Сегодня мы говорим о первых веках русской истории, о пробуждении народа, строительстве государственного здания. Наш собеседник – историк и писатель Виктор Трофимович ЧУМАКОВ.
– С арифметической точностью начало русской государственности определить невозможно. И это не должно нас удивлять. Запутаться можно в трактовках, но какое наслаждение в них вникать… Так всё-таки первым правителем Руси был Рюрик? Или кто-то иной?
– Так принято считать, что Рюрик. Так сложился исторический канон. Дата условная, но другой у нас не будет. Она превратилась в национальный символ. Непрерывная линия истории русского народа начинается с Рюрика. В этом не сомневались 150 лет назад, когда при императорах Николае I и Александре II обсуждали проект памятника Тысячелетию России, когда замышляли патриотический праздник страны, государства, народа.
Но Василий Никитич Татищев ещё при Анне Иоанновне ввёл в научный оборот сведения так называемой Иоакимовской летописи. В этой летописи говорится о словенских князьях, которые правили до Рюрика. Вообще мало мы изучаем Татищева, которого, к сожалению, недооцениваем. Он был одним из талантливейших русских людей XVIII столетия, первым настоящим нашим историком. Карамзин считал Иоакимовскую летопись мистификацией Татищева. К слову Карамзина прислушивались благоговейно. Вот тогда и утвердилось окончательно представление о Рюрике как о начале начал.
– Нельзя обойти «варяжский вопрос», «норманнскую теорию» возникновения русской государственности. Приведу эпизод «Повести временных лет» в переводе Д.С. Лихачёва. Быть может, некоторые оттенки мысли летописца здесь переданы не вполне точно, но всё же: «Изгнали варяг за море и не дали им дани, и начали сами собой владеть. И не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица и стали воевать сами с собой. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси». Вот с этого началась норманнская теория?
– Известная формулировка «призвание варягов», на мой взгляд, направляет нас по ложному пути, путает. Здесь ведь речь идёт об образовании сильного государства и русского народа из разных племён. Не такова ли идея летописца? А так складывается впечатление, что словенцы обратились к каким-то далёким чужакам, цивилизаторам со стороны. Здесь всё и проще, и сложнее. Вопрос о начале государственности решается только на основе сохранившихся документов, которые нас отсылают именно ко времени Рюрика. Всё, что было ранее, – не задокументировано, а потому осталось на уровне легенд.
– Ещё один мотив, который летописцы настойчиво внедряли в умы: власть приходит как спасение от кровавого хаоса. У нас любят приходить в отчаяние от железной руки государства. Сегодня тьма-тьмущая героев, готовых повторять на разные лады: «Государство и страна – это разные вещи». А ведь государство – это не политическая система мимолётного сегодняшнего дня, это почва, это основа цивилизации. Главный смысл государственности – укрощение агрессивного эгоизма, укрощение частного интереса. Зачастую, как мы знаем, борьба за права человека приводит к одичанию сорвавшихся с цепи индивидуалистов. Разве в сюжете о варягах не содержится урок на все времена? Уличную политическую вольницу прекращает князь. Князья – они не сахарные. И угнетают, и возносятся не в меру… А всё-таки это если и зло, то необходимое.
– Наш святой Нестор-летописец был мудр. И знал цену государству. Кстати, он в значительной степени был от княжеской власти независим – всё-таки монах. Как и летописцы, которые ему предшествовали. Конечно, у власти были рычаги влияния и на Церковь, но всё же… Что же касается отрицания государства, мы часто слышим и видим, как люди красуются этой позицией – «государство есть система подавления, и только». Думаю, здесь больше лицемерия и бравады, чем трезвых раздумий. Многовековая история показывает, что государство – это основа стабильности нашей жизни на вверенном нам Богом пространстве. В то же время мне хотелось бы уйти от избыточной политизации исторического знания. Обратить внимание на линию бесспорных фактов, событий. Ведь и Татищев, и – особенно – Карамзин воспринимали себя в первую очередь как политических идеологов. Помню, как в тридцатые и сороковые годы на наших глазах менялись учебники истории. Те, кого клеймили как «царских слуг», оказывались подлинными героями Отечества, а герои Гражданской войны превращались во врагов народа. Я расцениваю тот предвоенный поворот к патриотизму как благо, но всё-таки историческое знание в те годы было излишне политизированным, это нужно признать. Подчас из-за этого мы, школьники, впадали в растерянность.
– Ваше отношение к единству русской истории? От Новгородской и Киевской Руси – к Владимирской и Московской, наконец, к Советскому Союзу и современной России.
– Я вижу непрерывную реку времени, единый пласт истории во все эпохи. Объединяющее начало – русский народ, русский язык. И – православная церковь. Да, в первые два века нашей истории превалировало язычество, но потом именно православие стало скрепой, сохранившей народ с единой культурой. Это проявилось и в годы борьбы с завоевателями, когда судьба русского народа стояла под вопросом. Кстати, я заметил, что наши школьники и студенты подчас нашпигованы всякого рода историческими концепциями, а важнейших фактов не знают, не знают простой последовательности событий…
– Когда мы говорим об истории – неизменно где-то поблизости начинает витать и тема патриотизма.
– И этого разговора не нужно бояться. Не нужно стесняться патриотизма. Великими патриотами были наши летописцы. И святой Нестор, этот обобщающий образ русского летописца, в первую очередь. Например, будучи монахом, он, конечно, приобщает читателя к свету христианства. Но отдаёт должное и воинской доблести князя Святослава – убеждённого язычника. Ведь мог летописец превратить его в пугало. В летописи есть сугубо отрицательные герои из числа князей киевских – Святополк, Ярополк… Но Святославу наш летописец всё-таки сопереживает, потому что этот князь-воин поставил на колени Хазарский каганат, потому что он был храбр, защищал родину. Летописец осознанно пропагандирует единство Руси, сильную власть.
– С патриотической идеей в «Повести временных лет» мирно соседствует идея становления Святой Руси. Для державы Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха олицетворением государственной идеи были первые русские святые – Борис и Глеб. Я много раз обсуждал «Сказание о Борисе и Глебе» со студентами, и всякий раз смирение Бориса и Глеба принималось буквально в штыки…
– Трудно понять подвиг смирения. А для современников постижение подвига Бориса и Глеба было приобщением к христианской этике – иррациональной, но спасающей души. Русь при Ярославе утверждала себя как влиятельная политическая сила, как центр христианства мирового значения. Строились храмы, Печерский монастырь стал культурным центром высокого уровня… И понадобился символ христианской победы – не над ворогом в чистом поле, а над кознями лукавого. Таким символом стали невинно убиенные братья князя, прозванного Мудрым. Своим смирением они отстаивали единство православного государства. Это был пример глубокого понимания христианских истин. Нам до такого понимания трудно дорасти, а ведь Борис и Глеб – из первого поколения русских людей, для которых христианство стало государственной религией.
– Чтобы понять и полюбить Киевскую Русь, нужно приглядеться к её архитектуре, к утончённой роскоши Киева… Это была роскошь без потери человечности. А Новгород – зримый аскетизм и мощь. Кое-что заимствовалось у греков, но как силён и своеобразен был творческий порыв Руси – и в постижении христианства, и в строительстве, и в бою. Когда нам говорят о лености русского народа, о неспособности к созиданию, об отставании от «цивилизованных европейцев», я всегда припоминаю храм, построенный при Ярославе. Даже не киевскую, а новгородскую Софию.
– Софийский собор поражает и в наши дни. Это одно из чудес света. Один из первых каменных храмов Древней Руси, только-только принявшей христианство. И вдруг – такое чудо на Севере Европы! Как он вписывается в природу, как много вокруг него пространства – это производит впечатление на всю жизнь. Такое может построить только талантливый народ в могучем государстве, с сильным религиозным чувством. Две Софии при Ярославе Мудром объединили русский народ, спаяли цивилизацию – от Новгорода до Киева. Это настоящие святыни и столпы государственности. Я надеюсь, что мы и через тысячу лет останемся наследниками Киевской и Владимирской Руси. Чем больше общаюсь с людьми – тем больше убеждаюсь, что это ощущение глубоко присуще нашему народу.
– Что для вас – Новгород? Город, с которого началось собирание русских земель. Город, где вы три года жили и работали?
– В Новгородском кремле с необыкновенной силой можно ощутить дух истории. То же самое могу сказать и о Ладоге, и об Изборске – о старейших наших городах. Чувствуется, что именно отсюда «пошла Русь». Но для того чтобы к этому прийти, нужно сделать над собой определённое усилие – психологическое, моральное. Настроиться на определённый лад. А иначе мы будем проходить мимо древних стен, как туристы, а не как хозяева и наследники.
– Академик Рыбаков размашисто расширил временны´е рамки истории славян, истории Руси. Вслед за Ломоносовым заговорил о славянском происхождении русской государственности. Поход варягов в русские земли, по его мнению, – лишь эпизод военной истории. Происхождение понятия «Русь» Рыбаков связывает с полянами, с Киевской землёй, где, между прочим, протекает река Рось. А варяги, по Рыбакову, стали называться «Русью» только после того, как дружина Олега заняла Киев. Кстати, именно князя Игоря Рыбаков считает основателем киевской династии и не Рюриковичем. По летописи, он – сын Рюрика, которого Олег младенцем зачем-то привёл в Киев. Выходит, Рюриковичи – не Рюриковичи, а Киевичи или Игоревичи.
– Гипотезы Рыбакова и других учёных ХХ века в любом случае обогащают историческое знание. Они увлекательны. Идёт изучение разных вариантов развития событий, анализ истории языка и археологических данных. Ничего унизительного в «призвании варягов» я не вижу. Можно ведь и Екатерину Великую, и Сталина объявить чужаками. Есть труды первых послереволюционных лет, в которых Екатерину вымазывали в дёгте и обваливали в перьях.
Не нужно переносить на ту эпоху представления наших дней о «своих» и «чужих». Включайте воображение, дорогие друзья! Мы привыкли к существованию в Европе границ. Но тысячу лет назад никакой пограничной службы не было. Люди перемещались по другим законам. Границы были условностью. При этом историю призвания варягов, конечно, можно трактовать в русофобском ключе. И многие этим занимаются.
Недавно я ездил в Свято-Пафнутьев Боровский монастырь. Кто такой преподобный старец Пафнутий? По происхождению – татарин, его отец крестился. Что ж, относиться к нему, как к чужаку, к пришлому человеку?
– Важно, что приезжавшие на Русь становились русскими. И варяги – кем бы они ни были – начинали молиться русским богам, обрусевали.
– Всё это подтверждает основную идею: обстоятельства работали на то, что мы получили единую историю русского народа, в котором растворялись разные племена. Мы 1150 лет сохраняем страну. Этим можно и нужно гордиться. И создание гигантской Российской империи было во многом предопределено уже политикой первых новгородских и киевских князей, которые умели объединять для воинских походов земли и племена. Умели управлять огромными территориями, осваивать их.
– Какие уроки можно извлечь из этого праздника – 1150 лет русской государственности? Как провести его достойно?
– Мы должны приложить максимум усилий, чтобы эта дата стала общим праздником народов, которые когда-то жили под флагом России и Советского Союза. Нужно без великодержавного нажима организовать праздник для всех. Пригласить, приветить каждого. Наша общая история состоялась, и это никогда не забудется. Экстремисты не должны победить в борьбе идей.
– 150 лет назад в Новгороде открыли замечательный памятник…
– Памятники – дело хорошее. В Ладоге, в Изборске, в Новгороде можно и нужно ставить памятные знаки, посвящённые начальной поре Русского государства. Не сомневаюсь, что это случится. Но важно и другое. Время от времени у нас и с властных трибун, и с телеэкранов начинают говорить об «интеграции на постсоветском пространстве». Я рад, что содружеству братских народов посвящает свои страницы «Литературная газета». Но всё-таки мало что получается, основное, как это ни печально, остаётся в прожектах, в планах. Пора осознать, что общая история объединяет нас более надёжно, чем нефтяная труба или газопровод. Это праздник единства российской истории, чтобы достойно его отметить, нужно отринуть рутину и политиканство. То, что дату, связанную с историей Руси, не забыли – это добрый знак. Мы остаёмся наследниками Ладоги и Новгорода. И с каждым веком не только отдаляемся от них, а в чём-то и приближаемся – если изучаем прошлое, осмысляем его…
– К счастью, у нас есть целый ряд исторических событий и исторических деятелей, к которым и государство, и народ относится с любовью, которые составляют своего рода гражданский символ веры гражданина России. Это полноценный канон. Посмотрите: для миллионов семей День Победы – сокровенный, живой праздник, да и Александром Невским, Мининым, Суворовым мы не разучились гордиться. Не сочтите эти слова за хвастливую патриотическую «фанфарониаду», которую высмеивал ещё Пётр Вяземский, но… От Куликова поля до полёта Гагарина протянулся длинный ряд блистательных побед и свершений побед, о которых у нас знают и помнят. Сильна в нас закваска предков. Уверен, она покажет себя в ближайшее время – как-никак, идёт Год истории.
Беседу вёл