С начала Великой Отечественной войны минуло уже 73 года, а подвиг советских солдат и офицеров, сорвавших блицкриг, до сих пор остаётся недооценённым, что в высшей степени несправедливо. Ведь без срыва плана «молниеносной войны» не были бы возможны все последующие победы Красной армии.
Причины, по которым сражениям начала войны уделяется гораздо меньше внимания, нежели Московской, Сталинградской и Курской битвам, объяснимы: летом 1941-го Красная армия понесла тяжелейшие потери и была отброшена далеко на восток. Отступая, красноармейцы взрывали получившие повреждения самолёты, танки и другую технику, отправить которую в тыл возможности у них не было. Быстро таяли и созданные перед войной запасы горючего, боеприпасов, продовольствия, медикаментов. В первые недели войны крупные соединения Западного фронта попали в окружение, сотни тысяч солдат и офицеров оказались в плену. Позже крупные «котлы» возникли и на других фронтах.
Лето и осень 1941 года – тяжелейший период нашей истории, уроки которого обязаны знать все граждане России. Но не менее хорошо следует понимать и то, что, вопреки уверениям российских либералов и их западных кураторов, что якобы наши деды и прадеды не хотели защищать «прогнивший сталинский режим», Красная армия продолжала сражаться. Победы в войнах, в которых участвуют миллионы, недостижимы усилиями отдельных героев. Срыв блицкрига стал возможным именно потому, что таких героев оказалось много. Они не бежали, бросая оружие, а оборонялись до последнего патрона, снаряда, гранаты. Кому-то удалось задержать врага на несколько минут, кому-то – на несколько часов, кому-то – на несколько дней. Вклад каждого был каплей, упавшей в общую чашу. В итоге она переполнилась, и блицкриг был сорван.
 |
| В.И. Переяславец «В одном бою 6 сбитых самолётов» |
Героизм и мастерство советских лётчиков
Давно не является секретом то, что 22 июня 1941 года вражеская авиация и артиллерия уничтожили более 1200 советских самолётов, большинство из которых не успели взлететь. Но картина первого дня войны будет неполной, а следовательно, искажённой, если мы по примеру фальсификаторов истории забудем о том, что и немецкая авиация понесла в тот день немыслимые прежде потери – более 200 самолётов (называются и другие цифры). А ведь ими управляли лучшие лётчики люфтваффе. В их числе был смертельно раненый 22 июня немецкий ас капитан Гейнц Бретнютц, получивший Рыцарский крест в октябре 1940 года, что было большой редкостью для того времени.
Воздушные схватки начались в первые же минуты войны. Крайне неприятным сюрпризом для противника стала решимость, с которой советские лётчики шли на таран. Историки до сих пор выясняют, кто же первым его совершил. Проблема состоит в том, что героев было более двух десятков, воевали они далеко друг от друга, а с секундомером никто за ними не следил. Впрочем, со слов очевидцев, известно, что наручные часы командира авиазвена 46-го истребительного авиационного полка старшего лейтенанта Иванова замерли на отметке 4 часа 25 минут, когда его машина, протаранив «Хейнкель-111», упала на землю. За этот подвиг старшему лейтенанту Иванову Ивану Ивановичу было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
22 июня в начале пятого утра свой подвиг совершил и младший лейтенант Дмитрий Кокорев. Его воздушная схватка с немецким самолётом-разведчиком не сразу выявила победителя. А когда боеприпасы закончились, Кокорев самоотверженно рубанул самолёт противника в районе хвостового оперения. В отличие от разбившегося врага наш лётчик сумел посадить свою повреждённую машину на поляну. В расположение авиаполка герой вернулся пешком. Уцелел и лейтенант Пётр Рябцев. В небе над Брестом он протаранил Ме-109, после чего благополучно приземлился на парашюте. К сожалению, почти все герои погибли. В их числе – старший лейтенант Пётр Кузьмин, который неподалёку от Гродно после нескольких неудачных заходов совершил таран немецкого «мессершмитта».
Сведения о том, как сражались наши лётчики в начале войны, есть и в воспоминаниях фронтовиков. Иван Баграмян, встретивший войну в должности начальника оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа, писал: «Командир эскадрильи 86-го бомбардировочного полка капитан С.П. Жуков в единоборстве с тремя фашистскими истребителями сбил один из них, но и сам был подбит. Он выбросился с парашютом, с трудом добрался до своего аэродрома и, едва ему успели перебинтовать ноги, снова вылетел на боевое задание».
Что же касается уничтоженных советских аэродромов, то, как уточнил военный историк Алексей Исаев, они «были разгромлены вовсе не одним ударом ранним утром в первый день войны. Их атаковали раз за разом в течение нескольких дней. Добивающим ударом стал общий отход на старую границу после завершения приграничного сражения. Повреждённые самолёты пришлось бросать. Здесь следует отметить, с одной стороны, простую, с другой – не всем понятную и очевидную вещь: боевой самолёт 1941 г. – это не автомобиль «Жигули». Это достаточно сложная и капризная машина, требующая сложного и трудоёмкого обслуживания. Отход нарушал сложившуюся систему».
Тем не менее все эти дни наша авиация наносила по врагу свои разящие удары.
«Кровь за кровь, смерть за смерть!»
Другим неприятным сюрпризом для немцев и их сателлитов стало сопротивление, оказанное им советскими пограничниками. В первом томе 12-томного фундаментального труда «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» читаем: «Отражая превосходящие силы врага, личный состав многих пограничных застав полностью погиб… Перед вторжением фашисты подвергли артиллерийскому обстрелу почти все пограничные объекты: штабы комендатур, заставы, узлы связи. Но сбить пограничников с занимаемых рубежей оказалось непросто. Они удерживали свои позиции от нескольких часов до нескольких суток».
Баграмян вспоминал: «На дот, в котором сражался гарнизон младшего лейтенанта Чаплина, фашисты обрушили сотни бетонобойных снарядов. Бойцы оглохли от грохота. Почти все были изранены осколками бетона, отлетавшими от стен. Дым и пыль не давали дышать. Иногда дот надолго замолкал. Но стоило гитлеровцам подняться в атаку, маленькая крепость оживала и косила врага метким огнём. Фашистам удалось захватить железнодорожный мост через реку Сан. Но воспользоваться им они не могли: мост находился под прицелом пулемётов советского дота. И так продолжалось целую неделю, пока у храбрецов не кончились боеприпасы. Только тогда фашистским снайперам удалось подтащить к доту взрывчатку. Лейтенант Чаплин и его подчинённые погибли, не покинув своего поста. И таких гарнизонов в укреплённых районах было множество… Героическая борьба пограничников и бойцов приграничных укреплённых районов имела огромное значение. Уже здесь, на первых километрах советской земли, дал трещину тщательно разработанный гитлеровским командованием план блицкрига».
Впервые на вражеской территории советские солдаты оказались уже через несколько дней после начала войны, когда пограничники, бойцы 23-го стрелкового полка и моряки при поддержке артиллерии 51-й стрелковой дивизии переправились через Дунай на румынский берег и с боем овладели Кили-Веке. Историк Татьяна Малютина пишет: «Это был важный опорный пункт противника, из которого обстреливались все баржи с грузами, ходившие из Одессы к Измаилу. Десантники захватили плацдарм глубиной до 3 км и шириной до 4 км, разгромив пехотный батальон, усиленный артиллерией и пулемётами, и погранзаставу… Всего в Кили-Веке были захвачены 600 пленных, 14 орудий, свыше 50 винтовок, несколько пулемётов…»
Только 1 июля противник пришёл в себя и начал наступление с целью ликвидации плацдарма. Кровопролитные бои продолжались несколько дней. Итог противостояния отражён в записке, найденной в 1958 году на бывшем плацдарме: «Июль 1941 г. Держались до последней капли крови. Группа Савинова. Три дня сдерживали наступление значительных сил противника, но в результате ожесточённых боёв под Килией в группе капитана Савинова остались три человека: капитан, я – младший сержант Остапов и солдат Омельков. Погибнем, но не сдадимся. Кровь за кровь, смерть за смерть!»
Записки схожего содержания были обнаружены и в других местах, где в начале войны шли ожесточённые бои. Одна из них, более 20 лет пролежавшая в проржавевшем корпусе мины, обрывалась на полуслове: «Нас осталось в живых три человека — Михаил Фастин из Ленинграда, я с Донбасса и Владимир из Житомира. Прощайте, товарищи! Умираем, но не сдаём…»
Под Киевом, Смоленском и Новгородом
Самый мощный удар немцы нанесли по нашему Западному фронту, командование которого во главе с генералом армии Дмитрием Павловым оказалось неспособным организовать оборону. В обстановке стремительно нараставшего хаоса многое зависело от военачальников, командовавших армиями, дивизиями и механизированными корпусами. Далеко не все из них оказались на высоте положения. А попавшие в плен командиры 36-й кавдивизии 6-го кавкорпуса Ефим Зыбин и 4-го стрелкового корпуса генерал-майор Евгений Егоров стали сотрудничать с немцами, за что после войны по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР были расстреляны.
Но наряду с паникёрами и предателями и на Западном фронте нашлись герои. 100-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Ивана Руссиянова с 26 по 30 июня отражала атаки противника под Минском, в июле героически сражалась в окружении, а 6 сентября освободила Ельню. Прославился и 388-й стрелковый полк 172-й стрелковой дивизии полковника Семёна Кутепова, уничтоживший 12 июля на Буйническом поле у Могилёва 39 вражеских танков и бронемашин.
10 июля германские войска подошли к Смоленску. Немецкие военачальники, разгромившие Польшу за четыре недели и Францию – за шесть, не думали, что Смоленское сражение затянется на два месяца. Это был крупный успех Красной армии, так как долгая задержка на пути к Москве явно не вписывалась в стратегию «молниеносной войны». Что подчеркнул в своих воспоминаниях маршал Советского Союза Александр Василевский. Он писал: «Из оборонительных сражений советских войск, проведённых летом и осенью 1941 года, особое место занимает Смоленское сражение. Наряду с упорным сопротивлением, оказанным врагу в районе Луги, и героической борьбой советских войск на Юго-Западном направлении оно положило начало срыву «молниеносной войны» против Советского Союза, заставило врага вносить коррективы в пресловутый план «Барбаросса».
Ещё раньше проблемы в реализации «Барбароссы» обозначились на Украине, где немцам и румынам противостояли войска Юго-Западного фронта. В течение первой недели войны не прекращались кровопролитные бои в районе Перемышля. Город, известный по событиям Первой мировой войны, был оккупирован гитлеровскими войсками. Но 23 июня 99-й стрелковая дивизия нанесла ответный удар, освободила Перемышль и удерживала его до 28 июня.
Да, к концу третьего месяца войны в киевском «котле» оказались более полумиллиона красноармейцев. Чтобы добиться этого успеха, Гитлеру пришлось повернуть с московского направления на юг 2-ю танковую группу под командованием генерал-полковника Гейнца Гудериана. А до этого наши войска долго обороняли столицу Советской Украины, проявляя стойкость и массовый героизм. Как можно забыть, к примеру, о том, что гарнизон дота № 131, состоящий из 10 молодых бойцов и их командира, 19-летнего лейтенанта Василия Якунина, четыре дня сдерживал атаки немцев у села Кременище под Киевом! Окружённые врагами, герои отказались сдаться. И тогда дот стал для них братской могилой: немцы уничтожили его, применив танки и огнемёты.
На Северо-Западном фронте танкисты 28-й дивизии полковника Ивана Черняховского при первом столкновении с гитлеровцами 23 июня не только отразили их атаку, но и, уничтожив несколько десятков танков и орудий противника, вынудили его отступить.
Либеральные историки и журналисты, повествуя о событиях 1941-го, как правило, обходят молчанием контрнаступление наших войск под городом Сольцы (в 70 км западнее Новгорода). А ведь там в середине июля в окружение попала немецкая группировка под командованием самого Эриха фон Манштейна. «Нельзя было сказать, чтобы положение корпуса в этот момент было весьма завидным... Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения... 3-й моторизованной дивизии удалось оторваться от противника, только отбив 17 атак», – вспоминал знаменитый гитлеровский военачальник.
Контрудар под Сольцами и сопротивление наших войск под Лугой вынудили немецкое командование 19 июля приостановить наступление на Ленинград – до подхода на рубеж р. Луги основных сил 18-й армии и приведения в порядок 4-й танковой группы, изрядно потрёпанной в боях.
Не пишут российские либералы и о том, что 24 августа на новгородской земле подвиг, впоследствии названный именем Александра Матросова, совершил политрук танковой роты 125-го танкового полка 28-й танковой дивизии Александр Панкратов. Вражеский пулемёт, не позволявший красноармейцам прорваться в Кириллов монастырь, герой закрыл своим телом. Последним словом, прозвучавшим из его уст, был призыв «Вперёд!» Игнорирование российскими либералами этого подвига, конечно же, неслучайно. К политрукам они испытывают примерно такие же чувства, какие испытывали нацисты во время войны.
Вместо заключения
«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои», – с удивлением констатировал генерал Гюнтер Блюментрит.
Другому немецкому генералу, присутствовавшему при расстреле семерых офицеров Красной армии под Владимиром-Волынским, довелось испытать не удивление, а шок. Очевидец запечатлел сцену, которая так и просится на телеэкран: «Раненые, жутко избитые, они стояли, поддерживая друг друга. Унтер пытался завязать им глаза, но они срывали чёрные повязки. Тогда им было приказано повернуться лицом к стене, но опять ничего не вышло. Офицер крикнул солдатам: «На колени их!» Но, цепляясь за стену, они поднимались опять и опять...»
Вероятно, именно в тот момент немецкий генерал впервые усомнился в том, что война с русскими закончится для Германии успешно…