Наш сегодняшний герой – яркий представитель «новой советской литературы» Исаак Бабель. Биография его пестрит пробелами, заметки, оставленные самим писателем, во многом приукрашены, изменены, а то и вымышлены. И дата рождения, и точная дата гибели не вполне достоверны, и даже настоящая фамилия его – Бобель, а зачем надо было менять её – неизвестно.
Родился в Одессе (разумеется, на Молдаванке), папаша его держал лавку на Ришельевской улице. Окончил коммерческое училище (куда его поначалу упорно не брали по понятным причинам). Писать начал рано, первые свои произведения (не сохранившиеся) писал почему-то на французском (а кроме того, владел идишем, русским и украинским). В разгар войны отправился в Петроград (где евреям селиться было запрещено), познакомился с Горьким и опубликовал в его журнале «Летопись» два рассказа, за которые был привлечён к уголовной ответственности – ни много ни мало за порнографию, кощунство и покушение на ниспровержение существующего строя. Отслужив несколько месяцев рядовым на румынском фронте, дезертировал, вновь пробрался в Петроград и в начале 1918 г. стал переводчиком в иностранном отделе ЧК. Позже по рекомендации М. Кольцова направлен в 1-ю Конную армию Будённого, был там бойцом и политработником, участвовал в Польской войне 1920 г. и вёл дневник, ставший основой для будущей «Конармии».
«Конармия» резко контрастировала с героическими мифами о красноармейцах. Будённый был в ярости и в статье «Бабизм Бабеля» назвал его «дегенератом от литературы»; а Ворошилов считал, что стиль произведения был «неприемлемым». Не понравилась «Конармия» и Сталину, указавшему, что Бабель писал о «вещах, которые не понимал». Однако авторитет Горького защищал Бабеля от нападок.
Не меньшей популярностью пользовались и «Одесские рассказы», в романтическом ключе рисующие жизнь одесских уголовников и лавочников начала XX в., а налётчик Беня Крик (прототип которого – легендарный Мишка Япончик) стал воплощением бабелевской мечты о еврее, умеющем постоять за себя. Им тоже досталось от критики за «идеализацию хулиганства», «антипатию делу рабочего класса», натурализм и «романтизацию бандитизма». Но нельзя не признать своеобразную притягательность созданных Бабелем ярких образов.
Популярен был и сам Бабель – о нём даже рассказывали анекдоты, обыгрывавшие его конфликты с Будённым и якобы дружбу с уголовным миром Одессы.
Но с приходом эпохи Большого террора Бабеля печатали всё меньше, он ощущал тревогу, но не эмигрировал, хотя возможность такую имел – в 1927–1933 гг. периодически подолгу жил за границей. В мае 1939 г. он был арестован на даче в Переделкине и обвинён в «террористической деятельности» и шпионаже; при аресте у него изъяли 15 папок рукописей и 11 записных книжек, навсегда утраченных. Пытками его вынудили признать связь с троцкистами и «шпионаж» в пользу Франции, оговорить многих других писателей. В январе 1940 г. он был расстрелян и похоронен в общей могиле, а само имя его было изъято из литературы.
Лишь после 1956 г. Бабель был реабилитирован и при активном содействии К. Паустовского «возвращён». В предисловии к сборнику «Избранное» Илья Эренбург назвал Исаака Бабеля выдающимся писателем-новеллистом и блестящим стилистом. Но и позже произведения Бабеля подвергались сильной цензуре в печати.
Творчество Бабеля, при всей его противоречивости, оказало огромное влияние на литераторов т.н. южнорусской школы (Ильф и Петров, Олеша, Катаев, Паустовский, Светлов, Багрицкий) и получило широкое признание не только у русского читателя. Даже такой писатель-романтик, как Эрнест Хемингуэй, признал, прочитав «Конармию»: «стиль Бабеля даже лаконичнее моего». Не угасает интерес к нему и сейчас – своеобразным подтверждением служат неоднократные попытки экранизации, не слишком удачные, ибо Бабель неповторим.