«ЛГ» не раз писала о молодом, но уже достаточно известном столичном художнике Семёне Кожине, его картинах на историческую тему и удивительных пейзажах. Мы рады ещё раз представить нашим читателям его творчество.
В будущих выпусках нашего «Литературного резерва» планируем продолжить представлять творчество молодых живописцев. Их картины будут теперь соседствовать со стихами и прозой ровесников. Так что если есть на примете новые Суриковы или Коровины – сообщите их имена и пришлите работы по адресу klv2004@bk.ru |
В последнее время принято считать, что таланты открываются исключительно в подмосковных Липках, на семинарах молодых писателей России и ближнего зарубежья. Настоящая подборка показывает, что это далеко не так. Здесь лишь один автор (и, кстати, самый взрослый) прошёл через Липки. Прочие как-то обходятся без престижного литфорума. Вернее, это форум обходится без них. Ведь идеология там куда важнее формы. Давно уже сделана ставка на политкорректных и толерантных авторов. Кто больше говорит об общечеловеческих ценностях – тот имеет больше шансов попасть на форум. Прочие – перебьются. Но вот перебьётся ли русская литература, издавна поднимавшая самые серьёзные проблемы общества?
Мы нисколько не стремимся составить конкуренцию известному форуму, однако вынуждены отметить с досадой, что из писательского семинара это перспективное начинание превратилось со временем в идеологическую кузницу кадров, поставляющую на книжный рынок не столько мастеров слова, сколько политруков, отстаивающих те или иные либеральные постулаты. К сожалению, страдает от этого не только отечественная словесность, но и рядовой читатель. А нам хотелось бы, чтобы читатель просто получал удовольствие от текстов, вне зависимости от политических и религиозных убеждений автора. Для нас нет «липкинцев», «отщепенцев» и идеологически чуждых авторов. Мы печатаем тех, кто талантлив. И каждый может в этом убедиться.
Стиль Игоря Покотилова можно охарактеризовать как постпанк – рваные ритмы, андеграунд, образы, характерные больше для рок-поэзии. И это при том, что он не музыкант. Роман Рубанов скорее тихий лирик, его манит природа, умиляет провинция, он многое готов отдать за простенький среднерусский пейзаж. В стихах Александра Дьячкова отчётливо проступают гражданские мотивы. Народным трибуном его пока не назовёшь, но сама попытка писать на сложнейшие темы заслуживает уважения. Евгений Беловал ещё ищет себя, однако для 21 года сочиняет вполне сносную прозу, из которой со временем может получиться нечто большее.
Игорь ПАНИН
Мы нисколько не стремимся составить конкуренцию известному форуму, однако вынуждены отметить с досадой, что из писательского семинара это перспективное начинание превратилось со временем в идеологическую кузницу кадров, поставляющую на книжный рынок не столько мастеров слова, сколько политруков, отстаивающих те или иные либеральные постулаты. К сожалению, страдает от этого не только отечественная словесность, но и рядовой читатель. А нам хотелось бы, чтобы читатель просто получал удовольствие от текстов, вне зависимости от политических и религиозных убеждений автора. Для нас нет «липкинцев», «отщепенцев» и идеологически чуждых авторов. Мы печатаем тех, кто талантлив. И каждый может в этом убедиться.
Стиль Игоря Покотилова можно охарактеризовать как постпанк – рваные ритмы, андеграунд, образы, характерные больше для рок-поэзии. И это при том, что он не музыкант. Роман Рубанов скорее тихий лирик, его манит природа, умиляет провинция, он многое готов отдать за простенький среднерусский пейзаж. В стихах Александра Дьячкова отчётливо проступают гражданские мотивы. Народным трибуном его пока не назовёшь, но сама попытка писать на сложнейшие темы заслуживает уважения. Евгений Беловал ещё ищет себя, однако для 21 года сочиняет вполне сносную прозу, из которой со временем может получиться нечто большее.
Игорь ПАНИН
Игорь ПОКОТИЛОВ, 25 лет, с. КРАСНОСЁЛОВКА Воронежской области
Музыка странных парней
Привидения
Привидения не оставляют следов.
Скребутся себе, гремят цепями, воют.
И частенько сетуют на то,
Что им жутко не нравится жить с тобою.
Хотя выпивают твой алкоголь,
Курят твои сигареты,
открывают на кухне краны.
И разговор о том, что им не нравится
жить с тобой,
Кажется уже утомительным и странным.
Утром, бывало, захочешь кофе,
поставишь чайник
И обнаружишь чашку свою разбитой,
Рядом записка: мол, всё это так, случайно,
Дескать, призраки – не бандиты.
И так проживёшь (проживёшь непременно)
Десятки лет и как-то нежданно
Поймёшь, что пьёшь чужой алкоголь,
проходишь сквозь стены,
Разбиваешь чашки и открываешь краны.
Больница
После семи не заходи в палату,
Халата не снимай – сквозняк от окон.
Если я здесь – значит, кому-то надо,
И что-то мне теперь выходит боком.
Здесь доктор, у которого есть чин,
Колпак и бесконечность интереса.
Но завтра он придёт меня лечить,
Или, быть может, попросту дорезать?
И знаешь что? Товарищ доктор прав,
Он прав, он говорил, что всё по плану.
А я всё чаще полузадремав
Молюсь не Богу, а Фенозепаму.
И я уже не помню, сколько дней
Я привыкал к больничной этой вони.
А завтра человек придёт ко мне –
В халате или чёрном балахоне?
* * *
Я думаю, что писать пьяным –
это полная чушь.
Но многие пробовали и получалось,
А я пью редко, и только учусь,
Так сказать, постигаю начало.
Одень, дорогая, одежду не броскую,
Именно ту, которой в помине нет.
Ты так часто читаешь психа Буковски,
Ведь это лучший поэт.
И любишь музыку странных парней,
С которыми что-то, когда-то будет.
Но я слышу, когда ты думаешь обо мне,
Или ты думаешь о посуде,
Или об акциях ММВБ,
Или как провести вечер субботний.
Или, может, ты думаешь,
что я думаю о тебе,
А я вообще думаю редко,
медленно и неохотно.
И после какие-то встречи и СМС,
Мигающий жёлтый, выезды неотложек.
Сейчас идёт дождь, но не здесь,
Как и ты, впрочем, не здесь, да и я тоже.
Ворон
Чёрный ворон, давай, завтракай,
Глаза выклёвывай.
У этих трупов глаза холодны,
как Арктика, –
Клёвые!
Ветер не воет, никто из собак не лает,
Чувствуешь, жжёт мороз как?
Пока не приехала, пока отдыхает
Труповозка.
Местное кладбище всех не уместит.
И поминальных столов не хватит,
и спирта из блюдца…
А по ночам эти мёртвые чисто из мести
Летают над вороном.
Над его головой вьются.
Немного правды о любви
Не буду говорить, что она мне снится,
это не так.
Что я погибну без неё,
Что она нужна мне, как Ахиллесу
его чёртова пята
Или как раненому йод.
Когда на небе никакого солнца,
только звёзды и провода,
И темно, как в сарае, –
А она, знаете, бывает,
так слушает меня иногда
И кивает.
Роман РУБАНОВ, 28 лет, КУРСК
Мы поедем в деревню
* * *
Петухи на палочках. Деревня.
Праздник на дворе – Борис и Глеб.
Вечер пахнет яблочным вареньем –
Вкусно – хоть намазывай на хлеб.
Звёзды пропадают и мигают,
Снова появляются в реке,
Будто бы Господь передвигает
Их, как шашки по большой доске.
Мы наедине бываем редко.
Поцелуй блуждает вдоль щеки.
А над нами сад. В саду на ветках
Яблок спелых полные мешки.
Выпала роса и пахнет летом.
– Я устала, – скажешь, – понеси.
И рассвет за нами будет следом
Звёзды, будто лампочки, гасить.
* * *
Медичка умерла от рака,
Друг на сверхсрочке был убит...
Мой дед, и крёстный, и прабабка
Сошли с земных своих орбит.
На кладбище – там полдеревни,
Хоть окликай по именам.
А сверху жизнь: трава, деревья,
Земля и небо. Тишина.
И в этой тишине загробной
Из гусеницы, не спеша,
Обозревая мир подробно
На свет рождается душа.
И тишину, как море, брасом
Переплывая напрямик,
Сосед орёт счастливым басом:
«Сегодня родила! Мужик!»
* * *
Провинция. Сирень и соловьи,
Обшарпанные стены автостанции.
Здесь все друг друга знают, все свои,
Встречают песней, провожают танцами.
Здесь с горя пьют, а в радости поют
И снова пьют, и машут кулаками.
Здесь в каждом магазине в долг дают
Под запись, до получки. Стариками
Становятся здесь рано. Но другой
Судьбы никто не хочет – все довольны.
Здесь все стоят в земле одной ногой
И умирать поэтому не больно.
Здесь ходят в храм. Чудес никто не ждёт.
Здесь каждый третий житель равен чуду.
Золою посыпают гололёд,
И транспорт ходит через день. Повсюду –
Провинция. Бросай свои дела
И посмотри, как дарит людям сказку
На Рождество святитель Николай
И Бог разносит куличи на Пасху.
* * *
Оле и Полюшке
Мы поедем в деревню на майские всей семьёй:
Ты и я, и дочка. Прихватим вещей немного.
Электричка. Привет, кочевое житьё-бытьё!
За окном деревья, поля-тополя – дорога.
Мы поедем в деревню на майские. Тух-тудух –
Три часа езды. А потом, прикурив от спички,
Шутки ради тут же для дочки пущу звезду,
И звезда пронесётся в небе, как электричка.
Мы поедем в деревню на майские. Может быть,
Попрошу шофёра такси, если он сумеет,
Чтоб девчонок моих, ненароком не разбудить:
«Сделай музыку чуть потише, а ночь – длиннее».
Александр ДЬЯЧКОВ, 27 лет, Екатеринбург
Рос в девяностые года
* * *
Поэзию читало
когда-то полстраны.
И профессионалы
там были всем нужны.
Теперь читают обе.
Но что? Не ясно мне.
Поэзия и хобби
уравнены в цене.
Порой прищучишь гниду,
начнёшь учить уму.
Одёрнут – не завидуй!
Завидовать? Кому?
Что музы или нимфы?
Их можете забыть.
Рифмоида от рифмы
не могут отличить.
Друг другу ставят «лайки»
со смайликом и без.
Пилу им и полпайки.
Пусть лучше валят лес!
* * *
Образование на «тройку»,
с культурой та же ерунда.
Ну что, рождён я в перестройку,
рос в девяностые года.
Успел побыть я октябрёнком.
Крестился в двадцать, где-то так.
Стоят две операционки
и конфликтуют каждый шаг.
Так по поступкам я язычник,
а на словах христианин.
Страсть глубоко вошла в привычку.
Вот и грешу, как сукин сын.
Но из того СССР`а
я вынес веру в идеал.
Потом пришла иная эра,
я с этой эрой не совпал.
Я зарабатываю мало
и этим на словах горжусь,
что, мол, живу для идеала,
а сам безденежья стыжусь.
Куда-то влиться невозможно.
По сути, я везде чужой.
Для православных слишком сложный.
Для светских слишком уж простой.
Жить, чтобы жить, как молодые, –
не пожелаю и врагу.
Но жить для духа, как святые,
я тоже, братцы, не могу...
СИМВОЛ
Неподалёку от вокзала
стоит фигура Дон Кихота.
Но и в Европе есть вандалы,
плебеи, панки, идиоты.
О, бедный рыцарь из Ламанчи,
как обошлись с тобой жестоко!
В руке оруженосца Санчи
всего лишь банка из-под сока.
И у тебя закрыты очи,
завязаны какой-то тряпкой.
Тут символ видеть не захочешь –
увидишь точный, ёмкий, яркий!
Душа и плоть Евросоюза.
Душа пути не разбирает,
а плоть, точнее скажем – пузо –
всё жрёт и жрёт, и потребляет.
23 августа 2013 года (Брюссель–Эссен)