Антон Осанов
Виктор Пелевин. A Sinistra. – М.: Эксмо, 2025. – 480 с. – 100 000 экз.
Есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая в том, что с баночной вселенной Пелевина, похоже, покончено. По крайней мере финал A Sinistra убеждает в освобождении из этого извилистого кошмара.
Плохая же в том, что перед побегом читателю придётся одолеть пятую книгу из цикла TRANSHUMANISM INC., в которой к тому же опять присутствуют духоподъёмные вставки о петухах на зоне.
Роман сразу начинается с лекции, причём герой вот уже третьей пары – оперативник Маркус Зоргенфрей – по привычке изображает идиота, который внимает байкам учителя в выражениях типа: «А что это?», «То есть?», «А это возможно?», «Почему?» Те же вопросы хочется задать и самому Пелевину, но он довольно быстро уводит свой новый роман от катехизиса к чернокнижным приключениям в Вероне XVI века.
Они остросюжетны, с детективной и ролевой составляющими, скупо, но достаточно прорисованными декорациями и, самое главное, с крепнущей от страницы к странице надеждой, что вот сейчас перед нами окажется если и не прежний классик, то хотя бы Пелевин поздних своих романов, какого-нибудь iPhuck 10. Но когда алхимический триллер готовится трансмутировать в золото, Пелевин зачем-то превращает всё в свинец. Колдун Марко из вполне самостийной Вероны то и дело выдёргивается в мир TRANSHUMANISM INC., где, будучи оперативником Маркусом, опять вынужден вести придурковатые беседы с начальством. Эти вставки неоправданны, без них текст смотрелся бы только лучше. Кроме того, из Вероны чернокнижник попадает в отголоски прошлого романа, «Круть», сразу на педали ветроколонии, где знакомится с самодельным эзотерическим учением.
Это центральное и самое уязвимое место романа.
Пелевин вновь рассказывает о невовлечении духа в мирскую суету: «Постигни, что дух крутит кручину так же, как ноги крутят педали». Непонятно, как с этим согласуется тот факт, что сам Пелевин каждый год раскручивает макулатурный барабан «ЭКСМО», но на сей раз классик утверждает необходимые истины на уголовно-актуальном жаргоне:
«Посему не бери мирского в голову и избегай умственного гноя. А если какая шлында потребует определиться, с кем ты – с гопниками или с жопниками, отвечай ей со смирением так: я – со скелетами во гробах, и ты, бедная, тоже, просто тебя глючит по дури, вот ты до сих пор и кривляешься».
Подобная лексика крайне архаична: объяснение высокого сниженным давно не является чем-то шокирующим. В 2025 году блатной дзен выглядит слишком снисходительно по отношению к читателю, который, в отличие от духовной баланды девяностых, уже поднаторел в чём-то кроме лагерной эзотерики. Не будучи всеобщим, уголовное способно позиционировать лишь самого автора, оставшегося на духовной киче. Такое ощущение, что Пелевин придумал всю свою крутильную философию от мема, где сидевший мужчина предлагает «крепким спортивным парням с Рыбинска» побыть «крутилой» в одной нехорошей игре.
Но есть и новация.
Спасение возможно лишь посредством любви: условный «христианский» мотив в романе выглядит сильнее «буддистского». Даже эзотерический текст «Откровенный рассказ крутильщика своему духовному брату» явно вдохновлён русским исихастским трактатом «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Оба текста стремятся к переходу от рассеянного, страдающего состояния ума к пребыванию в реальности Бога. Новый извод пелевинской мысли похож на четыре благородные истины в христианской редакции. Основополагающая разница в том, что побег из страдания предполагается не в ничто, а в Бога:
«Как увидишь Бога вокруг, так и спасёшься. Растворить в божьем свете то, что хотел спасти, – есть ли спасение крепче»?
Пелевин ставит два вопроса: можно ли дойти до Бога греховным левым путём и может ли Бог простить идущего к нему по столь грязной тропе? Ответ не удаётся в силу литературных причин: алхимик Марко творит немало постыдных вещей, но ни в одном своём преступлении не выглядит закоренелым злодеем. Убийства у него косвенные, отнимающие жизнь лишь у сомнительных персонажей. Даже погубленный им священник – сластолюбец, а ученики и так были готовы продать душу дьяволу. В Марко не получается увидеть совсем уж пропащего человека, ему сочувствуешь, а если герою может посочувствовать читатель, то уж точно может посочувствовать Бог. Вопрос о спасении нужно ставить на примере поступков Мальдорора, тогда как Марко застыл задолго перед краем. Когда бездна лишь маячит где-то там впереди – вопрос о спасении из неё выглядит преждевременным.
Почему так вышло?
Потому что Пелевин всегда был добрым писателем. Как бы он ни старался отпугнуть от себя, он сочувствует даже тем, кого пытается провести путём зла.
При этом повестки в романе довольно мало. Пелевин высмеивает её гомеопатически, без азарта, находясь под влиянием какого-то старческого интернета, где обсуждают закрытие USAID, пакистанцев в Лондоне, древний Рим – туристический набор правого пенсионера. Отсылок тоже немного: в основном на «Священную книгу оборотня», Макиавелли, однажды даже на Георгия Иванова. Осевой метафорой служит «карбоновый шлягер Stairway to Heaven». Довольно смешно было про злой кавказский «дух MERAB», которого должна приманить «разлагающаяся коровья туша». И несколько неплохих наблюдений во главе вот какого схождения:
«Сойти с небес на землю – это всё равно что сойти с земли в ад».
Иронично, но роман, что называется, не докручивает. Персонажи в нём всё время оказываются не тем, кем кажутся, а повествование уходит на новый подуровень (всего их четыре). Текст старается размыть действительность, дабы указать на её изъяны. К сожалению, этого недостаточно. Мир должен был закрутиться до такой степени, чтобы выход из него казался немыслимым, лишь тогда бы он стал откровением. Требовалось спутать всё бытие, как заигравшийся с клубком кот, а затем прислонить к роману лестницу, ведущую в небо. Но текст не доходит до настоящей, именно что постмодернистской сложности, ограничиваясь вполне внятной и последовательной структурой. А ведь Верона как нельзя кстати подходила для комедии дель арте, где маски могли бы скрыть какой угодно посыл. Ну или его отсутствие.
A Sinistra задумывался как роман о возможности искупления, причём искупления перед самой чертой. Но это больше применимо к Пелевину, нежели к его герою: бессильное пятикнижие TRANSHUMANISM INC. привело писателя к такой творческой яме, что классик едва не соскользнул с края.
То, что Пелевин самостоятельно отступил от него, даёт надежду, что в следующий раз читатель откроет совсем другой роман.