Эти северянинские строки я впервые открыл для себя в далёком детстве. Особенно понравилась изящная рифма: «Тургенев – сиренев». Позже, знакомясь с упомянутым в стихотворении автором, я приуготован был воспринимать его тексты именно в этом сиренево-элегическом ключе.
Однако не тут-то было. В «Записках охотника» менее всего трогали описания природы (хотя в соответствии со школьной программой мы учили эти отрывки наизусть). Прежде всего тебя подхватывал мощный поток русской речи. В другом случае возникал сердечный отклик: например, когда искренне жалеешь, что утопили Муму, а не барыню. «Отцы и дети» вообще читались как остросюжетный современный роман, где Базаров, немного смахивающий на Маяковского, убедительно доказывал – нигилисты тоже любить умеют. (Не перестаю сокрушаться, что до нас не дошло письмо Достоевского Тургеневу с оценкой этого романа, читая которое, адресат, по его собственному признанию, «только руки расставлял от изумленья – и удовольствия».)
Тургеневская проза всегда оставалась для меня чем-то надёжным, основательным, добротным, внятным, «культурно-историческим», наконец. Она словно уравновешивала изобразительную безмерность Толстого и этическую страстность Достоевского. И ведь недаром последний (о вражде которого с Тургеневым мне доводилось немало писать) в своей Пушкинской речи – наряду с Татьяной Лариной «через силу» упомянул и Лизу Калитину: так была соблюдена литературная справедливость.
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Думается, что в этих ранних (1843) стихах содержатся, с одной стороны, как бы прообраз тургеневского писательства, а с другой – каким-то чудом – наше нынешнее отношение к автору.
Тургенев первым проложил путь русской литературе в «страну святых чудес». Его любовь к «европеянке нежной» (но отнюдь не красавице) Полине Виардо – некая психологическая загадка, возможно, намекающая на сложную диалектику взаимопритяжений и взаимоотталкиваний России и Запада.
Любовь же самой России к Тургеневу – чиста, неизменна, неодолима. Пока он присутствует в нашем «тылу», в нашей исторической памяти, надежда на национальное возрождение ещё не потеряна.
Игорь Волгин
