6 сентября в возведённом 2-этажном павильоне площадью ок. 2000 м2 откроется долгожданный Музей Отечественной войны 1812 года. Директор Государственного исторического музея Алексей Левыкин возглавил работы по его созданию.
– Алексей Константинович, сейчас проходит огромное количество мероприятий, посвящённых юбилею победы в Отечественной войне 1812 года, в том числе и в Историческом музее. Есть ли у вас желание концептуально отличиться в общем потоке?
– Конечно, есть. Решением Государственной комиссии по празднованию этого юбилея мы готовим не выставку, а создаём Музей Отечественной войны 1812 года. Разница достаточно существенна: выставка всегда носит временный характер, музей действует на постоянной основе. В этом заключается наша первая особенность.
Есть и вторая. Все активные участники юбилейных торжеств: музеи, клубы реконструкции, общественные организации, учреждения науки в первую очередь будут посвящать свои мероприятия событиям 1812 года, которые ближе им по тематике. Например, Бородинский музей будет концентрироваться на освещении одного из самых знаменательных событий войны – сражении при Бородине; Смоленский музей будет соответственно обращать внимание на Смоленскую битву; Калуга – на сражение у Малоярославца... Мы же будем рассказывать о войне – от её начала до логического завершения.
Кроме того, самой войне предшествовал ряд событий: военных столкновений, коалиций, мирных переговоров, которые и привели к тому, что произошло в 1812 году между Францией и Россией. Всему этому найдётся место в музее. Конечно, экспозиция нового музея расскажет и о том, чем всё завершилось, – Заграничным походом русской армии и взятием Парижа.
– Что вы конкретно имеете в виду, говоря о предшествующих событиях? В России были очарованы Наполеоном...
– У России всегда были собственные интересы. Не будем забывать и о том, что даже императорская Франция – это Франция революционная. Идеология сначала Французской республики, а потом Французской империи резко отличалась от идеологических построений в странах Европы, в том числе и в России. Те идеи, которые там проповедовались, категорически не принимались властной элитой Российского государства. Кому-то они, конечно, нравились, но «узок их круг», как писал один из наших политических деятелей. И крайне далеки они от народа, и их время придёт чуть позже.
Не будем забывать, что Россия постоянно участвовала во всех антифранцузских коалициях, начиная с Павла I, продолжая Александром I... Кстати, одна из версий покушения и убийства Павла I состоит в том, что оно носило не столько династический характер, сколько политический. Павел был человеком крайне вспыльчивым, и, обидевшись на своих союзников, в частности, Великобританию, он пошёл на заключение мирного договора с Бонапартом. Более того, в союзе с ним Павел собирался отвоёвывать жемчужину британской короны – Индию. Ситуация создалась достаточно сложная. В Балтийское море вошла эскадра Нельсона!
– То есть перед Россией реально встала угроза войны с Британией?
– Нельсон, как известно, не потерпел ни одного поражения в морских сражениях. Но и Кронштадт ни разу не был взят штурмом. Это могло быть очень серьёзное столкновение, которое резко бы ослабило как Россию, так и Великобританию. Но это, так сказать, домыслы. Все антифранцузские коалиции, в которых участвовала Россия, были разгромлены Наполеоном в 1807 году. Россия фактически осталась одна – все остальные страны Западной Европы, кроме Англии, были оккупированы французскими войсками. Эта ситуация и заставила Россию подписать мирное соглашение в Тильзите.
Так что я бы не сказал, что вся Россия была очарована Наполеоном. Может быть, мы, так сказать, опережаем время. Потому что в какой-то степени тема Наполеона, тема его блистательной карьеры, феноменального взлёта будет волновать русские умы уже после нашей победы. И это замечательно отразилось в классической отечественной литературе XIX столетия.
– Через два года, в 2014-м, Европа будет праздновать союзническую победу в войне с наполеоновской Францией, в которой Россия оказалась решающей силой. Для нас эти два события принципиально различимы, равно как и понятия «Вторая мировая» и «Великая Отечественная война». Но другие страны не отмечают этой разницы, и как-то не принято признавать первостепенное значение России в общих военных победах. Как вы думаете, почему?
– Это довольно старое противоречие. Не будем забегать вперёд. Сейчас нет никаких свидетельств того, что европейцы исключают Россию из тех событий. И мы будем отмечать дату 1814 года, возможно, вместе с нашими бывшими союзниками. Вклад России действительно очень высок – разгром наполеоновской Франции начался именно здесь, в России. Если бы не события 1812 года, то сложно себе представить, чем всё это могло бы завершиться. Нельзя отрицать и роли Англии, которая начиная с конца XVIII века последовательно боролась с Францией.
С другой стороны, каждая страна хочет выделить именно свою роль в том или ином величайшем событии истории, и, конечно, будут споры, все будут превышать свою значимость. Наверное, и у них есть на то причины. Всё-таки победа при Ватерлоо – это прежде всего героизм английских солдат, которые выдержали удар армии Наполеона; героизм прусских солдат, которые отлично понимали, что если они не придут на помощь Веллингтону, то останутся одни, так как русской армии нужно было много времени, чтобы добраться до Бельгии. В русской армии было настроение: «У нас украли победу», потому что без нас – опытной армии, прошедшей несколько лет войны, с прекрасно подготовленным офицерским и рядовым составом – разгромили Наполеона при Ватерлоо…
Гораздо более сильные противоречия сейчас в оценке роли нашей страны в победе во Второй мировой войне. Причём даже не самое страшное то, что принижается роль Советского Союза. Для нас, для нашего народа она принижена быть не может! И жертвой, и кровью, и победами она вошла в наше национальное сознание. Мы-то с вами прекрасно знаем, что фашистскую Германию разгромил Советский Союз. А не Франция, Англия или США. Я более опасаюсь «своих». Мы сами слишком назойливо сравниваем Советский Союз с гитлеровской Германией, приписывая им на равных главную вину в той войне. Это неправильно! Потому что вина стран Западной Европы в развязывании войны и попустительстве Гитлеру, которое началось буквально с 1933 года, более существенна, чем вина Советского Союза.
Вот это мне страшно! Я – из поколения детей войны. Не внуков, а детей! Очень хорошо помню, как мой отец в перепалке, в тесноте заполненного автобуса на реплику кого-то «Я был в Берлине» сказал: «Я сам там был!» У моего отца ещё не было седины – ещё молодой человек, а война была вот – рядом, и он её уже прошёл... Поэтому за себя я не боюсь, но эти зёрна падают на не очень хорошо подготовленную почву. Молодое поколение больше смотрит голливудское кино, а не наше. Часто СМИ, не думая, в погоне за сенсацией, слишком легко говорят об этих серьёзнейших проблемах, нередко подтасовывая факты…
– Эта волна пошла от фильма «Спасти рядового Райана», качественно и убедительно сделанной киноистории всего лишь одного сражения – высадки десанта в Нормандии, на берег Ла-Манша, которое американцы с большими потерями выиграли. Но это же не вся война!
– Это как «Звёздные войны»: я смотрю на эту ситуацию спасения рядового, и мне смешно, потому что её никогда не могло бы быть в рамках той огромной страшной войны. Но неподготовленное поколение принимает всё это на веру. У наших режиссёров часто в последнее время тоже появляются трактовки, основанные на личном отношении, притягивании фантазийных эффектов, искажающих исторические факты. Если в кадре появляется энкавэдэшник, то это обязательно ещё хуже, чем сотрудник абвера или гестапо, который здесь для того, чтобы мешать русскому народу воевать. Всякое было. Но давайте не забывать, что в 1942 году на Мамаевом кургане насмерть стояла дивизия НКВД. В то время решалась только одна проблема – проблема жизни людей и страны.
Не говорю, что мы должны что-то замалчивать или что-то забывать. Мы должны говорить правду – это очень важно вообще для вынесения правильной оценки и понимания того, что было сделано. Надо бережно и внимательно относиться к тем людям, кто отдал свои жизни, и к тем ветеранам, которых сейчас осталось очень мало. Я не знаю, кто из ныне живущих сможет сделать то, что сделали они.
– Вы согласны с тем, что патриотизм – это идеология?
– Нет. Любовь к отцу и к матери – это идеология? Это совершенно естественное чувство человека. Без патриотизма никуда! Общества бывают разные, группы людей в одном и том же обществе могут придерживаться разных взглядов на патриотизм. И плохого в этом ничего нет – просто они по-разному относятся к тем или иным событиям. Есть люди, которые, с точки зрения своих идеологических взглядов, понимают патриотизм или так, или иначе.
Допустим, коммунистическая идеология в эпоху революции 1917 года отвергала патриотизм в нашем современном понимании. Помните тезис – «поражение своего правительства в войне»? На первое место перед человеком ставилась социальная близость, а не его национальный интерес. Но когда впервые советская власть столкнулась с опасностью, угрожающей уже не только идеологическим взглядам, а целостности страны – я имею в виду войну с Польшей в 1920 году, – изменяется весь тон. Появляется обращение к людям, которые проповедовали совершенно другую идеологию, – к генеральскому составу старой Русской армии с призывом вступать в ряды Красной армии и защищать национальные интересы государства. В первые месяцы Великой Отечественной войны была уверенность, что перед нами сидит брат-рабочий, и надо было пройти целый год боёв, чтобы в 1942-м под Сталинградом понять, что рабочего и крестьянина в немецких окопах не интересуют идеологические вопросы и его надо убивать как врага.
К патриотизму каждый относится по-своему. Когда читаешь «Мёртвые души» и тебе становится страшно, но разве Гоголя нельзя назвать патриотом? А Салтыкова-Щедрина? И Бенкендорф патриот: он доказал это кровью, став одним из самых активных участников Наполеоновских войн, но стал он и гонителем свободных идей. А декабристы – не патриоты? Без бережного отношения к истории своей Родины с пониманием фундаментальных основ её развития подлинным гражданином быть невозможно.
– Так если это сугубо индивидуальное, личное чувство, то должно ли государство влиять на его формирование?
– Патриотизм не надо насаждать, им нужно постоянно, причём лучше ежедневно, подпитывать. Мы же неслучайно изучаем в школе правильный русский язык – это язык нашей страны. Мы изучаем русскую литературу не для того, чтобы просто уметь читать. Можно привести детей в Троице-Сергиеву лавру и посмотреть на её красоту. Это тоже обучение патриотизму. И государственный ресурс в этой сфере огромен: система образования, культура, различные праздники... Но всё это, к сожалению, не используется в полной мере.
В частности, недостаточно используется музейная система, потому что музеи могут принять гораздо большее количество школьных и студенческих групп. В советское время посещаемость Исторического музея была примерно 2,5 млн. человек в год, из которых 800 тыс. человек – дети. Я был в своё время экскурсоводом и водил по нашим залам детей – так я видел, какую они испытывают гордость за свою страну. И сейчас люди выходят из музея с таким же чувством – посмотрите на их лица!
До недавнего времени у нас было чуть более миллиона посетителей. Но с передачей РПЦ Новодевичьего монастыря, посещаемость которого была порядка 250 тыс. человек в год, мы до миллиона пока недобираем. В состав Исторического музея входит Покровский собор, очень любимый и москвичами, и гостями города. Не менее популярны и Палаты бояр Романовых на Варварке. Кстати, скоро будет отмечаться 400-летие дома Романовых. В Измайлове у нас пока нет экспозиционных площадей, так как их создание потребует значительных затрат, но недавно мы там получили комплекс зданий, удобных для размещения музейного реставрационного центра, куда за помощью смогут обратиться не только столичные, но и провинциальные музеи.
– Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. посвящено гораздо больше музеев, чем Отечественной войне 1812-го, хотя известно, что та победа резко подняла национальное самосознание и достоинство в российском обществе. За прошедшие 200 лет так и не создали музей. А почему именно сейчас спохватились?
– Музей должен был быть создан ещё сто лет назад, когда широко отмечалось 100-летие победы в войне 1812 года. Прошло множество мероприятий, выставок из государственных и частных собраний. Исторический музей также участвовал в тех юбилейных торжествах. Огромное количество выставочных экспонатов перешли в нашу коллекцию, потому что идея такого музея уже тогда была на пороге формирования. Но эта дата – 1912 год, за которым последовали 1914-й, 1917-й, 1921-й, не менее страшные 1937-й, 1941-й…
Постоянно организация музея откладывалась, но идея не забывалась. В нашем музее была очень хорошая экспозиция, посвящённая событиям 1812 года, которая являлась частью общей экспозиции в ряду отечественной истории. Но, естественно, два зала не могут в себя вобрать весь тот огромный материал, что есть в музее. Поэтому мы вернулись к идее Музея 1812 года, построив к юбилейной дате вспомогательный павильон. Он находится во внутреннем «техническом» дворе здания бывшего Музея им. Ленина, которое раньше было зданием Московской городской управы, а в древности – монетным двором. Вход в Музей 1812 года – через центральный подъезд этого здания. Это будет музей внутри музея. Экспозиция его состоит из 10 тематических разделов, 2000 предметов живописи, графики, скульптуры и миниатюр, нумизматики, декоративно-прикладного искусства и военного быта, раритетные карты и документы, униформа и вооружение противоборствующих сторон.
– Как практично вы сумели распорядиться внутренним двором! Сегодня музеи страдают от фатальной нехватки площадей: и ГМИИ расширяется, и Эрмитаж выстраивает дополнительные площади для экспозиций, даже Русский музей в своё время поднимал этот вопрос…
– Каждый из дворцов не может автоматически стать музеем, он требует очень большого вложения средств на реставрацию, капитальный ремонт и технологические приспособления. Современный музей – это не только стены и окна, но и специальный свет, система кондиционирования, система поддержания температурной среды, средства борьбы с солнечным светом (специальными плёнками нужно закрывать окна от проникновения ультрафиолетовых лучей), системы безопасности и т.д. То есть очень большие проблемы необходимо решать сегодня музею.
Конечно, буквально все музеи нашей страны испытывают серьёзнейший дефицит пространства. Это связано не только с экспозиционным, но и с фондовым пространством. На встрече в Саратове музейного сообщества с президентом эта тема была одной из главных. Например, Исторический музей обладает коллекцией 4,5 миллиона единиц хранения. На один квадратный метр его фондохранилищ приходится несколько сотен экспонатов. Процент соотношения коллекции и экспонирования у нас вообще ноль целых пять десятых, что гораздо ниже по всей отрасли!
– Как можно решить этот вопрос?
– Для Исторического музея просто необходим современный депозитарий, сравнимый с тем, например, что делает Эрмитаж. Это не просто фондохранилище – он приспособлен для посещения широкой публикой, показа музейной коллекции. Мы могли бы показать прекрасные коллекции декоративно-прикладного искусства, живописи, мебели, коллекции металла – каждая из них насчитывает несколько сотен тысяч единиц хранения. Фактически это отдельные музеи! При этом мы освободим пространство здесь, в центре Москвы, на котором смогли бы расширить экспозиционные площади, решив вопрос с выставочными проектами и увеличением постоянной экспозиции. Потому что сейчас у нас нет возможности, предположим, показать историю ХХ века, а это и революционные события 1905–1917 годов, и перипетии 20–30-х годов, и война, и масса очень интересных и спорных тем.
– В связи с этим дайте, пожалуйста, вашу оценку многолетних споров вокруг школьных и вузовских учебников по истории.
– Учебник – одно из самых сложных изданий: невозможно сделать учебник, который понравится всем. Школьный учебник должен содержать определённый минимум, рассчитанный на психологию и возможности ребёнка. Нельзя сразу же погружать ребёнка в научные споры. Вначале ему необходимо дать чёткую канву событий и понятий. Постепенно к старшим классам его можно подводить к каким-то проблемам, показывая, что существуют различные точки зрения. Например, мы все знаем дату основания Петербурга – 1703 год. Вроде бы очень точная дата, но если вы найдёте несколько специалистов по данной тематике, начнётся дискуссия! Неподготовленный человек сразу впадает в состояние транса. Это очень сложный вопрос.
Идеального учебника нет и быть не может. Учебник для вуза – это путеводитель, не более того. Я оканчивал исторический факультет МГУ, и по основным дисциплинам учебный процесс был построен так, что, не зная научной литературы и лекций, только по учебнику ты экзамен не сдашь! По очень многим предметам я учебник даже не читал. Учить предмет в вузе студент должен по научной литературе, слушая лекции ведущих специалистов и обсуждая проблемы на семинарах.
– Разные точки зрения всегда интересно разбирать, но сегодня наиболее активными стали попытки переписать историю…
– История – это наука! Сейчас её часто обвиняют в том, что она находится в услужении у идеологии, но это несправедливо. История – самая точная наука, потому что все события уже прошли. Их не развернёшь, не переделаешь, они уже состоялись! Другой вопрос – точность научной оценки. Чем выше профессиональные качества исследователя, тем он более объективен. При этом постоянно – и в нашей стране, и за рубежом – на предмет того или другого события открываются неожиданные источники, появляются новые документы и точки зрения.
Процесс познания беспределен, и процесс нашего изучения исторических событий, которые произошли миллионы, тысячи и даже десять лет назад, также беспределен. Если сегодня появляются новые оценки тех или иных событий, это не означает, что через несколько лет или через столетие новые исследователи не придут к другим выводам и к другим оценкам.
Беседовала
Владимир ДАГУРОВ
Одна у вас слава!
Взрываются ядра.
Вросли гренадёры
по пояс в горящий Утицкий котёл,
Летят «мессершмитты».
Родные просторы
Никак мы не можем оставить врагам!
«Огонь!» – раскаляются «единороги»,
Зазря не сдадут Шевардинский редут!
И бьёт миномёт по Смоленской дороге,
где танки со свастикой грозно ревут.
Князь раненый шепчет, врача отстраняя:
«Родился в Москве – за Москву и умру!»
«За нами, бойцы, не Москва ли родная?» –
кричит политрук на свинцовом ветру.
Слышны с батареи Раевского залпы…
Но что бы случилось в тот памятный год,
когда ей подмогу свою оказал бы
потомок её – в землю вкопанный дот?
Героев связали незримые узы:
одна у вас слава,
один вам поклон,
комдив Полосухин,
фельдмаршал Кутузов,
безвестный ефрейтор
и Багратион.
Они неслучайно по полю соседи –
те кровные братья по Бородину:
другие солдаты,
другое столетье,
но бились они
за Отчизну одну!
МОСКВА