Не различить в эфире лета

***

Зачем в деревню? Чтоб в избе,

Печь затопив и сев беспечно,

Понять, что вечность быстротечна

С набором будничных побед.

Их, даже напрягая слух,

Не различить в эфире лета –

Они, победы-беды где-то,

Здесь даже эха звук затух.

Зачем в деревню? Чтоб понять,

В чём смысл и скорби, и печали –

Печаль всегда была вначале,

Была предвестницей огня.

Теряя счёт часам и дням

И путая уже столетья,

Сомнений грозные соцветья

Растут и трогают меня.

Зачем в деревню? Шутка ль – тут

И Бог в углу, и правда в поле,

И неба синего раздолье,

И тут совет тебе дадут,

Как дальше жить. И тут простят

Тебя за то, что совесть плачет,

За то, что ты не смог иначе.

Ты – не чужой, ты здесь в гостях.

Баллада о буфете

                                      Машеньке

Буфет был стар и кое-где трухляв.

У витражей цветных фацетных стёкол

Недоставало. Был готов он для

Того, чтоб опустился меч дамоклов

Решения семейного. Увы:

Буфет стоял уверенно, всем видом

Он говорил о том, что вряд ли вы

Посмеете на нём сорвать обиды.

Он мог бы рассказать, как сотню лет

Назад он был важней, чем гости, дети,

И кучер шлёпал пешим по земле,

Когда его везли в большой карете,

И как в день свадьбы или похорон

(А чем событий важность мне измерить?)

Ему навстречу гордо, широко

Открыты были обе наши двери.

Он выбрал для себя парадный зал,

Он встал напротив всех и надо всеми,

И, видя его, каждый сознавал,

Как безобразны все пустые стены.

Они – для мебели и, может, для картин:

Сто лет назад убого, даже странно

Смотрелись, как бумажки конфетти,

Два по бокам этюда Левитана.

В буфете шкафчик был для серебра,

В который, переложенные бязью,

Приборы запирались. В руки брать

Их разрешалось лишь в великий праздник.

Ведёрко для шампанского, судки,

Икорницы, солонки и фужеры –

Роскошествовать было не с руки

По будним дням в квартире инженера.

Ещё в буфете шкафчик был другой:

В нём пахло валерьянкою и йодом.

Здесь бабушка дрожащею рукой

Хозяйничала при любой погоде.

А низ буфета, словно арсенал,

Забит был до отказа перед битвой

Бутылками заморского стекла

В наклейках самых-самых знаменитых.

Фарфор корниловский, саксонский и стекло

Мальцовское, богемское – всё было

В буфете. Только летнее тепло

Нас, пацанов, к себе всегда манило.

Оно стояло в банках, и на них

Карандашом чернильным, глаз лаская,

Синели надписи: «клубничное», «черни...»,

«Крыжовник», «тернослив», «варила Тая...».

…Когда вас пригласят зайти в буфет

В театре, в цирке или на хоккее,

Сходите, посмотрите: если нет

Варенья в нём, то требуйте смелее!

Пусть это место называют бар,

Шинок, разливочная, комната иная…

Я помню с детства, а ведь я уж стар, –

Буфетов без варенья не бывает.

* * *

                                 Юрию Жулину

И вот я опять во Львовке.

Зачем? – Надо ехать домой!

Смущаясь, краснея, неловко

Встречает нас гид молодой.

Остатки заросшего пруда,

Купальня, запущенный храм,

Дождь, слякоть (наверно, простуда

Меня потревожит с утра),

Промокшие чёрные избы,

Забывшие говор людской,

И рядом...

                       Большое спасибо

Мудрейшей Наталье Ланской:

Как раз против барского дома,

Ну, может, с полсотни шагов,

Как промыслом Божьим ведома,

В честь славных детишек ЕГО

Она посадила колючки –

Проростки красавиц лесных.

Сейчас это тоже – наш Пушкин –

Четыре гигантских сосны.