В математике N обозначает величину переменную. Для хронологии «Мастерской Петра Фоменко» вещь незаменимая. Решение Минкульта о создании театра датировано июлем 1993 года. Официально N=30. Сами «фоменки» ведут отсчёт своей истории с сентября 1988 года, когда Пётр Наумович набрал в ГИТИСе курс, которому суждено было стать фундаментом будущей труппы. Значит, «исторически» N=35. Юный театр долго скитался по чужим углам, свой приют в подвале элитного дома на Кутузовском обрёл под старый Новый год 1998-го. Этот день театр и считает своим настоящим днём рождения. Получаем N=25.
Единственно правильного решения уравнение не имеет. Иначе это была бы не «Мастерская Петра Фоменко», а какой-то другой театр. Почему? Да потому, что Пётр Наумович «всегда всё делал неправильно». «Он и нас этому научил, – считает Кирилл Пирогов. – Потому что правильно – это, скорее всего, неинтересно, а вот неправильно может получиться удивительно». Трудно не согласиться. Ведь если бы Фоменко всё делал правильно, его бы не отчислили с третьего курса актёрского факультета Школы-студии МХАТ, у него не закрывали бы спектакли ещё до премьеры и свой театр создать не получилось бы.
Как ему это удалось – до сих пор загадка. Вспомним, что 90-е поставили жирный крест на советской аксиоме «поэт в России больше, чем поэт». Часть творцов озаботились властью не над умами и душами, а над кошельками, остальные впали в летаргию. И вдруг посреди этого сумрачного хаоса в некой бесконечно флуктуирующей точке пространства (состояние покоя она обрела далеко не сразу) стали рождаться спектакли, пронизанные немыслимой лёгкостью. Нет – не бытия, от него и режиссёр, и актёры старались максимально дистанцироваться, но театральной Игры. Той высокой стихии, способной сделать счастливыми и тех, кто играет, и тех, кто затаив дыхание следит за игрой, не осознавая своего участия в ней. А чего только не отдашь за три часа беспримесного счастья!
Начать строить свой театр, когда большая часть жизни уже за спиной – много ли найдётся режиссёров такого мужества? «В начальном периоде всех больших эпох существует попытка с корабля современности сбросить всё, что было свято, было вечно и т.д. И причастны к этому всегда талантливейшие люди. Мне кажется, что наш театр в борьбе не только с контекстом жизни, но и с самим собой пришёл к выводу, что мы имеем право называть себя future in the past – наше будущее в прошлом» – сделать такое признание мог только истинный философ, в котором никакие утраты и горести не смогли убить жажды жить на всю катушку.
Всю жизнь Мастер испытывал на прочность самого себя, а потом и учеников, шедших за ним след в след. Мог на репетиции с филигранной точностью выстроить сцену, убедить всех, что только в таком виде она и может существовать, а наутро всё перевернуть с ног на голову и убедить снова. «Вчерашние заслуги в театре ничего не значат. Каждый день нужно всё начинать сначала», – любил повторять Пётр Наумович. Не потому ли спектакли он любил меньше, чем репетиции?
Даже с сегодняшней относительно небольшой дистанции – Фоменко не стало в августе 2012 года – трудно представить, что у его питомцев бывали неудачные спектакли. В театре существует неписаная традиция: режиссёр выходит на поклоны только на премьерных показах. Между тем Пётр Наумович неизменно появлялся на сцене, если считал, что сегодня спектакль не заладился. Он делил со своими артистами горечь неудачи, относясь к ней абсолютно философски: «Провал – это необходимая вещь. Без него невозможно». При этом все актёры наперебой уверяют: то, что он считал провалом, на самом деле было недостаточно высокой мерой совершенства.
Ещё один парадокс: во времена Фоменко критики определяли его «Мастерскую…» как «женский театр», а актрисы уверяли, что на самом деле он как раз «мужской». «Пётр Наумович так воспитывал наших мужчин, – признаётся Галина Тюнина, – быть на полшага позади, чуть-чуть в тени. Чтобы женщина получила то, чего она заслуживает. Хотя бы на сцене. И каждая актриса считала себя особенной, определяющей его творческую жизнь. Это можно простить каждой из нас. Потому, что все были в него влюблены, и каждая хотела, чтобы он любил только её одну. Я не представляю своей жизни без него. Правда, он бы с этим не согласился. Но я бы ему этого и не сказала...»
Подвал под бывшим кинотеатром «Киев» они любовно называют «наша щель». С 2008-го, когда у «фоменок» появилась Новая сцена, она получила авторитетный статус Старой. Новоселью Пётр Наумович был и рад, и не рад. Понимал, что и артисты, и зрители заслужили и простор, и комфорт, но опасался, как бы это не убило его детище, рождённое в тесноте и необиде «щели». В новый кабинет он так и не переселился под благовидным предлогом – там репетировать неудобно. На самом же деле хотел, чтобы преемник, который – скорее рано, чем поздно, – унаследует его королевство, мог наполнить его своей энергией, своей созидающей волей.
Последней работой Петра Фоменко стал булгаковский «Театральный роман». «Когда мы репетировали сцену самоубийства Максудова, – вспоминал Кирилл Пирогов, – посреди зала поставили старый-престарый качающийся репетиционный стол, а на него такую же хлипкую табуретку. «Забирайся туда. Вот верёвка, за балку её забрось и намотай на шею», – говорит мне Пётр Наумович. А всё качается, как при шторме. Я лезу. Ему все кричат, что дело жареным пахнет. Кто-то бросается подержать стол с табуреткой. А он мне туда наверх кричит: «Кирилл, не дорожи жизнью!» Ничего более светлого я в своей жизни не слышал».
Без своего Мастера «Мастерская» живёт одиннадцатый год, сохраняя свет, когда-то им зажжённый. В фойе Новой сцены денно и нощно мерцает зыбкий образ: Пётр Наумович на своём месте – за режиссёрским столом с ручкой в руке, погружён в работу с головой и не хочет, чтобы его отвлекали. Но исподволь наблюдает за теми, кого приручил, – и за родными артистами, и за дорогими его сердцу зрителями. Театр продолжает жить. Ярко и звонко. Он повзрослел, стал серьёзнее и строже. Может быть, чуть-чуть печальнее. Но жизнелюбия он не утратил. И это – главное.
У театра появился собственный летописец. Театровед Светлана Овчинникова написала замечательную книгу – «Продлись, продлись, очарованье…», или Четверть века «Мастерской Фоменко». 591 страница про любовь – артистов к своему мастеру и мастера к ним, их всех – к своему зрителю, своему театру и Театру как таковому и, разумеется, зрителей к ним ко всем. Автор с самого начала предупреждает, что не забыла о главной, усвоенной на студенческой скамье заповеди театроведа – беспристрастности. Но заповеди можно отложить в сторону, а любовь – нет. Перед благодарным читателем предстанут сорок шесть актов по четыре явления в каждом. Начинать по большому счёту можно с любого. И двигаться в любом направлении. Любовь – пространство многомерное.
Первую четверть века по собственному календарю «фоменки» уже отметили, собравшись 13 января в родной «щели» на традиционный капустник. Это был праздник семейный. Официальную июльскую дату театр также традиционно пропускает, отбыв сначала на гастроли, потом в отпуск, – беря пример со своего отца-основателя: на свой день рождения, приходившийся на 13 июля, Пётр Наумович всегда исчезал из города. А друзей и поклонников «Мастерская…» ждёт в гости в новом сезоне, когда можно будет устроить праздник для всех…