Беседа публициста Арсения Замостьянова с писательницей Татьяной Синцовой
– Литературное телевидение – это только ностальгия?
– Да уж, в прежние годы литература не исчезала с экранов. Осмелюсь утверждать: ею было пронизано всё советское телевидение, а экран нёс в жизнь не потоки крови, не мат и ненависть. Он учил среди нестроений мира выбирать добро и справедливость. Коренные русские ценности. Учил ежечасно «поправлять штакетник» по примеру Валентины из спектакля «Прошлым летом в Чулимске» (1975) по А. Вампилову.
Прозаики, поэты были желанными гостями концертной студии «Останкино», где проходили встречи со зрителями. Представляете Первый канал господина Эрнста, на котором в прайм-тайм читают стихи? Я – нет. В.П. Катаев, по примеру Маяковского, называл такие встречи «работой» (1978).
– Пожалуй, это лучшее, что было на телевидении. По сравнению с теми героями и зрителями все мы – роботы. Столько в них было живого, человечьего. Мысль рождалась у нас на глазах – ни сомнений они не стеснялись, ни морщин…
– Как хорошо, что сохранились те плёнки! Вглядываюсь в зрительный зал – и вижу другие лица. Серьёзные, вдумчивые, открытые. Но ведь это мы, Господи! Мы когда-то были такими. Не боялись духовной работы – тянулись к ней.
Ю.В. Бондарев, В.Г. Распутин, А.А. Алексин, Г.Н. Троепольский, В.С Розов, Ф. Абрамов, В. Катаев, Д.С. Лихачёв, Е.А. Евтушенко, В.П. Астафьев, Ф.А. Искандер – все были там. Специально приезжали на съёмки. Никогда не забуду взволнованного рассказа Виктора Петровича Астафьева о том, как он подъезжал на поезде к Москве, вглядывался в вечерние окна: «Кто за ними? Что за люди? Как им живётся, здоровы ли? Почему не спят?» В его голосе были забота и боль – и зал взорвался аплодисментами.
– И не по команде редактора!
– Я запомнила Астафьева таким – смущённым от искренней овации. Для меня нет Астафьева времён поцелуев с Ельциным и «Проклятых и убитых». «Кажется, я не знаю, о чём мы будем говорить», – с этими словами вышел на сцену Гавриил Николаевич Троепольский, а заговорил о главном: том, что Добро и Зло – вечные и самые важные в жизни темы. Размышлял, чем определяются истинные духовные ценности (тогда не сомневались в их существовании). Что включают в себя понятия «честь», «достоинство», «доброта», «порядочность», «социальная справедливость»? Какова роль писателя в деле нравственного совершенствования человека? Странные для нынешнего времени разговоры, не правда ли? Уже в разгар перестройки, помнится, зрителей «Останкина» «усыплял» Кашпировский.
– Почему же всем так захотелось гипноза, а потом – и более солёных зрелищ?
– Есть мнение, что нас перекормили «правильным». Вожжи опустили – мы и пошли вразнос. Значит, были плохими учениками. В конце концов это выбор каждого. Если литератор общается матом (вы представляете Д.С. Лихачёва, матерящимся в Интернете?), то не советская власть в том виновата. И не советское кино, единственный раз «ругнувшееся» с экрана устами Василия Макаровича Шукшина в момент наивысшего напряжения в фильме «Они сражались за Родину», – неслышно, одними губами.
Недавно пересмотрела «Заседание парткома» (1977) по пьесе А. Гельмана и была приятно удивлена. Спектакль не потерял свежести и остроты благодаря узнаваемым во все времена персонажам: правдолюбцу из низов и воину (бригадир Олега Ефремова служил в ВДВ), чиновнику-демагогу, перестраховщику, словно вынырнувшему из Салтыкова-Щедрина («Годить надо!»). Ничего не изменилось. Только теперешним рабочим наплевать на качество – нет у них с работодателями «общего дела». И вот прошли «те времена». Наступили «эти».
– «Не тот боржом», и Гельманы стали не те…
– Прошлись по живому. В. Познер, помнится, заканчивал своё ток-шоу на Первом канале лукавой усмешкой: «Такие нынче времена». Не нравятся – привыкайте или съезжайте… в Могилёвскую губернию. Вкусно выговаривая на английский манер словцо «ток», Познер всегда подчёркивал, что его передача – именно «шоу», а не какая-нибудь встреча со зрителями. Забавно, но его «ток» я всегда воспринимала как пляску глухарей на току. Токуют себе, распускают хвосты, никого не слушая.
Познер не ставил цели слушать. Он наводил мосты. Вы, конечно, помните популярные передачи с Филом Донахью в 1985–1987 годах в разгар перестройки.
– США там представлял не только Донахью, я недавно пересмотрел эфир, в котором на американской стороне орудовал Питер Дженнингс. И он переигрывал нашего ВВП, как Джеймс Бонд генерала Грубозабойщикова! Почему на столь ответственную роль партия и правительство выдвинули Познера – почти понятно. Политические обозреватели, много лет работавшие в кадре, ассоциировались с прошлыми временами, с Брежневым, а Познера публика не знала в лицо. К тому же он сам по себе слыл победой нашей пропаганды. Иностранец, выбравший СССР! Конечно, выбор за него сделал отец, но всё же… Тут даже нездешний говорок вроде бы «работал» на советскую власть. В восторге от такого эффекта наши идеологи не учли, что представлять Советский Союз в диалоге двух великих держав должен журналист масштаба Юрия Фокина – по убеждённости, по обаянию.
– Нового Фокина не нашли, всё-таки именно Познер плотно закрепился на «насесте» российского телевидения и вот уже четверть века – страшно подумать! – не слезает с него. Морочит людям головы, монтажом расставляя нужные акценты. То есть немножечко мошенничая. Я имею в виду его звёздный час: знаменитую передачу, из которой вырезали: «…у нас есть любовь!»
У кого как – у меня Владимир Познер прочно ассоциируется с… Политбюро ЦК КПСС.
– Неужели вы недооцениваете славных тружеников в фетровых шляпах?
– Я вспоминаю тогдашние ощущения: к 1985 году от политбюро устали. Его члены были стары, некрасивы, и нам захотелось румяных и свежих. Дорого же нам обошлась собственная разборчивость! К 2012-му – устали уже… от демократического. Демократическое политбюро не так явно структурировано, но свой идеологический концепт имеет. Афанасьев, Попов, птенцы гнезда Чубайсова, та же Пугачёва с эстрадной тусовкой, Венедиктов с тусовкой журналистской, Ясин, господа из ВШЭ и Познер – чем не демократическое политбюро? Давайте наконец скажем правду: не мосты они «наводили», а проводили идеологическую работу «среди населения». Как оккупанты на завоёванной территории. Мы устали от них больше, чем от Политбюро ЦК КПСС.
Мало того: поздним умом понимаем, что прежнее политбюро добрее относилось к стране и народу, чем нынешнее. Мыслимое ли дело, чтобы кто-нибудь из бывшего сказал:
«В России меня держит только моя работа. Я не русский человек, это не моя родина, я здесь не вырос, я не чувствую себя здесь полностью дома – и от этого очень страдаю. Я чувствую в России себя чужим» (В. Познер. Интервью «Московскому комсомольцу»)?
Члены демократического политбюро, надо признать, довольно откровенны в своей нелюбви к России и русским. Сами они не уйдут, продолжат тасовать замусоленную колоду, разбавляя её «родными человечками» и выхолащивая попутно советские формы буржуазным содержанием.
– Очень уж многим из нас хотелось свободы…
– Я вот думаю: какой свободы? Для чего? Где новые имена, книги, спектакли, фильмы? В последние годы что-то, безусловно, сдвинулось, но от «славных девяностых» остались лишь «бесприютная тоска» да «долгая бескайфовая дорога» (АукцЫон). Это провал. Толстые журналы, издательства, кинематограф, театр – поплыли по «морю рыночных реформ». Конечно, что-то писалось, в основном в жанрах детектива и чернухи, и даже снималось – в них же, но по-настоящему запомнились лишь «Дети чугунных богов» (1993) и «Окраина» (1998) сценаристов П. Луцика и А. Саморядова.
В 90-х изменилась оценочная шкала. Если раньше всё было плохим или хорошим, но – настоящим, то теперь – настоящего стало мало. В ту пору зародилась мода на «исторический глянец», которая пошла с засахаренной «Барышни-крестьянки» (1995). Неестественно приглаженные «кукольные» фильмы, вроде «Муму» (1998) А. Грымова, проторили дорогу на телеэкран, и с тех пор там прочно обосновались «Бедные Насти» (2003–2004). Подобными картинами затыкали и до сих пор затыкают дыры социального кинематографа, который, переболев, разразился потоком фильмов «про золушек» из провинции, вышедших замуж за олигархов.
– То есть свобода привела к торжеству примитивных штампов.
– У меня крамольная мысль: свобода нужна была для ресторанного бизнеса. Точнее, для бизнеса вообще. Не для творчества. Для открытия «собственных дел». Процитирую запись в фейсбуке одного приметного либерала:
«Господи, как же хорошо ЖРАТЬ. Единственное чувственное удовольствие, которое мне доступно в полной мере. И никакого чувства вины. И никаких тёмных страстей. И никакой ответственности».
И, правда: о ком ни прочтёшь – все рестораторы: Пархоменко, Познер, Ургант. Рестораторы «от идеологии» – театра, музыки, кинематографии, журналистики. И всё-таки их время проходит.
– Откуда такой оптимизм?
– Меня порадовала недавняя пресс-конференция Ренаты Литвиновой в Ростове-на-Дону. По-моему, это важные слова: «Как можно желать в мечтах и просить материального? Материальное – это всего лишь последствия твоей деятельности. Это не может быть целью».
И далее: «Когда ты что-то делаешь, ты не просчитываешь, ты делаешь как будто в стол». Мне понравился и недавний диалог героев нашего разговора – Владимира Познера и Ренаты Литвиновой. Познер начал его стариковским ворчанием на плохую погоду. «Я не метеозависима», – равнодушно ответила гостья.
Подобные беседы Владимир Познер проводит, в общем-то, по шаблону, ставя в тупик приглашённых надёрганными цитатами из старых интервью. Тут номер не вышел. Литвинова сказала, что «журналисты – собаки такие», всё перевирают и что она вообще бы не пришла, если бы не новый фильм «Сказка для Риты», которому «надо помогать». Мэтр растерялся. Видимо, он ожидал благодарностей за приглашение. Когда узнал, что фильм снят на собственные деньги, стал допытываться, какая сумма была вложена, и вообще «потерял лицо».
С ним последнее время случается. Он путает Гоголя с Салтыковым-Щедриным и, как плохой актёр, «оговаривается» домашними заготовками. Я имею в виду «Государственную Дуру» вместо «Государственной Думы».
– Так, значит, время рестораторов проходит?
– На наших глазах происходит «сеанс одновременной магии». Надо сказать, что в последние годы из столичных офисных хомячков, как их называют в Интернете, журналистской братии, пиарщиков, мелких бизнесменов и примкнувших к ним друзей-приятелей сложился так называемый креативный класс. Творцы, умеющие «творить» только митинги. Я их тоже называю рестораторами, ведь «мечта прекрасная» у них всё равно одна: открыть свой бизнес, преуспеть и затесаться в приличную компанию «на морском песочке». К тому же многие из них уже держат кафе, рюмочные и прочие питейные заведения.
Так вот начиналось всё «за здравие», а заканчивается... Модные одёжки слетают с них, как в булгаковском варьете. Под фантиком обнаруживаются пустота, непомерные амбиции, нечистоплотность, неумение и нежелание работать. Есть надежда, что будущее не за хипстерами. Недавно прошёл слух, будто руководители главных телеканалов ждут… новых назначений. Вот и славно. Мы тоже ждём. Кто вместо них? Вопрос, на который нет пока ответа.
«Креативных рестораторов» мне бы не хотелось.