О чём бы сегодня пел Высоцкий?

БЛИЦ-ОПРОС

Юрий ЛЮБИМОВ:
– Была у него такая песня – «Я не люблю». Мне кажется, что он и продолжал бы петь о том, чего не любит. Ведь всё это присутствует в людях, независимо от того, в какое время они живут. Он же был провидцем:

Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

Поэт всегда поёт о своём мире. В этом смысле Высоцкий – вне времени.
Володя был сильной личностью. Поэтому и вызывал раздражение у людей мелких. Таким бы он и остался. И снова были бы те, кого бы он раздражал. Но тех, кто искренне любил его, всё равно было бы больше. Потому у него и была такая огромная аудитория, что он говорил о том, что волнует любого нормального человека, независимо от возраста, профессии или образования.
У нас его странно приравнивают – актёр и поэт. Для него поэзия была главным. Я же и Гамлета ему дал именно потому, что он был в первую очередь поэт. Актёров много, а вот поэты такого уровня рождаются крайне редко. Я не умаляю его актёрского дарования. Был бы жив, играл бы сейчас «Замок» Кафки! Воланда играл, если бы захотел. Хотя, я думаю, что точнее и талантливее – в пьесах со стихотворным текстом. Бориса Годунова, к примеру.
Одни считают его более актёром, другие – более поэтом. Причисляйте его куда хотите. Ему всё равно, ибо он – создатель.
Именно поэтому, как мне кажется, его песни сейчас почти и не пытаются перепеть – он пел из себя, всем своим существом, а нынешние – всего лишь имитаторы, причём далеко не всегда искусные.
Для меня его стихи были хороши и без музыки. Хотя самому ему казалось, что ритмизованные, положенные на музыку, они будут слушателям яснее. У многих исполнителей тексты без музыки действительно не живут, а у него они самоценны. Кстати, эту самоценность оценили не так уж давно. При жизни многие считали его хрипатым забулдыгой, который здорово поёт, но не более того.
Человек живёт столько, сколько живёт память о нём. Банально, но верно. А тайну памяти никому раскрыть не дано. Сократ ничего не написал, а о нём помнят. Кто-то может сказать, что новым поколениям, понятия не имеющим о тех временах, Высоцкий непонятен, чужд. Для многих – возможно. Но не для всех. Есть и среди нынешней молодёжи мыслящие личности. А мы нередко всех стрижём под одну гребёнку. Мы привыкли к стадности и неизвестно когда отучим себя от неё.

Станислав ГОВОРУХИН:
– Настоящий поэт все боли народные пропускает через своё сердце. Народ живёт сейчас несладко, об этом он говорил всегда, и будь он сейчас жив, эта тема и осталась бы для него самой главной. Не думаю, что он превратился бы в оптимиста и пытался утешить и успокоить – мол, всё очень скоро наладится. Наверняка он тяжело переживал бы крушение страны, вообще всё, что произошло за эти покаянные годы, наверняка мучился бы от того, как трудно и медленно теперь всё это налаживается. Он всегда был с героями своих песен, а в наши времена им было бы очень трудно жить. И, как и раньше, болело бы у него за них сердце. Не могло не болеть…

Олег МОРОЗОВ, первый зампредседателя Госдумы:
– Известно, что Высоцкий как поэт и актёр напоминал обнажённый нерв. Всё, что происходило вокруг него – любая несправедливость или то, что было важно для людей, для страны, – немедленно обретало поэтическую форму, превращалось у него в песню, сатиру или нечто яростное, подобное знаменитым «Кони привередливые» или «Моя цыганская» («Всё не так, ребята!»).
Я думаю, Высоцкий не изменился бы сегодня. Ведь поэт вне зависимости от времени сохраняет своё предназначение – он реагирует прежде всего на то, что болит у общества. Очень редко говорит о том, что нравится людям. Чаще о том, что не нравится. Высоцкий же делал это в свойственной ему сатирической манере.
Не думаю, что он любил бы сегодняшнюю власть. Власть вообще любить не модно. Равно как не думаю, что он находился бы к этой власти в какой-то жёсткой оппозиции. Но Высоцкий, наверное, нашёл бы такие слова, которые заставляли бы власть каждый раз задумываться о том, всё ли правильно она делает.

Александр МИТТА:
– Он пел бы обо всём, что его окружает. Как и раньше. О бедных и богатых, о храбрецах и о трусах, о ворах и о коррупционерах… Обязательно пел бы о продажности властей. И, конечно, о том, в чём заключается настоящее счастье в жизни.
В счастье он верил и пессимистом не был. Человеческое отчаяние – это не пессимизм. Пессимист стихов не сочиняет. Он просто спивается, не оставив после себя ничего. А Володя… Он не понимал, а, скорее, чувствовал безвыходность ситуации, но принять этого не мог. И превращал отчаяние в творческий жест. Было в его песнях некое ощущение, что какой-то выход должен всё-таки быть, просто пока мы его не видим.
Конечно, стопроцентным оптимистом его никак не назовёшь. В нём всё было намешано: горе и радость, отчаяние и удаль. И всё это в нём кипело и клокотало. Он был актёром с невиданной, невероятной жизненной силой. Всё, что он чувствовал в глубине души, выплёскивалось, даже нет – вырывалось на поверхность с огромным напором.
Он был, если можно так выразиться, предреволюционным поэтом. Неслучайно его сейчас практически со сцены не поют. Да и кто рискнёт-то, ведь попсовые исполнители такие тексты не потянут. Кто мог бы спеть сейчас его достойно? Розенбаум… Шевчук… Гарик Сукачёв… Но у них и свои песни есть. А те, кто под фанеру что-то изображает, к нему и близко не подходят. Потому и коммерческих перепевок очень мало – не поддаётся он коммерциализации. Не вписывается Высоцкий в нынешнюю гламурную размазню.

Ия САВВИНА:
– Честно говоря, мне такой вопрос кажется странным: только он сам мог знать, о чём петь. По-моему, он не выбирал тему, а пел так, как ему Господь Бог на душу положил. Так и сейчас было бы. И я уверена, это было бы гениально. Как и тогда.

Валерий ЯНКЛОВИЧ:
– Он спешил жить тогда. Спешил бы и сейчас. Может быть, даже ещё больше, чем раньше. Ритм жизни стал ещё стремительнее, а проблемы, волнующие людей, остались прежними. Значит, и пел бы он о том же, стремясь прожить в своих песнях жизни других людей. И снова все удивлялись бы, как это у него получается.

Вениамин СМЕХОВ:
– Как при жизни он был человеком малопредсказуемым, так и сейчас, если бы силы небесные его воскресили, вряд ли кто-то смог бы предсказать, как бы он поступал, что играл, о чём пел. Думаю, не смог бы он ответить на наши чаяния так, как мы бы этого ожидали, а сделал бы это по-своему, совершенно неожиданно, как и всегда это делал.

Никита ВЫСОЦКИЙ:
– Я знаю многих из его поколения, большинство сумели вмонтироваться в нынешние времена, хотя и по разные стороны баррикад. А у отца это вряд ли получилось бы. Думаю, что у него и сейчас, как и тогда, не было бы ни званий, ни наград, ни регалий. Он не был бы членом никаких палат, не пел бы на правительственных концертах и не вписывался бы в формат современного телевещания. Он, как и прежде, пел бы для обычных людей не в престижных залах, а где придётся, и песни его, как и прежде, были бы этим людям необходимы.

Эдуард ВОЛОДАРСКИЙ:
– Пел бы о том, о чём мы все сейчас говорим – о классовом расслоении общества, о пропасти между мизерной частью богатых и огромным морем едва сводящих концы с концами. О том, что мы все изменяем своей исторической памяти, забываем о наших горестях, о наших победах, о фронтовиках и о штрафниках. О падении понятия дружбы, чего Высоцкий не потерпел бы никогда и с чем бы он никогда не согласился. Для него дружба была святым понятием и не измерялась деньгами, чем сейчас измеряются почти все отношения между людьми в современной России.

Михаил ЗАДОРНОВ:
– Он бы пел о том, о чём я говорю в концертах. О результате западной реформы образования, о чиновничьей бесовщине, о гламурной заразе, о том, как бабы-спекулянтки стали бизнес-ледями, а на Рублёвке появились элитные электрики и vip-говночисты. Короче, работёнки у него было бы хоть отбавляй. Некогда было бы даже выпивать.

Николай ГУБЕНКО:
– Думаю, что чаще всего он пел бы песни, написанные ещё в те времена, и звучали бы они сейчас ещё острее:

Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю…