В одной из наших бесед он сказал: «Моя мечта – родиться заново от тех же родителей». Многое в том, что он делает, идёт из детства. В детстве он влюбился в 20-е годы прошлого века – и так и идёт по жизни с ними, живущими в то время. Рядом – Хармс, Введенский, Олейников, Олеша. Можно встретить Таирова, Мейерхольда, Шкловского. Школьником он написал письмо легендарной Алисе Коонен. Она ответила. Приехав в Москву из Одессы, он пришёл к ней домой. Через неё произошло общение Левитина с великим Таировым и его великим театром. О Таирове он написал книгу в «ЖЗЛ». И о других тоже написал книги и рассказал в своих телевизионных циклах. Левитину с ними хорошо, уютно, весело, есть о чём поговорить. «Ты – наш», – говорила ему великая переводчица Рита Яковлевна Райт-Ковалёва, познакомившая его с Куртом Воннегутом. Кстати, спектакль по его роману «Бойня номер 5», поставленный на сцене огромного театра тогда Советской Армии в забинтованном пространстве Марта Китаева, – один из моих любимых. Ну а современники… есть любимые, но в основном они ему мешают. «Люди только мешают, путаются под ногами, вечно чего-то, чего-то, чего-то хотят» – это из левитинского последнего спектакля «Новый Мокинпотт». Как это перекликается с Роменом Гари – «Нет, люди не так уж злы и жестоки, они не стремятся сделать больно, просто они не знают, куда ставят ноги».
Я очень люблю Михаила Левитина. Он сделал счастливой мою юность. Фраза «Я вынул из головы шар», произнесённая в далёком 82-м, стала открытием удивительного явления, называемого «авторский театр Левитина», где всё смешалось – клоунада, бред, буффонада, ирония, безумство, юмор. А каким счастьем для меня было «Безразмерное Ким-танго»... Зрители только собирались, а высунувшийся из этой оркестровой ямы огненно-рыжий, в жёлтой блузе композитор Андрей Семёнов (нынче – практически мировая знаменитость), грассируя, скороговоркой произносил: «Начинаем с 12-й цифры, возвращаемся на начало… не повторяя полностью мажорную часть… труба… саксофон... после паузы 16-я цифра». По сцене медленно, как бы разминаясь перед спектаклем, проходили прекрасные Ира Богданова, Борис Леонидович Романов, Катя Тенета, Даша Белоусова. Гас свет. Стоящий в правой кулисе Серёжа Олексяк мечтательно произносил: «Как прекрасна река Амазонка…» И начиналось действо.
Это был карнавал. Безумие. Буффонада. Нелепость. Пустяк. Гениальный спектакль, созданный Левитиным практически из ничего. Из нескольких четверостиший Юлия Кима, которые Владимир Дашкевич положил на музыку. Я смотрела спектакль раз 100 и знала его наизусть. Повторяла за Геннадием Владимировичем Храпунковым: «Вот зачем тут и там орфоэпия нам как награда, как воздух дана». Вместе с артистами гулом отзывалась «Гамлет… Гамлет…», когда на сцену выходил играющий Гамлета Юрий Владимирович Амиго, нелепый, полный, наивно-старомодный, а рядом с ним порхала беременная Офелия – Ира Богданова. В толпе детей, выбегающих на сцену в образах попрошаек, наблюдала за своей внучкой Юлей. А как изысканно и грациозно танцевали танго Борис Романов и Татьяна Борисова. А как Даша Белоусова басом, которому позавидовал бы Владимир Маторин, пела «Ты позабудь про камин…».
И все ждали выхода Левитина. На каждый спектакль он надевал новый шарф. Выходил на сцену и режиссёрским голосом произносил: «Так надо, я уверяю вас – так надо, к чему сомненья – сомненья ни к чему…» Потом под бурные аплодисменты вальяжной походкой уходил в правую кулису и обязательно целовал в плечо Иру Богданову. И действительно – так было надо для очень-очень многих. «Ким-танго» было ритуалом театра «Эрмитаж». Витамином и для артистов, и для зрителей. Мне этого витамина явно не хватает. И вот ещё любимая левитинская тема – «Верни мне молодость, чтоб всё начать сначала», как пела в спектакле «Эрендира» по Маркесу Даша Белоусова. Конечно, такую молодость вернуть ну очень хочется. Дипломный спектакль – у Любимова на Таганке. В 21 год. Спектакль «О том, как господин Мокинпотт от своих злочастий избавился» Петера Вайса. Про него прекрасно написала Элла Михалева. Единственный случай, когда диплом дали делать в этом театре. И в ролях – Демидова, Шаповалов, Хмельницкий, Джабраилов. Музыка – Дашкевича (с ним потом Левитин и будет делать большинство своих постановок). Художник – Тата Сельвинская, которая потом напишет самый прекрасный его портрет в образе Пьеро. В распределении ролей был ещё и Высоцкий.
Смешно вспомнить, как я впервые увидела Левитина. В 1978 году он впервые пришёл к нам домой читать моему свёкру Юлию Марковичу Даниэлю свои первые рассказы. «Сегодня придут Миша с Олей, Миша будет читать, нужно, чтобы в доме было тихо, он очень нервный», – сказала моя свекровь Ирина Павловна, намекая, что неплохо бы выйти погулять с моей девятимесячной дочкой Машей. Кто это – Миша, а кто это – Оля, я, конечно, не знала. Звонок. Открываю дверь. Господи, «Доживём до понедельника». «А зори здесь тихие». Оля Остроумова. Шок. И она смотрит тем же удивлённо-лукавым взглядом, как когда она оглядывалась на уроке на Шестопала. Я думала, что такие красавицы только с принцами должны ходить, а Левитин – по моим представлениям – принцем тогда не выглядел. Но как он читал свою прозу… Во всех его книгах потом (а я просто обожаю левитинскую прозу, сочную, насыщенную, плотную, с долгим послевкусием. На свежий инжир похожа) я слышала его интонацию. Всё читаю его глазами. После этого чтения Юлий Маркович Даниэль сказал: «Миша, если вы так пишете – зачем вам театр?»
Но театр Левитина оказался очень важен не только для него, но для нас всех.
Наталья Уварова