Есть в ленинградском календаре неподвластные времени даты, когда в любую погоду к монументу «Мать-Родина» на Пискарёвском мемориальном кладбище, где, как сказал когда-то поэт Сергей Давыдов: «…лежит половина города и не знает, что дождь идёт», и к мемориалу «Разорванное кольцо» на берегу Ладожского озера приходят и убелённые сединами ветераны, и совсем ещё молодые люди с букетами красных гвоздик…
Если говорить языком официальных фронтовых сводок: «18 января 1943 года в рамках наступательной операции «Искра» осуществлён прорыв блокады Ленинграда» и конечно же: «27 января 1944 года наступательная операция Ленинградского и Волховского фронтов «Январский гром» завершилась полным снятием блокады Ленинграда, продолжавшейся 872 дня».
А что за этими, казалось бы, скупыми официальными сообщениями? А за ними отлитые в бронзе стихи Ольги Берггольц, Михаила Дудина и других опалённых войной и блокадой поэтов… За ними стихи ныне живущих на этой святой земле детей и внуков защитников Ленинграда, которые 27 января, в день 80-летия полного снятия блокады, склонят головы перед беспримерным подвигом нашего народа, победившего фашизм.
Владимир Шемшученко
***
Я здесь не жил в блокаду –
После войны рождён.
Мне – ничего не надо.
Павшим – земной поклон.
Стали землёй винтовки.
Млеют в лесах соловьи.
Только – на «Пискарёвке»
Родственники мои…
Ожили сатанисты –
«Пятой колонне» салют!
На Украине фашисты
Кровушку русскую льют.
Мне – ничего не надо.
Господи, воля Твоя…
«Фрицы» мне – не камрады.
«Бандеровцы» – не друзья.
Не опущусь до злобы.
Бранных слов не скажу.
Ненависть – высшей пробы! –
Сыну в сердце вложу…
***
Подо льдом остывает вода.
Снегом заткана площадь пустая.
Разогнали чертей холода.
Даже ведьмы и те – не летают.
Лихозимье. А в доме зверьё
Распушило хвосты у камина.
Мудрость жизни диктует своё:
Кошка мирится с сукиным сыном.
Отогрею нутро кипятком.
В небесах разгорится лампада.
И растает под языком
Предынфарктное слово – БЛОКАДА.
Екатерина Полянская
***
Памяти моего деда
Александра Яковлевича Смородинского
Дед воевал на Невском пятачке,
В живых остался чудом, слава Богу.
Жил налегке и умер – налегке,
И ничего не взял с собой в дорогу.
И всё же – взял. О том, как воевал,
О том, как трудно шёл от боя к бою,
Не рассказал. Он память оборвал
И целиком забрал её с собою.
И вот в привычной жизни на бегу,
По пустякам растрачивая силы,
Простить себе никак я не могу,
Что ни о чём его не расспросила.
***
Кто там бродит неустанно,
Фонарём скрипучим режет,
Разбивает эхом гулким
Ночи сумрачный покров –
Вдоль по улице Расстанной,
Вдоль по улице Разъезжей,
Соловьёвским переулком,
Вереницею дворов?
Под шинелькою солдатской –
Холод, рвущийся наружу,
Горечь смятого окурка,
Хриплый кашель, резкий взмах.
Это ветер ленинградский
Подворотней слепо кружит,
В райских кущах Петербурга
Заблудившийся впотьмах.
Губы – серою полоской,
Соль на веках воспалённых,
Хлеб колючий и нетленный
В кулаке сухом зажат.
У него на Пискарёвском,
Серафимовском бездонном
Да на Волковом смиренном
Все любимые лежат.
Александр Ковалёв
Солдатка
...А ещё отворяла окно
и садилась в проёме,
как в раме,
словно в старом
забытом кино –
в окружении тусклых гераней.
И молчала всегда об одном
с недоступным другим
постоянством,
подпирая щеку кулаком,
упираясь глазами
в пространство.
Будто там,
за далёкой чертой,
за ижорским крутым поворотом,
сквозь обугленный
сорок второй
всё пыталась увидеть кого-то.
Инга Макарова
Блокада. День 45-й…
Больница, больница, больница...
Усталые старые стены.
Дожди... И по стёклам струится
Тоска, словно вспухшие вены.
Я страшно, безумно устала
От воздуха с привкусом боли.
От ламп, что горят вполнакала –
На волю! На волю! На волю!..
О темень за створками окон
Я бьюсь покалеченной птицей.
А время свивается в кокон...
Больница, больница, больница...
...И надо же было влюбиться
В совсем непонятное что-то:
В дремучую эту больницу,
В тяжёлую эту работу.
Тащить неразумной улиткой
Усталости сладкое бремя
И бережно, нитка за ниткой,
Разматывать вязкое время.
И видеть на бязи подушек
Худые сутулые плечи
И тёплые лица старушек,
Которым становится легче.
Евгений Лукин
Блокадный хлеб
Для блокадного хлеба святого
По сусекам муку собирал,
Из мешка высыпал холстяного
И пылинки со стен соскребал.
Добавлял и берёзовых почек,
И подсолнечный жмых добавлял.
Словом сдабривал каждый кусочек
И горючей слезой окроплял.
Был на глину похож хлеб блокадный
И от горького горя тяжел.
Но в нём теплился дух благодатный,
Чтобы каждый надежду обрёл.
Старый пекарь как ангел алтарный,
Добрый пастырь при всякой судьбе,
Он от голода умер в пекарне,
Но не взял ни крупицы себе.
Владимир Скворцов
Ветераны
Помню с детства: вечерами,
чуть не каждый выходной,
собирались ветераны
в нашем доме над рекой.
С прибаутками входили,
целовали в щёку мать,
разговоры заводили,
начинали вспоминать
про бомбёжки, расставанья
да разлуку вдалеке…
Затаив своё дыханье,
мы сидели в уголке.
Все дела свои подростки
оставляли на потом,
встав на цыпочки, берёзки
замирали под окном.
Ветераны запевали:
– Эх! Дороги,
пыль... туман… –
Все из них до боли знали
нам неведомый бурьян,
на котором неживые
(и представить-то нельзя!)
оставались фронтовые,
может, лучшие друзья!
Подмигнув нам, запевала,
от войны ещё хмельной,
дирижировал, бывало,
уцелевшею рукой…
Вот мы сами отслужили,
довелось в труде потеть…
Так ли ярко мы прожили?
Те ли песни мы сложили,
чтобы их при детях петь?!
На Сенной
Всем нищим сразу
не поможешь,
богатым всем
не угодишь…
Так что ж, печаль, меня ты гложешь
и в сердце прячешься, как мышь?
Моя ль вина, что вновь разруха,
что с тощей сумкой по Сенной
бредёт блокадница-старуха,
как символ Родины больной!
В старушке веры нет и силы,
дрожит, как верба у межи…
Страну и город заразили
болезнью праздности и лжи!
Моя ли в том вина слепая,
что посреди Сенной стоит,
награды праведных скупая,
в песцовой шкуре троглодит?!
Валентин Вихорев
***
Мечет ветром факельное пламя
Тенями былого на гранит.
Времени забвенье пламя плавит,
О днях тревожных в ярости кричит.
Не смейте забывать, кого нет с нами,
Строгие шеренги близких лиц!
Под шквальными военными ветрами
Ушли в молчанье каменных страниц.
Бессонными налётными ночами
Чеканил ожиданье метроном.
Щетинились пожарища молчаньем
В городе, заложенном Петром.
Залогом незабытых дней блокады
Пусть мир ошибки впредь не повторит!
Под ночным спокойным небом Ленинграда
На Марсовом огонь горит, горит.