Есенина «убивают» снова и снова
Несколько лет назад довелось мне участвовать в одной дискуссии, спонтанно возникшей в ЦДЛ. Некий пиит, только что вступивший в Союз писателей России и по этому случаю демонстративно размахивающий бордовой «корочкой», с пеной у рта доказывал, что «ГПУшники убили нашего Серёжу». Я выразил сомнение относительно данной версии.
– Вы что, не смотрели сериал «Есенин»? – гневно спросил он меня.
– Смотрел.
– И у вас остаются ещё какие-то сомнения относительно того, что это было убийство?
– Простите, но остаются. И очень большие.
Член СП глянул на меня как на врага народа, отошёл в сторону и долго ещё сверлил злыми глазами-буравчиками.
«Ну сумасшедший, что возьмёшь?» – пришла мне на память строчка из популярной песенки Высоцкого.
К чему это я? В № 40 «Литературной России» была опубликована объёмная – аж на три полосы – статья под названием «Текст как свидетель». Подзаголовок ещё более красноречив: «Кто автор стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья»?» Интригующе, кто бы спорил. Только вот напрасно читатель будет напрягать мозги в надежде на то, что, осилив до конца этот труд, всё-таки узнает, кто же на самом деле был автором упомянутого стихотворения. Ответа на этот вопрос нет. Зато всё сводится к тому, что данный текст перу Есенина не принадлежит. То есть поэт был убит, а стихотворение задним числом написал другой человек, дабы версия самоубийства выглядела более правдоподобной.
Автор статьи Зинаида Москвина, насколько мне известно, – математик. Поэтому и подошла она к теме с позиций математика, высчитывая, сколько раз в произведениях Есенина встречаются те или иные слова и словосочетания, и уже на основании этого выстраивая свою теорию. Вот характерный пример такого «литературоведения»:
«Первая особенность, которая бросается в глаза уже при беглом просмотре стихов Есенина, – это малое количество стихов-восьмистрочников. Их всего восемь: пять опубликованы до 1917 года и три в 1925 году. Но именно такой объём в восемь строк имеет стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья»…
Естественно, что об этом ничего не было известно предполагаемому автору стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», так как стихи Есенина трёх последних месяцев 1925 года были напечатаны или после его смерти, или где-то далеко, в газете «Бакинский рабочий». Поэтому для своей подделки он выбирает объём в восемь строк…
У Есенина за семь лет, с 1919 по 1925 год включительно, слово «я» встречается в 116 стихотворениях из 127, то есть без слова «я» им написано всего 11 стихотворений; причём два последних таких стихотворения появились в начале октября 1925 года, а дальше почти за три последних месяца его жизни ни одного стихотворения без слова «я» Есениным написано не было.
Поскольку у предполагаемого автора стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» не имелось в распоряжении собрания сочинений Есенина, которое вышло только в 1926 году, то заметить эту особенность есенинских стихов для него было практически невозможно. Неудивительно, что её нет в стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья»…
Отсюда сделаем следующий промежуточный вывод: если бы автором стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» был Есенин, то с вероятностью 95% он выбрал бы объём не восемь строк, а другой, и с вероятностью 92% – это стихотворение содержало бы слово «я»…
И таких выводов в статье превеликое множество. Честно говоря, смеялся до колик в животе. И ведь пишет всё это серьёзный человек, учёный.
«Совершенно очевидно, что это вариант строки «До свиданья, пери, до свиданья» из стихотворения Есенина «В Хороссане есть такие двери…» – утверждает Москвина.
Ну и что из того? А стихотворение Блока «Там дамы щеголяют модами…» целиком является вариантом «Незнакомки». Означает ли это, что как минимум одно из вышеназванных стихотворений Блоку не принадлежит? Поэты часто перепевают самих себя, пишут новые варианты уже готовых произведений, используют полюбившиеся размеры, образы, рифмы. Это-то и называется авторской манерой, благодаря которой поэт узнаваем. Как раз данное утверждение Москвиной говорит в пользу версии, что стихотворение принадлежит Сергею Есенину. Но куда там! Войдя в раж, она уже не может остановиться и крушит налево и направо: «Профессионально текст стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» сделан плохо:
– имеется раздвоение смысла в пятой строке;
– деформация ритма в третьей строке;
– неоправданное применение анафоры в стихотворении, написанном двустишьями в первой и пятой строках;
– незнание особенностей русской разговорной речи во второй строке;
– неправильное сочетание слов в шестой строке;
– сомнительной мудрости сентенция в седьмой и восьмой строках».
Бедный Есенин. Не читала, видно, его стихов Зинаида Москвина, а только слова подсчитывала с калькулятором. А кабы прочла она «Чёрного человека», «Страну негодяев», «Пугачёва», «Москву кабацкую», небольшие поэмы имажинистского периода, сколько б она нашла деформаций ритма, примеров незнания особенностей русской разговорной речи, неправильных сочетаний слов, раздвоений смыслов и сомнительной мудрости! И вспоминается тут мне беседа с Евгением Борисовичем Рейном, сказавшим, в частности: «…И вообще, кто автор стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья»? Меня кто-то уверял, что это чекисты потом написали. Полный бред! Пойди, напиши такие стихи! Это же очевидно есенинская рука, какой чекист так напишет?!» («ЛГ», № 15, 2009). Но что там Рейн, когда всё уже подсчитано и приговор «непрофессиональному» стихотворению вынесен?
И почему-то не задумываются свежеиспечённые «литературоведы» – а с какой стати чекисты столько возились с Есениным, если уж задумали его убить? Сначала заманили в «Англетер», потом повесили, а потом ещё и написали за него стихи (!), подделав на бумаге почерк поэта, так что никакой графолог не придерётся! Чего ж просто не шлёпнули, как Николая Гумилёва за контрреволюционную деятельность? Или как Алексея Ганина, обвинённого в причастности к мифическому «Ордену русских фашистов»? А ведь Есенин, горланивший чуть ли не на Красной площади «Бей жидов-большевиков!», давал поводы к тому чуть ли не еженедельно. Тут как раз впору говорить о том, что ему оказывали покровительство и прощали такое, чего не простили бы никому другому. Но велика сила мифа. Приятно же сознавать себя человеком, причастным к тайне, высокомерно посматривать на других, думая при этом: «Ты, брат, не знаешь того, что знаю я…» Которые попроще – бузят в нижнем буфете ЦДЛ, роняя пьяные слёзы в тарелки с кислой капустой, а кто пообразованнее, особенно если из технарей, – так те стремятся алгеброй гармонию проверить и музы’ку разделать аки бифштекс.
Но бесполезна тут алгебра. Никто не знает, как рождается поэзия, откуда приходят стихи и зачем они вообще приходят, почему автор начинает стихотворение с «я» или с «ты», отчего он пишет 8 строк или 80. Здесь нет и не может быть никакой системы, как нет её в игре в рулетку. Я, правда, знавал одного игрока, утверждавшего, что подобную систему он давно открыл, вычислил, проверил и перепроверил. Только этот потенциальный миллионер пил почему-то всегда за чужой счёт и занимал деньги без отдачи. Таковыми представляются мне и самодеятельные «есениноведы», с умным видом высасывающие из пальца свои нелепые теории. Впрочем, разве только «есениноведы»?
Вот передо мной недавно вышедшая книга о Николае Рубцове. Вернее, об убийстве Рубцова. Имя автора сообщать не буду, как и название книги, дабы не рекламировать чепуху. Автор сего творения убеждён, что Рубцов был преднамеренно убит. Причём трудно понять, кем именно. Сначала речь идёт о Людмиле Дербиной, которая, будучи «демонической» женщиной, при помощи «тёмных» сил расправилась с поэтом. Затем читателю внушается, что убийство совершил друг и собутыльник поэта, состоявший в интересных отношениях с Дербиной. И наконец, версия о масонах (куда ж без них, родимых?). За Рубцовым, оказывается, постоянно следили, а при осмотре трупа экспертиза дала заключение, что одно ухо у него было надорвано. А отсечение уха – как вы понимаете, не что иное, как тайный масонский знак! Остаётся только догадываться, чем так насолил малоизвестный провинциальный, постепенно спивающийся поэт масонам, которые устроили за ним регулярную слежку, а потом ритуально его убили?!
И наверное, можно было бы не обращать внимания на сочинения таких авторов, когда б не одно обстоятельство. В последние годы возникла целая индустрия по производству подобного рода «разоблачительных» работ. Следует отметить, что во все времена смерть известных личностей вызывала кривотолки и порождала самые фантастические версии, к примеру, можно вспомнить предположение В.В. Вересаева, обстоятельно занимавшегося биографией Пушкина, о том, что во время роковой дуэли под одеждой у Дантеса была кольчуга. Однако занимались этим всё же люди компетентные и совестливые, скрупулёзно работавшие с архивными документами, искренне желавшие докопаться до сути и часто опровергавшие свои собственные неудачные гипотезы. Теперь же каждый слесарь (не говоря уже о людях, занимающихся точными науками) считает делом чести написать о том, что Пушкина «заказал» царь, влюблённый в Натали Гончарову, в Лермонтова стрелял из кустов снайпер, подельник Мартынова, Блока отравили, Маяковского застрелили, Шукшина…
Ах да! Версию об убийстве Шукшина я в очередной раз услышал летом прошлого года на Алтае, на праздновании 80-летия со дня рождения писателя. Как именно убили Василия Макаровича, умершего, насколько мы помним, от сердечного приступа, не говорилось. Зато актёр Александр Панкратов-Чёрный поделился догадками, почему именно убили. Шукшин, видите ли, готовился к съёмкам «Степана Разина», и если б картина была отснята, то посмотревший её народ проникся бы духом бунтарства и сразу прогнал бы ненавистных коммунистов. А коммунисты этого допустить, разумеется, не могли, вот и порешили опасного для строя режиссёра и писателя.
Как тут не вспомнить профессора Преображенского: «Если я вместо того, чтобы оперировать, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха!» Делайте то, что входит в вашу компетенцию, господа. Во избежание дальнейшей разрухи.