Великий учёный осознавал острейшую необходимость создания для мужавшей России её полноценной истории, чего так настоятельно требовали время и грандиозные задачи, которые ей предстояло решать во всех сферах своей жизни
Вячеслав ФОМИН, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой отечественной истории Липецкого государственного педуниверситета
В 1765 г. академик Петербургской академии наук Яков фон Штелин писал о трудах почившего М.В. Ломоносова: «Великие творения его в области поэзии, красноречия, грамматики, отечественной истории, физики, математики и астрономии. Прославленный сочинениями своими, он избирается членом Шведской и Болонской академий».
Перечень Штелина можно не только дополнить, например, химией, металлургией, геологией, географией, а также физической химией и экономической географией, основанных, надлежит сказать, Ломоносовым, но ещё при этом подчеркнуть, что именно им была создана так остро необходимая тогда русская научная терминология, без которой немыслимо было развитие наук в России.
Научное наследие Ломоносова настолько огромно и многогранно, что ни само это наследие, ни сам учёный не поддаются привычным оценкам. Вот почему академик-языковед Я.К. Грот в 1865 году охарактеризовал его как «богатыря мысли и знания», которому мы обязаны образованием «русской письменной речи». Академик-математик В.А. Стеклов в 1921 году не скрывал своего изумления, «каким образом успевал один человек в одно и то же время совершать такую массу самой разнообразной работы» и «с какой глубиной почти пророческого дара проникал он в сущность каждого вопроса, который возникал в его всеобъемлющем уме».
С той же глубиной пророческого дара наш великий соотечественник проник и в сущность отечественной истории, потому как обладал широкими и глубокими познаниями как в её области, так и в области всемирной истории, в оригинале знал все известные на его время письменные источники и исследования западноевропейских учёных, имеющие отношение к прошлому славян и русских (а он прекрасно владел древнегреческим, латинским, немецким, французским и рядом славянских языков), умело использовал метод исторической критики и придерживался принципа историзма.
Всё сказанное, а вместе с ним и поразительная научная прозорливость Ломоносова привели его к выдающимся открытиям в исторической науке. Таким, как, например, заключение о равенстве народов перед историей, об отсутствии «чистых» народов и сложном их составе, о древности славян, о скифах и сарматах как древних обитателях России, о сложном этническом составе скифов, о складывании русской народности на полиэтничной основе, об участии славян в Великом переселении народов и падении Западно-Римской империи, о пребывании руси (народа, давшего название древнерусскому государству) в Восточной Европе вне связи с призванием варяго-русских князей в 862 г., о родстве венгров и чуди (в чём сами венгры, стоит заметить, убедились только столетие спустя), о высоком уровне развития русской культуры, о ненадёжности «иностранных писателей» при изучении истории России, и многие другие.
За этими открытиями стоит многолетняя вдумчивая работа Ломоносова с большим числом разнообразных источников, и в первую очередь отечественных.
К целенаправленному изучению источников Ломоносов приступил в период обучения в 1731–1735 гг. в Славяно-греко-латинской академии, где, по его воспоминаниям, «в свободное от учения время сидел… в семинарской библиотеке и не мог начитаться». В те же годы он заинтересовался одной из главных проблем нашей истории – варяго-русской. Осенью 1734 г., когда Ломоносов находился в Киеве и упражнялся «в чтении древних летописцев и других книг, написанных на словенском, греческом и латинском языках», его пристальное внимание привлекло в рукописи Киево-Печерского патерика сообщение о Варяжской пещере. Со временем интерес исследователя к варягам будет только возрастать. Подтверждением тому служит покупка им в феврале 1740 г. во Фрейберге «Истории о великом княжестве Московском» шведа П. Петрея, вышедшей в 1614–1615 гг. в Швеции и в 1620 г. в Германии. И была она куплена из-за слов её автора, впервые прозвучавших в истории: «От того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции». А эти слова, по оценке немецкого историка Г. Эверса, «простодушного пустомели Петрея», положили начало норманской теории, к середине XVIII в. уже приобретшей в Европе значительное число адептов.
Вернувшись из Германии на родину, Ломоносов с головой уходит в проблемы химии и физики. Но при этом он активно занимается изучением русской истории. И знаменитая дискуссия 1749–1750 гг., инициированная речью Г.Ф. Миллера «Происхождение народа и имени российского», с которой он должен был выступить на торжественном собрании Академии наук, показала высокий уровень знания и понимания начальной истории Руси Ломоносовым. Категорически не приняв речь Миллера (именуемую ещё «диссертацией»), учёный констатировал, что она, поставленная на «зыблющихся основаниях», «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна, и, по моему мнению, отнюдь не может быть так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась».
Такой отзыв часто интерпретируется в связи с поверхностным знакомством с материалами дискуссии и самой её темой весьма неверно. Хотя правоту Ломоносова в оценке сочинения Миллера подтверждают заключения академиков немцев И.Э. Фишера и Ф.Г. Штрубе де Пирмонта, одновременно с Ломоносовым также категорично отказавшихся видеть в нём научный труд и возражавших на каждую страницу доклада. Так, Штрубе де Пирмонт пришёл к выводу, который буквально совпадает с заключением Ломоносова, что, «по моему мнению, Академия справедливую причину имеет сомневаться, пристойно ли чести её помянутую диссертацию публично читать и напечатавши в народ издать». В полном согласии с Ломоносовым говорили много лет спустя А.Л. Шлецер и А.А. Куник. И эти два немецких историка, два наиболее ярких представителя норманской теории, очень много сделавших для её упрочения в науке и общественном сознании России и Западной Европы, также весьма резко отметили научную несостоятельность речи Миллера: первый охарактеризовал многие положения диссертации как «глупости» и «глупые выдумки», а второй коротко назвал её «препустой».
Критикуя норманизм Миллера, Ломоносов вместе с тем предложил своё видение варяго-русского вопроса, повторив его в «Кратком Российском летописце» и в более развёрнутом виде представив в «Древней Российской истории». А это говорит о том, что он задолго до 1749 г. во всех деталях, высказанных во время дискуссии и лишь отточенных в последующих трудах, продумал концепцию начальной истории Руси, увязав её героев – варягов и русь – с Южной Балтикой, где проживали славянские и славяноязычные народы. И этот вывод подтверждают многочисленные отечественные и иностранные источники, огромный археологический, антропологический, нумизматический и лингвистический материал.
К историческому наследию Ломоносова принадлежат также «Краткий Российский летописец» (1760) и «Древняя Российская история» (1766), сыгравшие в своё время весьма важную роль в разработке русской истории и в приобщении к ней самого широкого круга читателей. Так, «Краткий Российский летописец», которым, по словам П.А. Лавровского, «добросовестнейшее трудолюбие» Ломоносова создало «остов русской истории», руководство по истории, какого «не предлагала тогдашняя литература», был настолько востребован российским обществом, что с 1760 по 1775 г. вышел тремя изданиями и «большим для того времени общим тиражом – 4200 экземпляров» (но тиража всё равно не хватало, и книгу переписывали от руки). И он сразу же стал учебником, по которому несколько поколений наших соотечественников изучали историю своей Родины от первых известий о славянах до Петра I включительно. По нему начинала знакомство с русской историей и заграница: в 1765, 1767, 1771 гг. книга увидела свет на немецком, в 1767 г. на английском языках (в предисловии английского издания отмечается, что она написана одним «из самых одарённых и ученейших людей» России).
Историк Ломоносов всемерно осознавал острейшую необходимость создания для мужавшей России её полноценной истории, чего так настоятельно требовали время и грандиозные задачи, которые ей предстояло решать во всех сферах своей жизни.
Постепенно вызревавший замысел написания труда по истории Отечества Ломоносов начал реализовывать в 1751 г., завершив написание первого тома «Древней Российской истории» в июле 1758 г. К началу сентября было завершено его переписывание, и он был сдан в печать. Но в марте 1759 г. Ломоносов самолично приостановил печатание и взял рукопись из типографии. И сделал это потому, что его не удовлетворяла сложная форма примечаний, вызывавшая затруднения при наборе и чтении. Но переработка примечаний очень сильно затянулась, что объясняется загруженностью Ломоносова административными и хозяйственными делами академии (он советник Канцелярии, глава Географического департамента, руководитель Академических университета и гимназии), тяжёлой болезнью, часто приковывающей его к постели, а также тем, что параллельно с переработкой «Древней Российской истории» шло написание её продолжения.
Лишь только 28 февраля 1763 г. Ломоносов смог представить новый вариант своего труда к набору, отметив в записке в Канцелярию Академии наук, что первый том состоит из двух частей и доведён до 1054 г. – кончины Ярослава Мудрого. Печатание тома началось в марте, но вышел он уже после смерти автора – осенью 1766 г. В «Древней Российской истории» существует одна тайна, уже несколько столетий занимающая умы исследователей. Дело в том, что в упомянутой записке в Канцелярию Ломоносов отмечал, что за двумя частями «следуют ещё две части сего ж тома, первая – до Батыева нашествия,.. вторая – до великого князя московского Ивана Васильевича, когда Россия вовсе свободилась от татарского насильства». Но части, охватывающие русскую историю с 1054 по 1462 г., до сих пор не найдены.
«Древняя Российская история» явилась крупным событием в научной и общественной жизни России второй половины XVIII – начала XIX в. (о её востребованности говорит тот факт, что за 20 лет она трижды – в 1784–1787, 1794 и 1803–1804 гг. – была напечатана в пятой части «Полного собрания сочинений» учёного), сыграла очень важную роль в формировании национального самосознания русского общества. Испытала влияние «Древней Российской истории» и зарубежная историография: она была издана в 1768 г. на немецком языке, в 1769, 1773, 1776 гг. – на французском, в 1772 г. – на итальянском.
В предисловии французского издания «Древней Российской истории» (1769) специально заостряется внимание на том, что в ней речь идёт о народе, «о котором до настоящего дня имелись лишь очень неполные сведения. Отдалённость времени и мест, незнание языков, недостаток материалов наложили на то, что печаталось о России, такой густой мрак, что невозможно было отличить правду от лжи».
В 1936 г. в Нью-Йорке вышла книга Д.С. Мореншильдта «Россия в интеллектуальной жизни Франции XVIII века», в которой говорится о большом значении влияния, «оказанного сочинениями Ломоносова на общественное мнение Франции XVIII в.», и что он «одним из первых сообщил Франции, что ещё до Петра Россия была организованным государством и обладала своей собственной культурой». Но Ломоносов, а в том и заключается одна из величайших его заслуг как историка, именно первым сообщил об этом всей Европе, а не только Франции.
Ломоносов очень плодотворно занимался эпохой и личностью Петра I, многие годы собирая о нём материал. В связи с чем в письме И.И. Шувалову 2 сентября 1757 г., предлагая отправить Вольтеру, взявшемуся за написание истории этого императора, выписки из документов и своего «Сокращённого описания дел» Петра I, указал: «У меня сколько есть записок о трудах великого нашего монарха, всё для сего предприятия готовы». В октябре 1757 г. – весной 1758 г. Ломоносов внимательно ознакомился с рукописью первых восьми глав «Истории Российской империи при Петре Великом» Вольтера, и в «Примечаниях» на неё исправил многочисленные ошибки и неточности, в том числе концептуального характера, которые были приняты автором.
Также плодотворно Ломоносов занимался историей XVII в. Для Вольтера он подготовил «Сокращённое описание самозванцев», «Сокращение о житии государей и царей Михаила, Алексея и Феодора», «Сокращённое описание дел» Петра Великого (два последних сочинения, дающих лаконичный обзор русской истории за 100 с лишним лет – от воцарения Михаила Романова по смерть его внука Петра I, – читаются в «Кратком Российском летописце» в разделах «Михайло Феодорович Романов», «Алексей Михайлович», «Фёдор Алексеевич», «Иван Алексеевич», «Пётр Великий»). Опять же для Вольтера Ломоносовым было создано где-то за месяц (начало сентября – начало октября 1757 г.) довольно объёмное «Описание стрелецких бунтов и правления царевны Софьи». И Вольтер использовал это сочинение в IV и V главах своей «Истории Российской империи при Петре Великом», во многих случаях почти дословно его воспроизводя.
Взращивая и распространяя многие науки в России, Ломоносов всемерно способствовал становлению российской исторической науки, совершив в этом деле, как очень точно выразился в 1865 г. П.А. Лавровский, «многотрудный подвиг», потому как натолкнулся «на непочатую ещё почву и вынужден был сам и удобрять, и вспахивать, и засевать, и боронить её». Вот об этом многотрудном подвиге, давшем сильнейший импульс для развития исторических знаний в России, никогда нельзя забывать.