Дмитрий Шульман. Возвращение жизни. – М.: РИПОЛ классик, 2019. – 400 с. – 1500 экз.
…Помещение кассы было небольшим: ровно таким, чтобы в нём поместились три массивных сейфа, большой стол и два стула. Деревянная вешалка коричневого, а скорее вишнёвого цвета, очень старая, с причудливо изогнутыми, но при этом очень лёгкими крючками, стояла в углу. На ней, неестественно выделяясь современным фасоном, висело новое пальто Фёдора Сергеевича.
Скромная бирочка «Бриони» скрывалась внутри складок тонкой, прекрасного качества ткани тёмно-синего цвета.
Перед окном кассы стояли люди, некоторых он уже где-то когда-то видел.
По-разному одетые мужчины, женщины и даже дети покорно вытянулись в очередь, и только глаза, застывшие в нетерпеливом ожидании, были у всех поразительно одинаковые. Их схожесть заключалась в яркости взглядов, выражающих, что понимание сути происходящего застыло в многолетнем терпении наступления именно этого момента.
Люди молча подходили к кассе, называли фамилию и показывали руки...
Они делали это так, как когда-то он ребёнком, в детском саду, а потом в пионерском лагере, показывал их перед приёмом пищи...
Решётки на небольшом окне кассы заставляли людей просовывать руки внутрь, в узкое пространство между металлическими прутьями. И почему-то именно это заставило Фёдора Сергеевича почувствовать себя в камере. Да он и действительно находился за решёткой внутри помещения кассы, и каждый раз, когда человек из очереди просовывал и показывал ему ладони, а потом убирал их обратно, вместе с убранными руками ощущалось, что в небольшом помещении становится всё меньше и меньше воздуха. Становилось трудно дышать.
Он смотрел на лица анфас и в профиль, смотрел на руки и выдавал деньги. Суммы, которые надо было выплатить, читались по линиям на ладонях.
Деньги были странные. На их матовой поверхности, раскрашенной достаточно яркими, скорее даже контрастными цветами, было крупно написано: «месяц», «два месяца» – и так до одного года, трёх, пяти и десяти лет.
– Да, пожалуйста. Вам пять лет... спасибо.
– Вам… девять лет и три месяца...
Пачки с крупными купюрами денег- лет лежали отдельно и, по мере прохождения людей, стремительно таяли.
Фёдор Сергеевич в очередной раз поднял голову, чтобы увидеть лицо и глаза, но в окне сквозь решётку просунулись две детские ладошки. Они были чистыми, и на них ничего не читалось.
– Следующий! – он сказал это с раздражением и как-то неестественно громко для той тишины, которая пронзительно наполняла и окружала пространство очереди и самой кассы.
Но неожиданно эти небольшие мальчишеские ладони крепко и уверенно взялись за решётку кассы, и светлая, вихрастая голова с голубыми глазами показалась в окне.
– Извините, но я за папу... да, не удивляйтесь, но, к сожалению, он уже не сможет прийти... – Понимаете, он просил передать... – Глаза мальчика постепенно становились взрослыми, тёмно-синими. – Он просил передать, что три года... Он отсидел, не будучи виноватым, три года. А потом, когда его выпустили, потом его не стало... он умер.
Тёмно-синие глаза заполнили всё пространство между металлическими прутьями, и их синева проливалась внутрь, меняя цвет воздуха.
В голове, в мыслях Фёдора Сергеевича всё смешалось, закрутилось и как-то опустошённо и растерянно пропало.
Он взял три банкноты, каждую по году, и протянул в окно.
– Нет, – сказал мальчик твёрдо и решительно. – Нет, – ещё раз повторил он уже более жёстко и продолжил: – Я его ждал по месяцам, и вы выдавайте по месяцам, это будет справедливо...