Как долго вы продержитесь один на один против экрана, в полной тишине? Экрана не компьютерного – в этой дисциплине мы остаёмся непревзойдёнными чемпионами, – но кинотеатрального? Современный зритель с трудом воспринимает даже самые зрительские фильмы из классики немого кино – сверхнапряжённые «боевики» Гриффита сегодня у многих напрягают только зрение. Разумеется, обозначение фильмов в качестве «немых» не стоит понимать буквально – ко многим лентам того времени музыкальное сопровождение создавалось либо заранее, либо в качестве позднейшего дополнения к переизданиям (у одного только «Броненосца «Потёмкин» были scores за авторством Эдмунда Майзеля, Дмитрия Шостаковича и… Pet Shop Boys). Однако сегодня зритель так привык слышать в кино человеческую речь и окружающие её многочисленные шумы, что одна только мелодия оказывается неспособна сфокусировать зрительское внимание на час-полтора.
Час-полтора… Может, хватили лишнего? Всё-таки бобины с плёнкой нужно было постоянно менять – очевидно, чем короче фильм, тем легче съёмочной группе, киномеханику, тапёру, да и зрителю, пожалуй, тоже. Мысль вполне логичная – не учтено в ней лишь одно: кинематограф в первые десятилетия своего существования был фронтиром, за которым открывались пейзажи невероятных возможностей, и, как всякий фронтир, этот привлекал самых необычных персонажей – мошенников, гениев, шарлатанов, сумасшедших, иногда всё вместе. Уж что-что, а хронометраж таких людей интересовал в меньшей степени!
Возьмём, к примеру, Абеля Ганса. Режиссёр, сценарист, актёр, он ставил фильмы как до Первой мировой, так и после студенческих протестов 1968-го. На фоне этой необозримой творческой биографии, впрочем, особенно выделяется «Наполеон» – анфан террибль как французской истории, так и французского кинематографа. Эпическая (клише в данном случае становится формулой) история Наполеона Бонапарта «каким его увидел Абель Ганс» в разных версиях длилась от 180 до 700 (!) минут. За почти сто лет зрителям было представлено около тридцати различных вариантов ленты, которые объединял мощный и отчасти безумный в этой мощи французский гений, побудивший Наполеона стать властелином Европы, а Абеля Ганса – рассказать его историю. Оба они, как известно, потерпели крах. Кинематографическому Бонапарту удалось дойти лишь до первой Итальянской кампании в апреле 1796 года. До 18 брюмера оставалось три года, до императорского трона – восемь лет, шестнадцать лет до войны с Россией и девятнадцать – до триумфальных «Ста дней». Однако и эта крохотная часть задуманного сюжета в руках Ганса превратилась в колосса европейского кино, полного изобретательных в своём безумии трюков и находок, от ручной камеры, без всякой страховки летящей в раскрытое окно, до первого в истории широкоформатного изображения, созданного с помощью одного из первых в истории полиэкранов. Ожидаемый провал фильма, впрочем, не смог загубить другие замыслы Ганса, который позже успеет сыграть Иисуса Христа (разумеется, в своём же фильме) и поставить-таки Аустерлицкое сражение тридцать три года спустя – пусть без Альбера Дьёдонне и Жана Кокто, зато с Орсоном Уэллсом, Клаудией Кардинале и Жаном Маре. Что ни говори, а планы у этого человека всегда были наполеоновские.