Дмитрий Филиппенко
Родился в 1983 году в Ленинске-Кузнецком, Кемеровской области. Окончил Сибирский государственный индустриальный университет. Работает горным мастером на шахте. Публиковался в журналах: «Огни Кузбасса», «Наш современник», «Юность», «Дальний Восток», «Родная Ладога», «Берега», «Плавучий мост», «Нева», «Алтай», «Енисей», «Бельские просторы», «Сура», в «ЛГ» и других изданиях. Главный редактор литературных альманахов «Образ» и «Кольчугинская осень». Организатор Всероссийского литературного фестиваля им. Алексея Бельмасова. Автор шести книг стихотворений. Лауреат межрегиональной премии им. В.А. Макарова (Омск), ежегодной премии «Слово» (Москва). Член Союза писателей России. Проживает в Ленинске-Кузнецком.
Снега
А в детстве по ночам цветут снега,
Ложатся на лохмотья тротуара.
Компот – на дне стакана курага,
Деревни воздух, повести Гайдара.
Следил за нами справедливый дед,
Чтоб с братом мы
не брали в руки спички.
Мы – каждый – гнали свой велосипед
И уезжали к чёрту на кулички.
По вечерам окрошка и кино,
Зелёный чай и шоколада плитка.
Я всё равно вернусь в деревню! Но
Закрылась в детство старая калитка.
* * *
Седое время, словно тёплый свет,
Ложится на продрогшие деревья.
Мы с электрички, нас встречает дед,
И мы летим в студёную деревню.
В санях солома, старенький тулуп.
Укутаюсь в него, чтоб не замёрзнуть.
А бабушка уже готовит суп,
Пельмени варит, всё у ней серьёзно.
Промчались тридцать
деревенских зим,
Продали дом, живут теперь другие.
Но снится мне –
по снегу мы скользим,
И не напьюсь я этой ностальгией.
* * *
Я вглядываюсь снова в темноту.
И солнцем не напьюсь...
Судьба шахтёра.
Когда-нибудь на пенсию уйду.
И станет шахта для меня Матёрой.
Семнадцать лет бреду в своей тени
По штреку жизни и без остановок.
И на-гора меня выводит нить.
Глубокий сон. А утром всё по новой.
Остановите шахту, я сойду.
И пересяду в мир с другою былью.
Но разрезаю светом темноту,
Размешивая штыб с инертной пылью.
* * *
В Сибири дождик пахнет черемшой,
Немного сеном, вредною крапивой.
И на душе свежо и хорошо.
Не запретишь в Кузбассе
жить красиво.
Шахтёрской лампы негасимый свет
Щекочет нежно пятки небосвода.
Хохочет дождь, его смешнее нет,
В Сибири дождь теплей и слаще мёда.
Дождь спрятался, проснулась тишина.
И заиграли радужные рыбки.
На солнышке родная сторона,
И светятся шахтёрские улыбки.
* * *
Идёт по шахте человек,
Как будто в ней живёт.
И путь его длиною в штрек
Закончится вот-вот.
Свернёт на путевой уклон
И выйдет на-гора.
Стране свой первый миллион
Он выдал в шесть утра.
Идёт герой по ламповой –
Счастливый человек.
Он бригадир, он деловой,
Но жизнь длиною в штрек.
* * *
А в шахте зреет виноград –
Он чёрный, крупный и блестящий.
Стремится к солнцу на-гора
Кормиться светом настоящим.
Легла инертная мука.
Зима на шахтном континенте,
Но виноградная река
Бежит по скороходной ленте.
Бежит во власти куража
И пахнет угольной ванилью.
И благодатный урожай
Плывёт под виноградной пылью.
* * *
Сегодня в шахте выпал снег
На штрековую мостовую.
И моторист обнял во сне
Конвейерную хвостовую.
Сопит стареющий насос,
Откашливая снег и воду.
Сердитый босс-молокосос
Кричит на всех и на погоду.
Стихи висят на венттрубе.
Их горный мастер вытирает.
Шахтёр рифмует о судьбе.
Судьбу шахтёр не выбирает.
* * *
В старом небе новый пепел
Падает на школьный двор.
Снеговик солдата лепит,
Устремляя к солнцу взор.
Он успеет, он поставит
Памятник своей зиме.
Русский воин не растает,
Не погибнет на земле...
...Школьник спит, письмо в конверте,
Строчки бабушке своей:
«Русский снеговик бессмертен
Вместе с Родиной моей!»
* * *
Где-то меж Самары и Тольятти
Мы считали звёзды до утра.
Куртку белую на чёрном платье
Обнимал. И капельки костра
Согревали. Дождь был бесполезен,
Убегал, по берегу скользя.
Целовал фиалки щёк и грезил.
Целоваться в губы нам нельзя.
Волны, как созревшие ранетки,
Падали на жигулёвский лён.
Мы стихи писали на салфетке.
И шуршала Волга или клён.
Джон Коннор
Когда Джон Коннор был здоров
И ездил на мопеде,
Мы с дедушкой пасли коров,
А после на обеде
С картошкой ели пироги.
Затем я шёл к невесте.
А Шварц наматывал круги
И заряжал винчестер.
Давно окончил институт,
Женат, пишу поэмы.
А Коннор жив и так же крут,
Решает все проблемы.
Проходит жизнь как сериал,
Стара, как Роберт Патрик.
Когда Джон Коннор умирал,
Я спал в кинотеатре.
1925
Стелются туманы в голове.
Серый пепел лёг на тротуар.
По проспекту чёрный человек
Шёл опохмелиться в старый бар.
А в душе его гудит война,
А в крови брезентовый мороз.
С каждой рюмкой ёкает весна,
Расцветает медуница слёз.
И звенят колючие стихи,
На коленях пьяная форель
На крючке. Вчерашние духи
Соблазняют. И в глазах апрель.
Нежные туманы в голове.
Серый пепел лёг на гололёд.
Возвращался чёрный человек.
Завершался двадцать пятый год.
* * *
Полярное сияние ума,
И Баренцево море ожиданий.
В Териберке прекрасная зима.
Не нужно мне египтов, турций, даний.
Луна на ледовитом рубеже
Висит как будто бронзовая буква.
В воде дыхание морских ежей.
И в каждом шаге созревает клюква.
На ледоколе «Ленин» хорошо.
Любое судно перед ним калоша.
И за рулём командует Коржов...
И охраняет Родину Алёша.
Плесень
В плесени мои родные сени,
И в грязи испачканы пороги.
У меня повесился Есенин,
У меня повесился Ставрогин.
По моей квартире ходят сплетни,
Собирают строчки или спички.
И когда приходит ветер летний –
Улетают бабочки-синички.
Может, это духи или души.
Разница видна и ощутима.
Я от страха закрываю уши.
Кто ты? Что ты, Филиппенко Дима?
По моей вселенной едут крыши.
Я замёрз до боли и до нитки.
Под моим окном гуляет Рыжий.
Турбина смеётся у калитки.
Поздравляем Дмитрия Филиппенко с юбилеем! Неиссякаемого вдохновения, крепкого здоровья и новых проникновенных строк!