Василиса Ковалёва. Зона доступа. – М.: Редакция журнала «Москва», 2023. – 152 с.
Художник должен быть голодным. Эти непраздные слова сейчас почти забыты. Рафинированные и профессионально безупречные стихи современных авторов склонны к интеллигентской рефлексии и самоанализу, к лёгкой конфронтации литературных вечеров.
Но если вспомнить тех поэтов, кто не избежал голода или ссылки, тюрьмы или опалы, щемящего одиночества и отчаянной тоски, то, безусловно, их творчество несёт в себе отпечаток пережитого как сертификат подлинности искусства.
Такова «Зона доступа» Василисы Ковалёвой. Как осторожно, но точно выразился Михаил Попов в предисловии к книге: «Время и судьба достались Василисе не медовые». Стихотворения и иллюстрации, вошедшие в сборник, она создавала внутри недружелюбной и жёсткой реальности, по кусочкам собирая свою:
…Когда подприжали
И невмоготу мир плоский –
Иди, высекай скрижали,
Ату!
Пиши ещё круче, чем Бродский.
Со стихотворения «Пиши» начинается путешествие по мультивселенным автора. В качестве визуализации предлагается изображение человека, задумчиво курящего сигарету и выдыхающего дым в пустоту. Однако читатель-путешественник не успевает закрепить этот образ как собирательный портрет лирического героя. Персонажи «Зоны доступа» весьма разнообразны и часто диаметрально противоположны. Но есть общая черта: жизнь с оголённой душой, на разрыв. Ощущение сопричастности внутреннему миру героев создаётся с помощью сложного микса ритмических конструкций, обилия жёстких рефренов и составных рифм:
Ап! Ап! Ап!
Трам-тарарам-тарарам-тарарам!
Выносят на сцену тамтам-барабан.
Тамтам выбивает тревожнейший ритм,
Ведь чтоб быть услышанным, нужно быть битым.
Или так:
Непростая зима Севера
В подвисании сервера,
В верности лютому, грозному, вьюжному.
Фьюжн из звуков непрошенных,
Снег по окну горошинами.
Уж не Богом ли брошены мы?
Ожидание встречи с мягкой женской лирикой, её самодостаточной грустью, уютом и чайным сервизом разбивается вдребезги:
Сердце разорвано в белые клочья,
Больно до смеха, до смелости волчьей.
Выйду на улицу голой и радостной,
Белой, спокойной, немножечко пафосной…
Графические скетчи, поджидающие путешественника почти на каждой странице, такие же дерзкие и нетривиальные. Здесь танцуют израненные Клоун с Коломбиной, череп зебры взрывается множеством полосатых кубов, а суровый Владимир Маяковский ловит взгляд читателя, соскальзывающий на пирсинг и тоннели в ушах.
Герои Василисы Ковалёвой редко в покое. Они – в пути, в дороге, следуют неизведанными тропами странных миров, пытаясь найти своё место среди льдов и «искристо-блестящих лежалых снегов». Путешественник погружается в это пространство, вязнет в нём и в какой-то момент понимает, нет – чувствует, что только здесь, в неустроенности и неуютности холода и тьмы, можно нащупать важное, вечное. Об этом свистит «Северный ветер»:
Иди, научи меня говору ветра,
Ведь в нашей крови заполярный мороз.
Он даст на любые вопросы ответы
Без шуток и фальши, а только всерьёз.
Об этом же исповедь «Чумному доктору»:
Милый доктор, спасать никого не прошу –
Я частенько нырял в одуревшую Лету.
Не грущу, но отчаянно много грешу –
За пределом пределов как будто бы нету.
А где же любовь? Она присутствует, но дрожит и ускользает из-под пальцев, как отражение созвездий в воде:
Ты – отблеск закатного неба летом.
Ты – осени рыжий ковёр.
Я же, как вор,
Всё это украл и запер.
Лучше бы запил.
Лучше бы насмерть замёрз один.
А теперь ты одна средь души моей льдин.
Рваные строфы и рифмы заставляют вчитываться, замедляют взгляд, просят вернуться к началу снова и снова, пока окончательно не покоряют, словно магические заклинания. Словам тесно на бумаге. Их хочется проговорить, пропеть. Грува добавляет обилие аллитераций, например на букву «ч»:
Запутавшись напрочь в раздумьях о вечном и конченом,
Домучить пытаясь истерзанный стих,
Опять чересчур замороченный,
Дочерна вымарав чистый когда-то листок,
Вдруг захочется…
Или на букву «р»:
Русским быть тяжело,
Перо оставляет шрамы.
Тлеет остов политбюро
На РОСТа оконной раме.
К середине книги симпатия читателя к героям «Зоны доступа» достигает уровня сопереживания, путешественник желает понять, кем бы он стал в этих мирах: прекрасным берсерком или любителем треша? Циркачкой или золушкой? Волком или вороной?
Множественность тем и персонажей не отменяет тем не менее факта, что в них воплощено всё самое сокровенное, личное:
Однажды ты понимаешь, что ты как котенок слепой новорождённый
Ползёшь по пути
Никем не пройденному,
Никем не найденному,
Но всё равно как будто краденому.
Путь героя «суров, как взводной курок», и как его логическое завершение – простая и неотвратимая смерть:
Мой танец тихо подойдёт к концу.
Прощанье с солнцем на закате дня.
Я только руки поднесу к лицу –
И смерть поймёт и уведёт меня.
Однако магия вселенной Василисы Ковалёвой не останавливается на этом. Она предлагает «Колыбельную» как головоломку, решив которую «я не умру, и ты тоже». Или новый уровень бытия в «Точке бифуркации»:
Мы нигде. Это место давно называется «где-то».
В белой линии света,
В глуби инфракрасного спектра
Мы утопим последние
страхи, пороки, тотемы и вето.
Тем удивительнее в этом головокружительном путешествии вываливаться из снежного холода и сумрака в кластер шутливых сказок, полных доброй иронии. Автор предлагает свою интерпретацию «Золотой рыбки» в по-буддистски задумчивой версии («О желаниях») или хозяйственной «Золушки» («О честности в браке»):
Золушка очень устала от балов.
Звоном в ушах отдаёт звон бокалов.
Душное платье сидит власяницей,
Золушке месяц не естся, не спится.
После такого хочется ещё забавных историй, лёгкости, улыбок. Как будто оттаиваешь после северных ветров. И вот они – неожиданные, по-детски наивные «Наш дом» и «Почему коровы не летают». В них время, как в детстве, течёт по своим особым законам, изливаясь в вечность.
Строки о доме – самые проникновенные, самые щемящие. Герои «Зоны доступа» давно в пути, они, по сути, скитальцы, оттого их тоска особенно пронзительна:
У меня уже третий день – ни любви, ни ревности.
А домой я вернусь потом –
На щите? С щитом?
Вот бы грушу трясти и водицу в ведре нести.
Я, конечно, вернусь.
Только где же
Теперь
Мой дом?
Поиски неотвратимо приводят к Богу. Он ждёт нас дома:
Мы не забытые Богом,
Мы просто слишком верны
Сугробам, станицам, острогам
Суровой и властной страны.
Он наполняет Своим Светом параллельные вселенные и нисходит в молитве:
Боже, милостив буди мне. Прави мне.
Я сто раз повторю изречение.
Разреши мне сгореть в этом пламени –
Дай согреться. Приму как лечение.
Прожив множество жизней и странствий, увлекаемый героями книги и их визуальными проекциями, путешественник-читатель чувствует наполненность от соприкосновения с их дивными мирами и выдыхает с улыбкой и благодарностью:
…А у нас –
Чай с имбирем и пряники
И разговоры про Брюсова с Хармсом,
На кухне плита улыбнётся газом:
Идут! Ставьте Брамса!
Мария Седова