Владимир Паперный. Архив Шульца. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021. – 507 с. – 2000 экз.
Сколько бы современность ни подкармливала русскую литературу проблемами и конфликтами, та упорно смотрит в леса прошлого, где и трава зеленее, и дичь аппетитнее. Исторический тренд остаётся всё столь же силён. Писатели неустанно переосмысливают, пересобирают, пережёвывают события минувшего. У одних преобладают ностальгические нотки, у других – осуждающие, а третьи стараются прийти к некой объективности.
Книгу Владимира Паперного «Архив Шульца» можно было бы причислить к типичным проявлениям исторического тренда, но фигура автора выделяет её на фоне других художественных осмыслений недавнего прошлого: роман создан не писателем, а культурологом, специалистом по истории советской архитектуры. Владимир Паперный получил широкую известность благодаря написанной на основе кандидатской диссертации книге «Культура Два», где рассмотрел, как мировоззренческие трансформации сталинской эпохи воплотились в архитектуре. Замысел фундаментального труда, по признанию автора, сложился из чистого любопытства – попытки понять, как экспериментаторский футуристический дух переродился в величественную имперскую строгость. Подобный интерес явно обнаруживается и у истоков «Архива Шульца», только здесь Паперный на примере одного персонажа пытается разобраться с особенностями жизнестроительства своего поколения. Точнее, не всего поколения в целом, а той его маргинальной части, у которой произошло «самозарождение враждебной идеологии без участия врагов».
Главный герой романа – эмигрировавший архитектор Александр Шульц по прозвищу Шуша получает посылку с магнитофонными записями. На плёнке сохранились воспоминания членов семьи. Прослушивая катушки, Шульц мысленно перемещается в прошлое, заново переживая вехи своей биографии. Для специалиста по архитектуре возвести столь типовую конструкцию было бы слишком тривиальным решением, поэтому Паперный использует разносторонний подход, то выступая в роли отстранённого всеведущего повествователя, то давая возможность некоторым персонажам устроить ментальный экскурс по отдельным эпизодам жизни героя. Стройное многоголосие складывается в роман взросления, где верящий в навязанные идеалы мальчик превращается в прагматичного мужчину. Преображение сопровождается творческими исканиями, приверженностью маргинальным гуру, отношениями с разнообразными (иногда довольно экзотическими) девушками... Не обходится и без околофаустовских соблазнов системы («Мы должны быть не жертвами этого режима, а, если угодно, его мозгом»).
При прочтении в глаза сразу же бросается слегка заштукатуренная автобиографичность. Конечно, Александр Шульц и Владимир Паперный – это два разных человека, но вся непохожесть выстроена так, чтобы сделать сходство более очевидным. Кстати, писатель не упускает возможности ввернуть в текст немного архитектурно-культурологических штудий, подталкивая своего героя к раздумьям о грамотном вхождении в постмодернизм или всеобщем негативном отношении к дешёвому строительству. В интервью порталу «Год литературы» автор признался, что отказался от идеи писать мемуары и предпочёл обратиться к роману, сравнив обычную фиксацию воспоминаний с сырым материалом, а художественную прозу – с попыткой что-то из него построить. Если сопоставить «Архив Шульца» со сборниками мемуарных эссе, рассказов и заметок Паперного «Мос-Анджелес» и «Мос-Анджелес Два», то можно отметить, что в романе, становясь частью разветвлённого сюжета, многочисленные байки, анекдотические случаи, кухонные разговоры приобретают дополнительную смысловую окраску и символическое значение.
Анна Берсенева на страницах «Новых известий» назвала «Архив Шульца» энциклопедией советской жизни, подчеркнув, что «в том же смысле, который вкладывается в это определение по отношению к «Евгению Онегину». С таким подходом сложно согласиться. Подобных «энциклопедий», где в художественности растворены приметы времени, за последние годы выходило немало – взять хотя бы «Бюро проверки» Александра Архангельского или «Секретики» Петра Алешовского, издававшиеся всё той же «Редакцией Елены Шубиной». Публичная сфера охвачена «бумом памяти», «одержимостью прошлым», поэтому неудивительно, что авторы активно воспроизводят ориентиры минувшего вне зависимости от своей идеологической позиции, серьёзного или ироничного тона повествования, стремления точно изложить реальную историю или разбавить фактуру художественным вымыслом.
«Архив Шульца» нельзя назвать уникальным в плане живописаний реалий времени, зато он очень показателен с точки зрения духовных исканий главного героя. С того момента, когда «онтологическое доказательство справедливости советского строя» перестало казаться убедительным, Шульц не понимает, как жить при социалистическом режиме, но и Запад, где «не хватает юмора и флирта», где главное занятие – продавать себя, враждебен духу московского интеллигента.
Вектор, заданный жанром романа взросления, очерчен предельно чётко: от юности к зрелости, от хаоса к упорядоченности, но при этом ни семейная жизнь, ни успешная карьера не избавляют от зыбкости и неопределённости.
Александр Москвин