд в январе 1933 года даже оставил в книге отзывов такую запись: «В тесноте, да не в обиде? Предпочтём: в обиде, лишь бы не в тесноте».
А сейчас ЦДРИ находится и в тесноте, и в обиде, старое здание понемногу приходит в разрушение, к нему уже давно присматриваются «деловые люди», хорошо знающие, где что лежит, традиции и память уходят в прошлое, дому никто не хочет помочь. Похоже, никому он просто не нужен. Будь на то недобрая воля, на его месте давно бы построили какой-нибудь караван-сарай с казино и борделями – вот это было бы да!
А так и про Маяковского скоро будут спрашивать: «Это кто такой?»
Увы, таково наше время.
Валерий Поволяев,
член президиума правления ЦДРИ