
Какая была прекрасная музыка в 70-80-е! Только сейчас мы понимаем, что жили в удивительном волшебном храме великой музыкальной культуры, где на эстраде царили Зацепин, Тухманов, Пахмутова, Паулс, в пространстве кино- и театральной музыки – Рыбников, Артемьев, Гладков, Дашкевич, Журбин, Дога, Шварц, а в симфоническом космосе – Шнитке, Губайдулина, Б. Чайковский, Тищенко и еще многие-многие-многие… И казалось тогда нам, что все это совершенно нормально, что так и должно быть… а как иначе-то? И только когда все это закончилось, и в музыке – не только у нас, а во всем мире – наступил жесточайший кризис, взвыли да заохали – и теперь только и перепеваем старые хиты всех мастей и разновидностей… а новых нет. Да и вообще ничего нет. Подевалась куда-то хорошая музыка.
Так вот мы сейчас о Геннадии Гладкове. Жил да был в 60-е совершенно невзрачный композитор и писал крайне посредственные песенки для Олега Анофриева, а он их пел, и они выходили на пластинках. Ни одной там нет мало-мальски запоминающейся, - да и хуже, - они были еще и просто слабыми, хилыми. Потом разродился наш композитор полу-мюзиклом, полу-оперкой «Волшебник Изумрудного города», тоже невзрачненьким, - но там уже что-то такое… что-то этакое… проклевывалось.
А потом вдруг решил он полноценный мюзикл написать и – будто некий зов далекой звезды, его собственной, подлинной звезды почувствовал. Попросил друга, музыкального радио-редактора Юрия Энтина, тексты для этого мюзикла написать, привлек и школьного товарища – Василия Ливанова. И остановились они на сказке «Бременские музыканты», решив пофантазировать да осовременить ее. Энтин написал тексты…
И, как он впоследствии рассказывал, однажды раздается ему на работу судьбоноснейший звонок. Звонит Гена Гладков, совершенно озаренный. И говорит: «Я сейчас такое на твой текст сочинил! - вот послушай». И без всякого аккомпанемента просто ему спел песню «Ничего на свете больше нету». А пока «ничего на свете больше» у него и не было для их мюзикла – одна лишь эта песня. Но Энтин все понял. Он пошел к начальству и взял расчет. Уволился. Ибо ему стало ясно – сочинена бомба.
А далее таких «бомб» у Гладкова в этом мюзикле будет не то, что много, а – вообще все. Будет сочинено произведение, в котором каждая песня – хит. Так что Энтин угадал правильно. И понесут друзья сложившийся мюзикл, ночью, второпях и контрабандно записанный на «Мосфильме», на фирму «Мелодия» да в «Союзмультфильм» - одновременно. На «Союзмультфильме» затею с руками оторвут, а на «Мелодии» она будет долго лежать, - ибо худсовет расколется: половина маститых композиторов выскажут мюзиклу свое «неодобрямс», а один из них назовет новое творение «марихуаной для детей», видимо, перефразировав известное словосочетание «опиум для народа». Меж тем пластинку со скрипом, но все же выпустили – ограниченным тиражом.
И уже через две недели продаж всем стало ясно, что надо не только новый тираж запускать, а по высшей категории, ибо, видимо, он покроет по продажам весь годовой план «Мелодии». Ровно так и случилось. И давно не знала-не видала такого «Мелодия», что за пластинкой – советской пластинкой! – собираются очереди.
Всю жизнь я был уверен, что дорогу всей новой музыке 70-80-х, - как и вообще всему тому великолепному новому мелодическому пространству, - откроет, конечно же, «Иисус Христос суперстар» Э.-Л.Уэббера. Да не тут-то было! Сей мюзикл только в 1970-м появился, а у нас тут годом раньше, в 1969-м, свои «суперстарз» понеслись – «Бременские музыканты» - и дороги их были «дОроги». Воистину «дОроги» - во всех смыслах – на создателей шедевра помимо всего прочего еще и свалился дождь из золотых монет – ведь хиты из мюзикла в каждом ресторане исполняли, а это очень хороший доход – так что не зря Энтин с работы уходил. В общем, авторы «Бременских» обрели успех, богатство и счастье. И, конечно же, без Гладкова ничего такого с ними бы случиться не могло. Другое дело, что они не знали, «какие новые приключения ждут их впереди» .
Впрочем, приключения сии были прекрасными, волшебными и удивительными. Гладков откроет ворота в музыкальный храм 70-х, и многие композиторы прошлого десятилетия, которые ранее, как и он, толком не знали, какую музыку им сочинять и лишь нащупывали пути к своему творчеству, - вдруг разом, резко обретут себя. И начнется!..
А Гладков вскоре опять удивит мир. Он сочинит увертюру к фильму, на которую народ самолично напишет собственные слова – первый и последний раз такое случится в истории отечественной культуры. И случится это на «Джентльменах удачи» - увертюра будет настолько яркой и запоминающейся, что вскоре на каждом углу – особенно в школах – все будут распевать «Один московский кент по прозвищу Доцент узнал об исторической находке». Не исключено, кстати, что именно школьники эти слова и сочинили.
А наши герои сочинят продолжение соответствующего мультфильма – по настоятельным просьбам слушателей, а затем и зрителей – и выйдут «По следам бременских музыкантов». Казалось бы, продолжение должно было получиться очевидно хуже, - ведь нехорошо дважды вступать в одну реку. А вот не получилось оно таковым – опять сложился шедевр и опять все песни в нем стали хитами. Все до единой! Но ведь так не бывает!...
Да нет, бывает. Редко, но случается. Потому что произошло «обыкновенное чудо». Потому что в мир музыки пришел обыкновенный волшебник. И вскорости он полностью подтвердит это звание, сочинив музыку – да, именно к «Обыкновенному чуду». И снова произойдет прорыв! – окажется, что фантазер и лицедей, продолжив двигаться на свой ясный огонь, незримо управляя повозкой со своими бременскими друзьями, - ввел ее в царство миракля, сна, таинственного и загадочного мира. Только сей мир будет очень теплым, обжитым и удивительно одухотворенным. И для всех распахнет свои ворота. На телеэкранах возникнет пространство Марка Захарова, непредставимое без музыки Геннадия Гладкова. Новое пространство, новый Элизиум, в который незримо потянутся «длинной вереницей за синей птицей» огромное количество людей – в удивительный и загадочный рай. Рай, спасающий от серой жизни, экономически ухудшающейся с каждым годом, от обрыдлого быта, от ненавязчивого сервиса, от давно переставших работать идеологических штампов…
В этом новом прекрасном мире обреталась новая энергетика, обреталось новое духовное состояние. И всем этим незримо дирижировал Геннадий Гладков. В 70-80-е он станет главным композитором отечественных мюзиклов – будет выдавать их один за другим, и каждый станет шедевром. И, конечно же, непременно окажется экранизируем. А какое стилистическое чутье! – вот вам Испания («Собака на сене», «Дульсинея Тобосская», «Благочестивая Марта», «Дон Сезар де Базан»), вот русский мелос трактиров и городских окраин XIX-го века («Вакансия»), вот мелос иных трактиров – времен НЭПа – с элементами первых городских патефонных шлягеров («12 стульев»), а вот просто продолжение Путешествия в Сказку, - но, конечно, не просто сказку, а сказку-притчу, сказку-фэнтэзи, в то самое удивительное пространство, которое он открыл – пространство, где теперь ежеминутно случается Обыкновенное Чудо («Дом, который построил Свифт», «Формула любви», «Убить дракона», «Дон Кихот возвращается»).
Сей открытый им мир, будто некий волшебный звездный купол, будет простираться над печальным и угасающим социумом – а потому окажется сильнее, мощнее его. Люди начнут в те годы устремляться не просто в Культуру – они откроют в ней волшебное, таинственное, метафизическое состояние – и оно внутри зависшего атеистического мира, толком ничего не знающего о Боге, превратится в своего рода Новую Религию. Впервые в советском сознании произойдет приращение Ирреального, Трансцедентного, Горнего. Откроется дорога к Чему-то Большему- тому, о чем ранее никто и не ведал, привыкши двигаться исключительно по земной горизонтали.
Так, постепенно распахивая новые и новые волшебные двери – а их окажется бесчисленное множество – композитор угадает в себе великую духовную миссию.
И эта миссия состоится. И будет доведена до своего финала.
…И с уходом Гладкова двери в сей прекрасный Элизиум закроются. Но хотелось бы верить, что не навсегда.