Небу плечо подставь

***

Знаешь, что отдохновенья несть.

Мир безрассуден – вразброд и вскачь.

Больно и холодно слева, здесь.

Если заплакать – отпустит. Плачь!

Только ещё не одна беда

шумно восплещет крылами над

днями и далями. В никуда

спасшейся куклы распахнут взгляд.

Судеб грядущих горчит миндаль.

Друг против друга лелеют месть

и умирают – все, навсегда.

Надо любить их, какие есть.

Вызубрив заповеди на ять

и не постигнув, в чём правый прав,

перекури взатяг и опять

вечному небу плечо подставь.

***

Поэт опять уходит на войну –

от мирового зла спасать планету.

Обнял – «Не плачь!» – родимую жену

и обещал писать по интернету.

Гондвану нашу бедную трясёт

который год неведомое лихо.

В природе катаклизмов хоровод.

В народах ссоры и неразбериха.

А в самом средоточии беды,

презревши битых прадедов заветы,

легионеры тьмы крепят ряды,

но сдерживают их отряды света.

И без поэта – без него никак.

Отмечен временами грозовыми.

Пора! Забросил на спину рюкзак

и – в общий строй с поэтами другими.

Пусть, календарь невзгод перелистав,

взойдёт кумач победного рассвета!

Перрон качнулся. Тронулся состав.

Гляжу вослед:

– Храни, Господь, поэта...

Та, которая ждёт

Правый ты или не правый,

признанный или бесславный,

но устремлённый вперёд,

помни, по свету скитаясь,

что обещал, расставаясь,

той, которая ждёт.

Мир беспределен Господний...

Пристально из-под ладони

всмотрится за поворот,

правде и лжи не поверит,

верностью вечность измерит

та, которая ждёт.

Что же, коня погоняя,

рысью закат настигая,

богатырю на восход

всё недосуг оглянуться?

Будто успеет вернуться

к той, которая ждёт...

Съедутся во поле рати.

Силы на силу не хватит.

Кто-то в траву упадёт.

Свечечка пред образами

тает. И жив лишь мольбами

той, которая ждёт.

Катит времён колесница.

Что ещё в мире свершится?

Дел ещё невпроворот.

Будет ли только награда?

Кроме единого взгляда

той, которая ждёт...

***

Ты выжил и виноват.

Будущего – не будет.

Времени грампластинку

теперь заедает по кругу:

сначала они смеются,

потом кричат,

потом наступает мрак,

потом снова смеются,

спешат навстречу друг другу,

а тебя не слышит никто –

зря раздираешь рот.

Бог или наоборот,

сострадая, никак не разбудит

(по темени долотом).

Выжить – спорная милость.

Бездна звенит под сурдинку...

Тс-с! Понимаешь, как

восстановить справедливость?

***

Судьба на зов откликается.

Через лета и зимы

будущее сбывается.

Пока же неизъяснимы,

самые верные знания

о том, что будет с нами,

бродят в котле подсознания

радужными пузырями.

…Выйдешь из ада – цел.

Выдохнешь. Вслед сурово

смотрит через прицел

воплощённое слово…

НОСТРАДАМУС

Не наше дело – времена и сроки…

Тысячелетья бренные миры

летят, летят, летят в тартарары,

в пространстве прорезая след глубокий,

и гаснут где-то на краю сознанья

единого… Не знаю, почему

доверчивому страху моему

так сладостны пустые ожиданья.

Как будто в этом космосе уютном –

стол, книжный шкаф, диван, окно во двор –

совсем случайным гостем до сих пор

я чувствую себя ежеминутно

и не имею права никакого

писать за этим письменным столом

и любоваться видом за окном,

где ящик мусорный – пуп зданья мирового.

Когда-нибудь – когда? – дом хрупкий мой,

неведомо чьей волей возведённый,

разрушит архитектор огорчённый,

как посредине детской мальчик злой –

из кубиков построенную башню,

затем, что отступает воплощенье

от замысла. Капризным вдохновеньем

нечаянно отмечен день вчерашний…

Но ничего наверно – неизвестно

И сказано – не наше дело знать.

И во вселенной нам существовать,

как в четырёх стенах, темно и тесно,

несмело уповая лишь на то,

что, как ни виться судьбам и дорогам,

наградой заблужденьям и тревогам

нам Некто явит лик. Или Никто?

Но солнце аккуратно утром каждым

в прокуренную комнату мою

заглядывает. И, вздохнув, встаю

из-за стола. Встречая день, отважно

распахиваю мутное окно

и утешаюсь, что вполне возможно –

оракул прав, но толкованье ложно,

а вычисленье не завершено.

Ряды таблиц ошибками чреваты…

Напрасно беспокойным существом

на повороте ждать очередном,

что близятся предсказанные даты.

И ощущать – кручина человечья

упрямо зреет за твердыней лба.

Взыграет ли последняя труба,

обещанная сбудется ли встреча?

Остановленные часы

Книжными полками лествица в небо.

Светильников бронза темна.

Не помогает надежды плацебо.

За стенкой рыдают. Жена.

Ах! Не корите себя, дорогая...

Визиту приятеля рад,

руку бессильной своей пожимая,

а шёпотом: «Плохо мне, брат!»

Капли испарины. С губ искривлённых

срывается сдержанный стон.

Ныне предел для трудов вдохновлённых

и горестей – определён.

Здешнее существование бренно

и суетно. Силы собрать,

чтоб укрепиться душой и смиренно

предсмертные муки принять –

милостью Божией... Батюшка вышел.

Предчувствием сжались сердца.

Рядом, сбиваясь, то громче, то тише,

читают ответ из дворца.

Автор письмо завершил, обещая,

что он о несчастной семье

сам позаботится. Подпись витая

подобна застывшей змее.

Кто-то вдруг всхлипнул и смолк.

                                        Попрощаться

несут полусонных детей.

Благословляет… Пробило двенадцать.

Как долго! Пускай бы скорей...

Близится... Мир стал бесцветен и зыбок.

Страдания рот обнажён.

Други, не плачьте! Морошка. Спасибо!

Родимая, всё хорошо.

Чьи-то слова в изголовье стихают,

в неясный сливаются гул.

Меркнет сознание. Боль отступает.

Прощайте! И словно уснул...

Дрогнув, колёсико времени встало.

Беззвучный обрушился крик.

Это бессмертие так начинало

отсчёт – от без четверти три.