Что мы хотим знать об этом человеке? Да и вообще, что мы хотим знать друг о друге или новом знакомом, когда заводим беседу?..
Поэт Валерий Дударев относится к тем творческим натурам, чей поезд и век слишком быстро шли. Молодым пришёл в конце 1980-х годов в легендарный журнал «Юность»; с каким-то трагическим предощущением грядущего в стране, свойственным поэту-пророку, писал в своей тоненькой книге (а он такие любил): «На склоне двадцатого века / Быстрее бегут поезда». Мы мало о нём знаем, потому что в те годы в стране, по известным причинам, было не до поэзии. Народись его Слово чуть раньше, встал бы он наравне с А. Вознесенским и Б. Ахмадулиной, чьё творчество очень любил и раскрывал его для себя в личном общении с мэтрами.
Родился до срока поэт Валерий Дударев, как и полагается настоящему поэту, – в неизвестный год 16 июня. «Как так?!» – воскликнут будущие биографы или злословы, которые пытаются весь мир измерить и изучить филистерски. А Валерий отмерял жизнь стихом, часто говорил мне: «Ря, я не знаю, сколько мне точно лет, я отмеряю жизнь стихом, сколько я написал за год, я давно плюнул выяснять, сколько мне лет». А дело обстояло так: по паспорту он родился в 1963 году, по воспоминаниям двоюродной сестры Марины (по материнской линии) – в 1964-м, а по словам матери, тайно шепнувшей на ухо молодому поэту перед своим уходом дату и время, – в 1965 году. Апофатика жизни, её непостижимость не даются абы кому и абы как. В этом незнании есть промысел Божий, значение которого открывается только на расстоянии. Как писал любимый поэт Дударева Сергей Есенин – «Лицом к лицу / Лица не увидать». Ну не знаем мы доподлинно, когда родился человек Дударев (ведь было же у Некрасова в поэме «Кому на Руси жить хорошо»: «в каком году – рассчитывай»), хотя это крайне неудобно для его биографов, но знаем, когда и как рождался поэт Дударев. Рождался он мучительно и одновременно легко в школе, в средних классах, где преподавала Галина Анатольевна Тарасова, прививавшая ученикам любовь к литературе. Сам поэт об этом вспоминал так: «Первые строчки появились, когда наша учительница по литературе, Галина Анатольевна Тарасова, дочь великого хоккейного тренера, стала задавать творческие задания по литературе. И я подумал: писать прозу – это же скучно, это же как сочинение. Писать драматургию – я был в ужасе, драматургия – штука сложная, ещё замучаешься, а какие‑ то короткие поэтические строчки – ещё ничего… Мне хотелось поскорее задание спихнуть – ребята во дворе играли в футбол. Галина Анатольевна сказала: «Делайте что хотите. Я не буду вас останавливать. Это не сочинение. Это ваше видение мира. Вот кто вы есть? Дайте себе и миру шанс посмотреть на себя как на литератора. Чтобы у меня на столе лежали работы, которые пытаются показать вас, преодолеть вашу косность, помогают понять, кто вы на этой земле». Ну, вот я и написал. Сейчас мне кажется, что это была какая-то элегия. Я писал, и это было так легко, откуда-то появилась сноровка – и мне было хорошо, и миру было хорошо, и Галине Анатольевне было хорошо, потом моей маме стало хорошо, и папе… Я шёл домой счастливый, повторяя эти строчки. Это было то, что я сделал для себя, для этого мира». И в этом рассуждении уже проглядывает макушка будущего поэта, желающего сделать хорошее, доброе, вечное для этого мира.
Поэт и человек Валерий Дударев всегда считал, что в жизни главное – интонации. Переливы чувств, отзвуки смыслов и призвуки интересовали его как философа и художника слова, изучающего наше бытие (и инобытие). Одной из настольных книг его был небольшой трактат В. Кандинского «О духовном в искусстве». Так вот, интересно то, что в этой работе автор особым образом выделяет в творческом процессе теургии художника, настроения. Настроения – это духовные токи времени, в котором творит писатель. Настроения бывают разными и зависят от эона истории. По существу, дударевские интонации – это те же настроения Кандинского, это имагинации (высокий образ культуры, постигаемый метафизически, интуитивно), которые создатель являет нам в своих стихах. Интересны метафизические интонации поэта в его последних стихах, в которых он показал себя большим художником и философом.
Цветок
Где звёзды падают поныне,
Где камень вечен и жесток,
Не то в глуши, не то в пустыне
Рос цветок.
В нём сила истины звучала,
Подвластна Богу одному.
И Божья Матерь отвечала
Великолепием ему.
И Божий Сын в завете твёрдом
Ещё до всякого креста
Ему рассказывал с восторгом
Про арамейские места.
И рядом не было ни пчёлки,
Ни человеческой руки,
Лишь плакал ветер, словно чётки,
Перебирая лепестки.
Сосна
Осталась жизнь, осталась тайна
Непостижимая одна.
Своей минуты увяданья
Ждала сосна.
Её смола янтарно, сочно
Одолевала тьму и мглу.
И всем понятно – вот же солнце
К земле стекает по стволу.
Чужие люди подходили
К ней новогоднею гурьбой,
Но тайны этой не открыли
И мы с тобой.
Когда с обрыва мчатся сани,
Когда лыжни обнажены –
Тогда вот кажется в тумане,
Что нет – и не было сосны.
Посвящено Андрею Шацкову
Я простой православный –
Родовой, рядовой.
Непутёвый, не главный –
Я хребет становой!
Как великую тайну,
«Отче наш» повторю,
Хоть давно не пытаюсь
Доползти к алтарю,
Где, крепка и парадна,
Вся церковная рать
Может враз беспощадно
И хвалить, и карать.
Я затих у крылечка
В дальнем храме в углу,
Где дешёвая свечка
Распечатала мглу.
Я молюсь, как скотина,
В эту самую мглу,
А старушки мне в спину
Посылают хулу,
А дьячок пьяный позже
Хмыкнет: «Ну и артист!»
А ещё я раб Божий,
А ещё – атеист.
Я и ровный, и равный,
Я и зэк, и конвой.
Я – простой православный.
Родовой, рядовой.
Я за Русь, за Победу
Под вороний ли грай
Божьей волей поеду
То ли в ад, то ли в рай.
Я ропщу. Я – доволен.
Я – изгой. Я – народ.
И гудит с колоколен:
«Коммунисты, вперёд!»
Качание деревьев в августе
Он увидел – увидел, себе на беду,
Качание олив в Гефсиманском саду,
Какого не знали ни жрец, ни мудрец,
Какое увидел лишь Он да Отец.
Родные, не бойтесь, откройте все двери,
Ведь реквием вечен не год и не век.
Пускай на земле остаются Сальери
И чёрный хохочет опять человек.
Важней впереди очертанье Голгофы,
Важней кипарисы – туги и прямы.
Пускай на земле оболгут «Меренгофы»
Качанье деревьев вдоль света и тьмы.
Молитвой наполнятся звуки простые
Сверчка и цикады в назначенный час.
Лишь в августе ночи, как мёд, золотые
Одарены отсветом греческих ваз.
Земная механика крутит вселенной,
Холодные звёзды в ладонях согрев,
Пока ещё есть на земле этой тленной
Пространство и время качанья дерев.
* * *
Здесь улицы нету Овидия.
Домишки, окошки, чай.
Какая глухая провинция!
Какая простая печаль!
Но только вот здесь между грозами
В вечернем затишье поймёшь
Со всеми узорами, взорами,
Что небо с земли не сотрёшь.
Засветит цветок с подоконника,
И крест на могиле пустой –
Иконы здесь будут – иконами,
Звезда – Вифлеемской звездой.
Торговые ряды
Ночь торгует шёпотом и свистом.
Ночь. Подстепье. Тянется змея
В ту страну, что в сумраке лучистом,
Что на век осталась без меня.
Нет давно ни гордости, ни силы,
Но пока колышется река,
Их не много, ищущих могилы,
Как бутоны южного цветка.
Ворожея, складывая руны,
Словно сталь смертельного клинка,
Бровь подымет, жаля и чаруя,
И уставит взор на чужака.
Ей страшнее сказочные войны,
Миф чернее неба и воды...
Засвистят, зашепчутся, завоют
В камышах торговые ряды.
Последнее стихотворение поэта из этой подборки публикуется впервые и, надеюсь, станет подарком для читателей газеты. Так, в Логосе, высоким поэтическим словом мы чествуем Валерия Дударева, верой и правдой служившего русской литературе и в качестве главного редактора журнала «Юность» (двенадцать лет работы в должности), и в качестве словотворца, чья судьба только по-настоящему начинается.
Марианна Дударева,
супруга поэта, доктор культурологии, литературный критик