Разговоры о том, что следовало бы разрешить Солженицыну вернуться на родину, на кухнях интеллигенции велись давно – чуть ли не с момента высылки писателя за границу, но усилились, естественно, с началом горбачёвской перестройки. А как восторгалась вся демократическая Москва, когда 10 июня 1987 года главный редактор еженедельника «Московские новости» Егор Яковлев вслух в Центральном доме литераторов на каком-то вечере произнёс имя опального художника. Вот только в печати и на телевидении Солженицына по-прежнему упоминать не разрешалось. Всё-таки цензуру ещё никто в стране не отменял.
Прорыв случился весной 1988 года. На главном телеканале страны показали запись встречи читателей с редколлегией журнала «Наш современник» в Иркутске, в том числе и короткую реплику Виктора Астафьева не просто с упоминанием фамилии Солженицына в положительном контексте, но и с призывами побыстрей вернуть этого писателя на родину. Была б это прямая трансляция, ещё можно было б допустить, что цензоры не успели нажать на какую-то кнопку и прервать передачу. Но телевидение демонстрировало запись. Значит, кто-то в верхах всё-таки санкционировал это.
И тут же по литературной Москве поползли слухи, будто Горбачёв пригласил Солженицына вернуться в Советский Союз. Правда, 20 июля 1988 года Наталья Солженицына дала опровержение. Но, похоже, машина уже пришла в действие, и уже ничего исключать было нельзя. Вскоре главный редактор журнала «Новый мир» Сергей Залыгин решил вступить в переговоры с Солженицыным и попросить у опального художника разрешения на перепечатку в своём издании некоторых его произведений.
2 августа 1988 года Солженицын сообщил Залыгину:
«Глубокоуважаемый Сергей Павлович!
1 августа получил Вашу телеграмму от 27 июля. Благодарю Вас за усилия, предпринимаемые Вами для напечатания моих романов в Вашем журнале.
И «Корпус» и «Круг Первый» я, конечно, с радостью отдал бы «Новому Миру», которому и предлагал их 20 лет назад.
Однако обвинение в «измене родине» (64 статья) мне было предъявлено – за «Архипелаг ГУЛаг». За него я был силой выслан в изгнание, длящееся уже пятнадцатый год. За него людей сажали в лагеря. Невозможно притвориться, что «Архипелага» не было, и переступить через него. Этого не позволяет долг перед погибшими. И наши живые соотечественники выстрадали право прочесть эту книгу. Сегодня это было бы вкладом в начавшиеся сдвиги. Если этого всё ещё нельзя, то каковы же границы гласности?
Мой возврат в литературу, разрешённую на родине, может начаться только с «Архипелага ГУЛага» – притом без сокращений и не показным изданием…
Я понимаю, что это – не зависит от Вас. Но я пишу об этом именно Вам, поскольку Вы единственный, кто обратился ко мне. Может быть, Вы сочтёте возможным довести это до сведения тех, от кого вопрос зависит. Благодарю Вас заранее.
После напечатания «Архипелага» не было бы никаких затруднений печатать в «Новом Мире» и «Корпус» и «Круг».
Мои самые добрые пожелания лично Вам и журналу.
С пониманием, Александр Солженицын».
Солженицын не знал, что в это время в редакции газеты «Московские новости» лежала статья Л. Воскресенского «Здравствуйте, Иван Денисович!». Главред Егор Яковлев собирался дать её в одном из августовских номеров.
Не ведая о планах «Московских новостей», почти одновременно с Воскресенским свой материал о необходимости возвращения Солженицыну советского гражданства подготовила также Елена Чуковская. По совету знакомых она передала статью Егору Яковлеву. Но печатать сразу два материала о Солженицыне даже для главреда «Московских новостей» было чересчур.
После некоторых раздумий Дмитрий Борисов известил об имеющейся статье Чуковской сотрудника еженедельника «Книжное обозрение» Геннадия Кузьминова.
Главным редактором «КО» тогда был бывший помощник члена Политбюро ЦК КПСС и первого секретаря Московского горкома партии Евгений Аверин. Узнав о материале Чуковской, Аверин решил опередить «Московские новости».
Газета тогда версталась и печаталась в типографии издательства «Московская правда». Там же, в типографии, сидели и цензоры. Они, когда увидели полосы с материалом Чуковской, естественно, потребовали снять статью. Но Аверин, ссылаясь на своё право редактора, отказался выполнять их указания.
Когда 5 августа 1988 года появился номер «Книжного обозрения» со статьёй Чуковской, многие подумали, что Аверин одержал победу. Кстати, номер «Московских новостей» с материалом Л. Воскресенского «Здравствуйте, Иван Денисович!» вышел на два дня позже. И он вызвал в кругах московской интеллигенции куда меньший резонанс, нежели публикация Чуковской в «КО».
Воспользовавшись появлением статей в «Книжном обозрении» и «Московских новостях», Залыгин усилил атаки на Солженицына. 29 сентября 1988 года художник дал понять, что готов пойти на некоторые уступки и разрешить печатать «Архипелаг…» не полностью, а фрагментами. Он написал Залыгину: «Подтверждаю Вам предложенный мною список глав из «Архипелага»… Из них Вы можете отобрать любые, общим объёмом около 30 печатных листов, и затем уже не требуется согласовывать со мной отборку, лишь бы каждая взятая глава печаталась полностью и шли бы они в порядке следования (с сохранением заголовков Частей и глав)».
Первый запрет последовал ещё 23 сентября 1988 года. Михаил Горбачёв дал указание убрать с обложки десятого номера «Нового мира» анонс, в котором упоминался Солженицын.
Когда скандал стал достоянием уже всей литературной Москвы и было ясно, что аппаратными методами его ни погасить, ни разрешить, Залыгин решил обратиться напрямую к Горбачёву. 24 октября он сообщил в Кремль:
«Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич!
Как Вам известно, я имел намерение опубликовать в журнале «Новый мир» в 1989 году «Раковый корпус» или «В круге первом» А.И. Солженицына. Соображения, которыми я руководствовался, Вам известны.
…Годом раньше мы публиковали И. Бродского, который обладает точно теми же формальными данными, что и Солженицын, и не встретили при этом ни малейших затруднений. И я поставил в анонс 10-го номера две следующих строчки: «Редакция «Нового мира» получила согласие Александра Солженицына на публикацию ряда его произведений». Я и сейчас, после того как получил от Вас указание отказаться от намеченных публикаций Солженицына, считаю, что это объявление вполне отвечало сложившимся обстоятельствам: ничего не объявлять я не мог, так как ещё летом в «Литгазете» заявил о предстоящих публикациях «Корпуса» и «В круге», и я соответственно дал эти две строчки без указания названий и сроков публикации…
Но это – детали, а каковы последствия?
Что теперь отвечать на целый шквал вопросов по этому поводу? Что будут отвечать наши политические деятели за рубежом и у себя дома на десятки тысяч писем? Готовится международная конференция по правам человека в Москве, безусловно, этот вопрос возникнет и там.
Дело дошло до того, что в печати и само имя Солженицына упоминать нельзя. Гитлера – можно, а Солженицына – нельзя?!»
Дальше события нарастали как снежный ком. На всех проходивших литвечерах люди в первую очередь интересовались Солженицыным.
Спустя несколько дней секретарь ЦК партии по идеологии Вадим Медведев собрал всех редакторов центральных изданий и, не называя фамилии Аверина, обрушился на тех, кто посмел опубликовать материалы с требованиями начать републикацию книг Солженицына. Медведев чётко дал понять, что творчество Солженицына враждебно советской власти и партия не допустит переиздания работ писателя.
Е.Чуковская записала в те дни в дневнике:
«11 ноября
а) Вчера вечером звонил Дима – позавчера было какое-то совещание гл. редакторов. В результате запрещены все публикации А.И. (так сказал Дима). Не ясно, будет ли так же запрет на имя или ограничатся извлечением книг 60-х гг. из спецхрана».
А тем временем общественность решала, как отмечать приближавшееся 70-летие Солженицына. Чуковская записала:
«Вчера объявили, что сегодня будет что-то по TV в «Кинопанораме», о чём мне позвонил Г.Б. <Кузьминов> и Белов.
…Сейчас, 20.45, пришла к выводу: сегодня объявят о возвращении гражданства. Шаг заметный. И вся ответ<ственность> далее – на А.И. Он пусть и решает, как быть. А «Архип<елаг>» печатать не будут. Элементы ловушки. Первый шаг в диалоге. Боюсь, диалог этот предстоит трудный. Думаю, однако, что будет именно так».
И на следующий день:
«6 декабря 88
1) Зря я волновалась. Поговорил Ваксберг со Смирновым, что, мол, хорошо б вернуть гражданство. И всё».
Тем не менее в течение двух недель в Москве в честь 70-летия Солженицына прошли четыре вечера: в Доме культуры медиков – у Никитских Ворот, в Доме кино, в Клубе фабрики имени Баумана и в Центральном Доме архитектора. Другими словами, процесс пошёл…