Непомерны пейзажи, вот уж есть где разгуляться русскому человеку! Если снег, то до самого «кануна весны» он занимает всё пространство картины, почти сливаясь со светлым сереньким небом («Канун весны», 2018). Если уж озёра, так их сияющая жёлтая на закате гладь, перемежаясь с сушей, уходит куда-то в бесконечность, опять же сливаясь с жёлтыми небесами («Озёра», 2016).
А выверенность – некий «знак качества» художника, не позволяющего себе ничего лишнего. Это сознательный, аристократический «минимализм». «Предметы» в картинах строго отобраны, ритмы и ракурсы выверены, краски согласованы и доставляют наслаждение. Ах, так он традиционалист? Последователь советского «разрешённого» или «полуразрешённого» (есть сейчас и такой термин) искусства? О нет! Он – мастер и разрешение спрашивает разве что у Творца.
При этом традиционная на первый взгляд живопись Лубенникова, сохранившая даже практически утраченные ныне жанры – портрет, пейзаж, натюрморт, бытовую картину, содержит множество художественных новаций, смысловых парадоксов и философских прозрений, живой юмор и острые детали.
Основная тема недавней экспозиции в выставочном зале Союза художников России, на мой взгляд, – раздумье о сегодняшней России в её обращённости к Западу, что сближает наши времена с Петровской эпохой. И недаром среди картин можно встретить стилизованный под парсуну портрет Петра I. Но и тут натыкаешься на неожиданную для парсуны деталь – яростный взгляд императора, сжимающего в одной руке «европейскую трубку», а в другой – российский жезл. И подобные «нестыковки», обозначающие какие-то подводные рифы «слияния» с Западом, встречаем повсюду.
Причудливо выглядит даже наша доморощенная редиска, важно названная редисом. В изысканном обществе импортного вина в чёрной бутылке современного дизайна она выглядывает простецкими бело-розовыми головками из стильной овальной вазы, напоминая какого-нибудь мощного петровского боярина, наряженного в узенький европейский сюртучок («Редис», 2019). В другом натюрморте прямо на деревянном столе в какой-то забегаловке вальяжно расположились два мятых солёных огурчика на белой бумажке, синяя побитая кружка, зелёный лучок и на подставке два кружка копчёной колбаски – голубая мечта простого россиянина. А на ребре стола жёлтой краской сделана «американская» надпись «Сити», видимо для повышения статуса угощения (Сити, 2019). Всё это, конечно, юмор, но не без горчинки.
Портретная галерея работает в сходном направлении.
Перед нами простые российские хитроватые и пьяноватые мужички в треухах или бейсболках с лихими английскими надписями, но непременно с папиросками, от которых «немцу смерть» («Лицо свободы», 2018, «Грибы», 2015, «Человек с «Беломором», 2018). Олигархи, наголо обритые и больше похожие на «братков» («Олигарх, 2016). Прелестные девушки, одетые и обнажённые, часто с вопрошающим, смятенным взглядом («Девушка», 2009).
Пошатнувшийся мир жаждет устойчивости, гармонии, радости. Пусть даже и всё с той же «горчинкой», как на полотне «Золотая осень» (2019), которое прочитывается как своеобразное лирическое признание художника. Признание в любви к миру, к природе, к женщине. Немолодая пара на крыльце или веранде дачи празднует какую-то важную дату. В руках – бокалы. Тут же импортная бутылка с вином. Русские «бури», похоже, бушуют и тут. У полуодетой светловолосой женщины с сигареткой в свободной руке под глазом синяк. Но сейчас она мирно сидит на коленях мужчины в клетчатой рубашке, властно положившего ладонь ей на колени. Оба погружены в задумчивость. Никакой идиллии, даже как-то грубовато. Но в картине возникает такая смесь самых разных чувств и воспоминаний, любви, обиды, привычки, горечи, и так всё это стянуто воедино, что невольно захватывает.
У художника существует свой заповедный и очень устойчивый мир, который, пожалуй, лучше всего выражен в натюрмортах. Мир, который он боится потерять. В серебристо-белом натюрморте «Завтрак аристократа» (2016), иронически повторяющем название известной картины Павла Федотова, всё всерьёз, никакой иронии. Возникает аристократически облюбованный, «минималистичный» мир с красивой белой кружкой вишнёвого киселя или какого-то иного российского напитка, а также с яйцом в изящной рюмочке и серебряной чайной ложечкой. Этот мир соприроден минимализму замечательных натюрмортов Давида Штеренберга с какой-нибудь одинокой баночкой простокваши на краю стола. Но там он был вызван предметной и гастрономической скудостью послереволюционного времени. А тут перед нами – какая-то устойчивая и любовно избранная художником «привычка бытия». И вот даже это «малое» – на грани уничтожения! В «Апокалиптическом натюрморте» (2017) над красной вазой с яйцами, показанной сверху, занесён серп! В этом мотиве раздумье не только о конечности человеческой жизни, но и о некой общей «глобальной» катастрофе, нависшей над человечеством.
Художник нащупал и очень ненавязчиво показал некоторые важные и грозные проблемы современного мира. И одновременно раскрыл нам красоту и грандиозность родной природы, тихую прелесть дорогого сердцу предметного окружения, а также самобытность русского человека и те, подчас смешные, трудности, которые у него периодически возникают с «окном в Европу»…
Вера Чайковская