ПОЭТ
За званым ужином Он вёл себя, как все.
Но в поволоке глаз гнездилось нечто –
ночные тени и дневные свечи,
и время шло: парсек, парсек, парсек…
Часы пробили полночь, как сигнал…
Он встал, желая всем спокойной ночи.
Из глаз Его, как из весенних почек,
навстречу воле стрелы свет пускал.
…У настежь растворённого окна
Он в комнате, как волк в глубокой яме,
втянул прохладу хищными ноздрями
и шкуру дня снял, словно тину дна…
Пот капал на пол с дикого чела…
И, обнажённый (хоть и был в костюме),
Он плыл вперёд, скукожен в тесном трюме,
и, пенясь, быль во рту Его жила.
* * *
Только розовым пальцам Бога листать календарь,
в котором август похож на серп…
Нам с тобою – смешным Господним кровинкам –
было даровано двадцать восемь
летних дней и ночей,
и, неполный, ущербный, месяц август
зашёл за тучи…
Как ни смотри в небо, его уже нет!
И всё же счастье быть вместе
длилось полный месяц,
ведь это мог быть не август,
а февраль в невисокосный год…
И поэтому не странно, что за ним пришёл
хотя и не март, но не простой,
а святой СЕН-тябрь…
Он великомученик, и листья под ногами
в сквере кровят.
Не удивляйся, мой лучик, если за ОК-тябрём,
солидарным с нами (ОК! вам быть вместе!),
придёт противоречащий НО-ябрь
и скажет весомое «но…»,
а дека твоей гитары так усилит мой крик
«Я люблю тебя!»,
что ДЕКА-брь быстро перейдёт
в этот пронзающий «Я…»-нварь,
а февраль уже был в августе,
ничто не повторяется дважды…
Всё подвластно
только розовым пальцам Бога…
только розовым пальцам Бога…
только розовым пальцам Бога…
Им,
всевидцам,
перебирать двенадцатиструнный год-календарь
и пробовать на ощупь струну,
с поверхности которой сойдёт миг
нашей новой встречи…
Богу
больно,
ведь одна из струн
поёт, как серп,
неутомимо сжинающий
дни,
в которые мы могли быть вместе…
Богу больно?
Его пальцы лежат под ногами в сквере,
где нет тебя.
Я сижу на скамейке, поджав под себя ноги.
И ты ступай осторожно!
Жилы листьев кровят.
Где-то в горнем рождается миг.
Бережны губы Бога.
Я просто чудачка, которая впервые
познала счастье.
И боюсь сделать больно –
Богу, тебе, листьям – внутри облетающего
календаря…
* * *
Мне темно. Сыро.
Ноги гудят и почти не гнутся.
Я слепая лошадь на дне рудника.
В ФИЛЁВСКОМ ПАРКЕ
Лечила душу
поиском смыслов,
аллюзиями,
интертекстом,
авторским кино…
А оказалось, не хватало
юбки горчичного цвета,
случайно купленной
на прогулке с тобой,
и забытого ощущения полёта
на качелях
в Филёвском парке.
* * *
Оставить на полдня Москву,
проплыть на спине больше, чем
путь от метро до работы,
разглядеть песчинки,
из которых состоит песок,
и обнаружить на голени любимого
ковш Большой Медведицы
из родинок.