«Доходное место» в Театре «Московская оперетта» поражает тем, что переведённая в музыкальный жанр пьеса Александра Островского не утратила ни одного мотива, сюжетной линии и пророческого смысла.
Наоборот, расширила их через музыку, танец, ритм, новое отношение к проблематике и поиск сегодняшней интонации вечного русского сюжета о чиновниках. Философия взяточничества, даже некий пафос сословия получили впечатляющий размах – настоящая стереоскопия типов, обычаев, этических правил. Самобытный мир зелёных сюртуков, снующих в непрестанном творении. Шелест взлетающих в воздух и мягко опадающих листков бумаги, как бы живых и трепетных. Сигнальная система, обозначающая гамму настроений: любопытство, опасность, тревожное ожидание. Равно как и радостное разрешение от бремени неизвестности – и тогда «зелёный шум» преображается в едином порыве, разрозненные мелкие пазлы находят друг друга, послушно и согласно строятся в пирамиду, на вершину которой кто-то сейчас вознесён. «Движуха» увенчивает самоё себя в победном фирменном знаке и символе.
Ёмким образным приёмом Валерий Архипов – режиссёр и хореограф в одном лице – выстроил отношения людей, их зависимость друг от друга, правил среды, задал ритм (важнейшая составляющая мюзикла). Достигнут необходимый синтез: пьесы Александра Островского, очаровательной и лиричной музыки Геннадия Гладкова, остроумного либретто Юлия Кима и возможностей труппы Театра «Московская оперетта», прирастающих год от года выпускниками-вахтанговцами (целевые курсы знаменитой Школы им. Б.В. Щукина сочетают базовое воспитание и музыкально-жанровую прививку оперетты).
Созданная к кинофильму «Вакансия» (1981), а ныне собранная из кусочков и блестяще переоркестрованная музыка Геннадия Гладкова лишена бьющей в глаза шлягерности. Но не лишена лиризма, выразительности, ритмического разнообразия. Дирижёр Валерий Семёнов добивается целостности и гибко управляет ажурной материей, переходами, буквально бликами настроений, жанровыми красками и всей вокально-танцевальной стихией «Доходного места». Музыка вышла из-за кадра, стала не сопровождать, а подстёгивать действие. На театральной сцене открылись полнее её достоинства. Лирическая тема Жадова и Поленьки («Дождик, дождик…») словно привязывает их друг к другу вопреки разлучающим обстоятельствам; хорал чиновников («О превосходное место доходное»); жанрово-бытовые сцены Кукушкиной (Елена Ионова) с дочерьми Юлинькой и Поленькой (Алёна Голубева и Екатерина Кузнецова); исполненный драматизма монолог Анны Павловны Вышневской (Анна Новикова); кульминационная сцена чиновничьих откровений в трактире, когда Юсов запевает в русском народном стиле и сбивается на родную строевую («Бери, бери…»)… Всё распето широко, выразительно и так же станцовано – остроумные пластические комментарии мгновенно возникают и смываются наплывом следующих событий (мужской кордебалет – 12 артистов).
Правда, излишняя громкость оркестра в первом действии мешает свободному пониманию слова, а оно прекрасно доносится артистами. Речевая культура спектакля (учитывая продолжительные зоны драматического действия) на высоте. Текст осмыслен не как подводка к пению, а как движение к перспективе – краху генерала Вышневского и потрясению основ его мира. Временному, конечно, потрясению, ибо освободившаяся вакансия займётся своим же и растревоженный улей зажужжит по-старому. Спектакль кольцует эту мысль буквальным повторением первой мизансцены: канцелярия после встряски заскрипела перьями, застучала на счётах, бумаги, будто живые, сами полетели со стола на стол… Русские писатели – Гоголь, Салтыков-Щедрин, Островский, Толстой надорвали душу чиновничьей темой, но не превозмогли её даже своей гениальностью. Наследники их героев в энном поколении могут надменно ответствовать им фразой Марка Твена: «Мы ещё успеем простудиться на ваших похоронах».
Воспроизводство порока, прослеженное русской литературой последних двух веков, имеет в спектакле оригинальный аспект. Явление взятки активно захватывает молодое поколение, и оно с радостью приемлет дело отцов. Белогубов в исполнении Никиты Грабовского – весь во власти административного восторга! Живой, деятельный, изящный юноша, ставший на глазах ответственным мужем. Кабы не зализанный чубчик, его можно было признать и обаятельным. Прекрасный танцовщик! Вовсе не зол, искренне предлагает Васе Жадову материальную помощь – посмотри, как разумна чиновничья жизнь, богата возможностями, как я монетизировал доходное место и мигом взлетел, и ты можешь. В переводе на современный сленг: не парься, расслабься, это твой шанс, не будь лузером. Через такого Белогубова понимаешь, как аморальность становится нормой.
Вася Жадов – Александр Фролов, молодой человек в круглых очках, немного всклокоченный, вылитый Александр Грибоедов, приносит вместе с обликом понятие о чести и достоинстве, образовании и прогрессе – но уже как об абстрактных, литературных категориях. Его страстность и наивная чистота отчуждают его не только от поколения отцов, но уже от сверстников.
Точную проработку поколенческих срезов и её проекцию на современность можно считать настоящим приращением смысла «Доходного места». Вот старшее поколение – Вышневский и Юсов (впечатляющие работы Александра Голубева и Владислава Кирюхина), а вот «подрос», как говорили умудрённые опытом функционеры в иные времена. Как гармонично их мироздание! Не от этого ли всё в постановке празднично, повсюду разлито довольство и всеобщая радость от широких возможностей. Праздник жизни, в какую бы цену ни стал, лишь бы был, лишь бы его украсили надёжные подельники и прелестные женщины в мехах и шляпках. Здесь тоже некое смещение сценической традиции. «Доходное место» игралось преимущественно в тяжёлых сатирических тонах критического реализма. Но появились иные обертоны, истребованные духом времени, – понятия благополучия и успешности вознесены на пьедестал.
Валерий Архипов без нажима направляет пьесу в это русло, а художник Борис Краснов, художники по костюмам Вита Севрюкова и по свету Александр Сиваев поддерживают приподнятость тона, помпезную роскошь интерьера и населяющих его моделей «с иголочки». Двухэтажная конструкция с лестницами по сторонам и подиумом-трибуной несколько напоминает большой читальный зал Российской государственной библиотеки со скульптурой Владимира Ильича Ленина в центре. Удобное игровое пространство позволяет разбивать действие на планы. В середине нижнего этажа гигантский с цифровой механикой сейф Вышневского распахивается и приоткрывает активы – слитки золота горкой, ювелирка, наличность в банковской упаковке играют в огнях подсветки.
Мастерское проведение личных побочных тем поверх магистрального сюжета связано с двумя фигурами: Анны Павловны, жены главного преступника, Вышневского, и случайного гостя в трактире – юриста Досужева. В игре и пении Анны Новиковой – редкая гармония достоинств. В минималистской манере создан образ купленной красавицы, загубленной в замужестве с могучим и всевластным коррупционером, теперь умоляющим на коленях о любви. У Дмитрия Шумейко, наоборот, буйство средств, ошеломляющая виртуозность приёмов, лихорадочная тяга высказаться. В спутанном сознании пробивается лирическое покаяние человека, бывшего когда-то как Жадов, но не ставшего им. Какая неожиданная отсылка к грибоедовскому Репетилову – одному из самых обаятельных образов русской драматургии. Оба – Репетилов и Досужев бросают свет горьких истин на центральных героев (разделённых тридцатилетием). Неосуществлённые мечты, разбитую любовь, нравственные мучения, проигранную жизнь экспонируют тем, кто в эту жизнь вступает, – Чацкому и Жадову.
Факт абсолютно творческой интерпретации великой русской пьесы. Озарение, сошедшее на труппу «Московской оперетты». Наконец-то её немереные возможности реализовались в подлинно современном художественном высказывании. Как говорил Аким Акимыч Юсов, чиновник: «Дух захватывает!»
Александр Колесников