ЛИТПРОЗЕКТОР
В течение многих веков литература была занята тем, что неустанно напоминала человеку, чем он отличается от животного. Теперь изрядная часть бумаги и типографской краски тратится с обратной целью – убедить человека, что он животное и никак не иначе, а отказ от такой точки зрения является главной причиной несчастий.
Рассмотрим для примера произведения Януша Леона Вишневского, польского писателя, живущего в Германии и прославившегося романом «Одиночество в Сети». У всякого человека, мало-мальски знакомого с современным литературным и издательским процессами, при знакомстве с данным бестселлером возникает ощущение, что кто-то где-то сильно лукавит. Ибо если читатель, как нас старательно уверяют производители книжного ширпотреба, требует исключительно лёгких, динамичных и ненапрягающих произведений, то как попала в топ эта помесь рабочих записей психоаналитика (примерно таких: «Доктор, я не успел спросить мою маму, больно ли ей было, когда она рожала меня, и поэтому мне сейчас скучно и тоскливо») и инструкции по пользованию компьютером, подключённым к Интернету и оснащённым пресловутой «аськой»?
Кроме шуток, вот образчик слога, которым написано «Одиночество…»: «Но ICQ это не только обмен короткими репликами. Это гораздо больше. Это, например, чат. Английское слово, принятое даже французами, для которых компьютер вовсе не компьютер, а «ординатер». Однако чат они приняли, потому что чат только так и можно назвать, чтобы он означал то, что означает. А означает «беседа», «болтовня», но в Интернете это подлинный разговор. Без границ. В случае ICQ он заключается в том, что экран компьютера делится на две части. Разговаривающие получают по половинке экрана и пишут свои тексты. Каждый видит процесс написания текста «собеседником». Его нервность, ошибки, промедление. Возможно, это несколько другое, чем дрожь голоса, но тоже эмоционально. И вдобавок тут ни от чего не удастся отказаться. Вульгарное отрицание «а я этого не говорил» тут не сработает. Потому что всё зарегистрировано».
А если это всё-таки истинный бестселлер, то чего стоят все разговоры о динамизме и лёгкости, как требованиях времени…
Томительный, чтоб не сказать занудный, стиль и депрессивный настрой «Одиночества в Сети» был бы оправдан, если бы автор действительно погружался в тёмные глубины человеческой души и хоть раз попробовал задаться вопросом: почему же пресловутая свобода нравов отнюдь не сделала людей счастливее?
Но отличительной чертой книг Вишневского является полное отсутствие этого погружения. Он описывает, констатирует, пересказывает, но не задаётся вопросом: почему так происходит?
Вот мысли, которыми терзается замужняя героиня романа: «Наверное, причина в доступности. Всё было на расстоянии вытянутой руки. Ни ради чего не надо было стараться. Они уже знали друг у друга каждый волосок, каждый возможный запах, каждый возможный вкус кожи, и влажной, и сухой. Знали все тайные уголки тел, слышали все вздохи, предвидели все реакции и давно уже поверили всем признаниям. Некоторые из них время от времени повторялись. Однако уже не производили впечатления…
Последнее время ей казалось, что секс с нею для мужа был чем-то вроде – как ей вообще могло прийти такое в голову? – католической мессы. Достаточно прийти в костёл, ни о чём не думая, а потом неделю можно жить спокойно.
Может, так у всех? Возможно ли неутолимо желать того, кого знаешь уже несколько лет, кого видел, когда он кричит, блюёт, храпит… А может, это не так уж и важно? Может, необходимо только вначале? Может, хотеть лечь с кем-то в постель не самое важное, может, куда важней проснуться вместе утром и приготовить друг другу чай?»
Здравомыслящий человек, не отрицая значимости базового инстинкта, наверное, нашёл бы, что прибавить к списку важных вещей помимо приготовления чая. Но скучающая на почве отсутствия острых ощущений героиня хоть и рассуждает периодически о душевном тепле, но ищет его исключительно в постели с неким трудоголиком, который так одинок, что его, бедолагу, и с днём рождения поздравить некому. Что вы думаете, автор наконец-то проанализирует, почему наш мир превратился в бешено крутящееся беличье колесо, подгоняемое мифической американской мечтой? Не-а, ни разу. Зато есть подробное описание жизни, если это существование можно так назвать.
«Он постарался так организовать свою жизнь, чтобы не иметь свободного времени. Проекты в Мюнхене и Штатах, защита диссертации и лекции в Польше, научные конференции, публикации. Нет, в последнее время в его биографии не было перерывов на мысли об одиночестве, на чувствительность и слабость вроде той, что напала на него здесь. Обречённый на бездействие на этом сером безлюдном вокзале, он не мог ничем заняться, чтобы забыть, и одиночество напало на него, как приступ астмы. Его присутствие здесь и этот незапланированный перерыв – всего лишь ошибка. Обыкновенная, банальная, бессмысленная ошибка. Как опечатка. Перед приземлением в Берлине он смотрел в Интернете расписание поездов и не обратил внимания, что со станции Лихтенберг поезда на Варшаву ходят только в будние дни. А всего минуту назад закончилась суббота. Впрочем, ошибка его была вполне объяснима. Происходило это утром после нескольких часов полёта из Сиэтла, полёта, завершавшего неделю напряжённой работы без минуты отдыха».
О религии автор упоминает в приведённой выше цитате, да ещё в финале, где героиня сталкивается с косным персонажем, не одобряющим супружеских измен. Надо же, какой старорежимный фанатик… И крайне трудно будет найти в книге хоть намёк на то, что помимо американской мечты и сексуальной революции в жизни есть вообще-то много важного и интересного, как раз и предназначенного для того, чтобы занять делом разум и душу. Некоторые даже книги читают, но только не в этой книжке…
Что это, от неумения, от неопытности литературной автор так и не рискнул предложить читателю вместо длинных, но поверхностных описаний – короткие, но глубокие размышления? Можно было бы так подумать, кабы не та ловкость, с которой пан Януш нажимает на «красные кнопки» читательской психики. У всех нас есть собственный набор страхов, но значительная их часть является общей для всех людей. Вот этой частью Вишневский и оперирует.
Страх потери нерождённого ребёнка и гибели того, что уже появился на свет, знаком каждой нормальной женщине – это «Одиночество в Сети».
Страх перед инвалидностью – это уже «Повторение судьбы».
А вот новый роман «Бикини», он тоже эксплуатирует тему страха: «Разве тебе известно, что такое потерять дом? Улицу, пекарню на углу? Разве ты можешь представить, каково это, обернуться и увидеть, что от твоего дома осталась доска?! Только одна доска! Разве ты способен понять, что чувствует человек, когда ему и эту доску нужно сжечь, чтобы согреться? Каково бывает, когда ты не знаешь, где твоё место. Где завтра преклонишь голову. Знаешь ты это?! Знаешь ли ты, что такое война? Ты знаешь, сколько водки нужно выпить, чтобы не слышать стоны матери, которая после бомбёжки по частям собирает останки своей дочери? Ты слышал когда-нибудь такой стон?»
Героиня «Одиночества в Сети» в конце концов решает остаться в лоне семьи: «Да, она его жена. Они принесли обеты друг другу. Это её дом. Он так старается. У них такие планы. Её родители обожают его. Он очень работящий. Он любит их дом. И ни разу не изменил ей». Но за такую старомодность автор не преминул наказать её – подробно описав, как бывший её любовник отправляется на ту берлинскую железнодорожную станцию, которая в начале романа описана как любимое место здешних самоубийц. Вот, дескать, чего ты добилась со своими глупостями вроде воспоминания о принесённых друг другу обетах…
Кроме романов пан Януш осчастливил читателей двумя сборниками своих журнальных колонок – «Сцены из жизни за стеной» и «Интимная теория относительности», – являющих в форме новелл те же признаки, что и его романы. И документальной книгой «Зачем нужны мужчины?», подробно рассказывающей, чем именно мужчина отличается от женщины. Какое-нибудь принципиально новое отличие в тексте этого опуса найти вряд ли удастся. Равно как и размышление о том, как же ужиться двум полам в нашем неистовом современном мире, да так, чтобы в мире безумств стало чуточку меньше, а покоя и счастья чуточку больше. А что вы хотите? Пан – не писатель, пан – описатель.