Продолжаем публиковать исследование Михаила Хлебникова и Михаила Косарева, посвящённое роли юмора в русской литературе XX столетия (начало – в № 3 и 4).
В этом номере – главы о романе-фельетоне Ивана Солоневича «Две силы. Борьба за ядерное владычество над миром. Роман из советской действительности» и коллективном произведении «Не проходите мимо!» (соавторы – Борис Егоров, Ян Полищук, Борис Привалов).
Попытка Ивана Солоневича
О Михаиле Булгакове можно рассуждать и вот с какой стороны: что было бы, если б ему удалось эмигрировать? Если б не тиф, настигший его на Кавказе? Если б после письма правительству было решено отпустить его за пределы Советской России? Основной корпус его прозы, написанной в итоге «в стол», сразу нашёл бы своего заинтересованного читателя. Но не умалило бы это его посмертной оглушительной славы?
Судьба Ивана Лукьяновича Солоневича в чём-то зеркальна булгаковской. Одногодок Михаила Афанасьевича, тоже окончивший до революции курс в университете, Солоневич в новой, советской действительности занялся делом необычным и, во всяком случае, новым. Он был организатором массового спорта, которому в строящей социализм стране уделялось огромное внимание. Параллельно он готовил свой побег на Запад, готовил с размахом – предполагалось перейти за кордон целым семейным табором: брат, сын. В отличие от Остапа Бендера он избрал финскую границу, но первая попытка провалилась. Получив законный срок, Солоневич, как ни странно, и в лагерях оказался востребованным специалистом: спорт развивали повсеместно. Увлёкши лагерное начальство идеей масштабной спартакиады, Иван Солоневич смог увидеться с братом Борисом, как следует подготовиться и совершить теперь уже удачный парный побег во всё ту же Финляндию.
За границей он раскрылся как талантливый публицист. Его книги и газетные статьи доставили много неприятностей кремлёвским идеологам. Поэтому в конце Второй мировой Солоневич справедливо рассудил, что из Европы следует перебраться подальше. В самом деле: не только бывшие казачьи атаманы Краснов и Семёнов, но даже дедушка Шульгин, ничего острее авторучки в руках не державший, были после окончания войны переданы советским карательным органам.
В Южной Америке он затевает издание собственной газеты «Наша страна». Проект оказался жизнеспособным, и главный редактор решает порадовать своих читателей романом-фельетоном. В течение пяти лет, подвал за подвалом, в свет выходило большое (однако так и не законченное из-за смерти автора) полотно «Две силы. Борьба за ядерное владычество над миром. Роман из советской действительности».
Заглавие наводит на мысль, что это роман политический. Да, ненавидящий коммунистическую власть монархист Солоневич политики отнюдь не чурается. Под его пером Страна Советов предстаёт царством страха, где народ затравлен опричниками из НКВД, а талантливые учёные-физики работают под колпаком спецслужб. Но в первую очередь автор стремится дать своим читателям интригу, действие, это приключенческий роман с ярким антуражем: восточносибирская тайга и российско-китайская граница, место, где шансы героев-одиночек и представителей государственной машины уравниваются.
Интересен начальный посыл романа: автор сразу «открывает боевые действия», уже в первой главе вовсю раздаётся стрельба и откатываются десятки трупов, однако находится место и юмору:
«Начальник станции, стоявший приблизительно посередине поезда, играл роль передаточного звена между паровозом и конным взводом: с обоих концов нёсся обоюдный мат, и начальник станции переправлял его по назначению».
Или тут же: «На его лбу проступили капельки раствора спирта в поту».
Авторский замысел очевиден: Солоневич хочет создать всесторонне занимательное произведение. Советская действительность в его понимании даёт пищу не только для гнева, но и для насмешки:
«– Товарищ Жучкин, по прямому проводу из Неёлова, вставайте скорей!
Неёлово было той станцией к востоку от Лыскова, куда направлялся скорый поезд Иркутск – Чита и где был отдел НКВД, которому был подчинён и товарищ Жучкин. Прямого же провода не было никакого, был просто телефон. Но прямой провод звучал как-то особенно внушительно».
К сожалению, в дальнейшем элегически-описательные интонации, а с ними и юмор почти полностью исчезают из текста. Уход от погони, чекистские интриги, включение в орбиту повествования «настоящих», то есть не испорченных советской властью, сибирских мужиков уводят роман в зону чистого экшена. Перед нами всё более и более «Три мушкетёра», только лошадей здесь не загоняют, а берегут и холят. Неординарные личности совершают былинные подвиги. Вольный землепашец и охотник Еремей в одиночку, вооружённый лишь дубовой скамейкой, расправляется с целым отделом НКВД, после чего возвращается к своей заимке на угнанном у коммуняк самолёте...
Однако «неразменный пятак» комизма всё же сохраняется в романе на всём его протяжении. Это Стёпка. Персонаж, как представляется, поначалу сугубо эпизодический, он увлёк автора своим обаянием и стал незаменим. На всех перекрёстках, где происходят сшибки положительных героев с энкавэдэшниками, Стёпка непременно присутствует. Это потом выходит ему боком, и его приходится спасать из совсем уж пиковых ситуаций.
Стёпка – бродяга, бывалый таёжник, ловкий, сноровистый и сообразительный, но жить промыслом ему лень и неинтересно. К тому же известный русский недуг не даёт сосредоточиться на какой-то положительной жизненной программе. Самое главное в нём – безудержная речь, заставляющая вспомнить деда Щукаря или мистера Джингля из «Пиквика». Невозбранно городя свой бесконечный огород, Стёпка всё же оказывается не так прост и в конце концов обводит врагов вокруг пальца.
Подводя итог: возможно, роман действительно замышлялся как авантюрно-юмористический, с оглядкой на великий пример Ильфа и Петрова. Начальные страницы говорят в пользу этого. Но затем действие, борьба, приключения, темп, драйв вытеснили все посторонние элементы, за исключением разве что вездесущего плута Стёпки. Стихия увлекла автора и повела за собой. Видно, что сочинял свой роман Иван Лукьянович с удовольствием. Наверное, оно было обоюдным: столь же сильные эмоции переживал и читатель. Незаконченный роман обрёл уже масштаб эпоса. Но юмористическая нить пресеклась в нём очень рано.
Лакировкой по лакировке
Самая читающая в мире страна была отрезана от эмигрантской литературы. Кстати, и с прозой Булгакова советские люди познакомились с большим опозданием. Меж тем идея написать сатирико-юмористический роман явно витала в воздухе. Набирая популярность, ильфо-петровская дилогия не могла не вдохновлять подражателей. Надо полагать, особенно она беспокоила воображение газетных фельетонистов. Известность, переиздания – вот они, рядом, надо только найти время на создание крупной формы.
Нам неизвестно, сколько замыслов осталось невоплощёнными. Довести свой труд до готовой к изданию рукописи удалось единицам. В 1956 году увидел свет роман (в подзаголовке – «роман-фельетон») «Не проходите мимо!». Соавторов было трое: Борис Егоров, Ян Полищук, Борис Привалов.
Главы в романе именуются не главами, а фельетонами, есть и эпиграф, объясняющий название: «Увидев безобразие, не проходите мимо!» В. Маяковский». То есть соавторы всесторонне прикрылись от обвинений, что они собираются не воспевать, а совсем наоборот. Маяковский хоть и поэт – а роман, как вы понимаете, написан прозой, – но зато неколебимый авторитет, кристально чистый идеологически.
Можно похвалить авторов за упорство и решительность. Всё же они избрали явно не столбовой путь в нашей литературе середины 1950 х. Но и здесь существовал свой канон, возможно, даже более жёсткий.
Категорически не приветствовался безыдейный смех. Смеяться следовало не просто так, а над тем, «что мешает нам жить». Учитывая, что создаётся масштабное полотно, не мелких, достойных осмеяния тем оставалось немного: бюрократы и оторвавшаяся от народа творческая интеллигенция.
К сожалению, соавторы с готовностью восприняли «условия игры», и роман с самого начала получился шаблонным. Сюжет вкратце таков: на некоей студии документальных фильмов процветают приспособленчество, халтура и кумовство. (Как видим, сатира сразу достигает предельных значений!) В результате продукция кинематографистов густо насыщена тем, что тогда называлось лакировкой, – то есть беззастенчивым приукрашиванием действительности. Двое молодых, недавно отучившихся операторов получают на студии задание: поехать в провинциальный город и снять документальный фильм о многодетной семье. По прибытии на место они понимают: сценарий, которым им необходимо руководствоваться, никуда не годится. Автор, маститый драматург Бомаршов, опять схалтурил. Его сценарий лакирует действительность, тогда как у многодетной советской семьи и так всё блестит! Просто, ничего не искажая, без надуманных ходов снять семью Калинкиных – это и будет самое лучшее. Вот к какому выводу приходят герои романа.
Попутно они изрядно встряхивают местных чинуш и головотяпов. Когда советская сатира обрушивалась на бюрократов, надо понимать – это был бюрократ отборный, калиброванный. Ранг его должен был быть выверен до полступеньки, чтобы не случилось, упаси боже, колебания основ. В романе «Не проходите мимо!» на осмеяние выставлен предисполкома захолустного городка. Он изрядный самодур и потому носит фамилию Закусил-Удилов.
Здесь снова придётся сделать отступление насчёт фамилий персонажей. Говорящих или смешащих фамилий не избегали и классики – вспомним Угрюм-Бурчеева или Пришибеева с Очумеловым. Но когда авторы-юмористы уверены, что нелепо выдуманная фамилия способна рассмешить сама по себе, они лишь обнаруживают отсутствие литературного чутья.
Обратимся к эталону. В первом романе Ильф и Петров почти обошлись без «особых» фамилий. Разве что Изнурёнков и Персицкий. В «Золотом телёнке» их больше. Там есть и фамилии-каламбуры (Корейко, Хворобьёв, Кукушкинд), и просто искусственные. Но Паниковский, Полыхаев, Скумбриевич, Талмудовский при своём первом появлении на страницах романа не вызывают запинки, и осознание, что реально такая фамилия невозможна, приходит гораздо позже. Фамилии «обструганы», подогнаны, не выпирают из текста.
Возвращаясь к «Не проходите мимо!», заметим: драматургом Бомаршовым, режиссёром Протарзановым, местным руководителем Закусил-Удиловым список «юмористических», или, если угодно, «сатирических» фамилий не заканчивается. Некоторые из них мы ещё приведём.
Изложив замысел, скажем, конечно, и об исполнении. Текст вял, не одушевлён даже авторским азартом. Время от времени встречаются удачные шутки, но расставлены они широко, как вешки или километровые столбы.
«Мастер мужского зала П. Дамочкин бреет уже в счёт 1956 года!» – объявляла статья».
Напомним, что для газет периода строительства социализма было привычным штампом сообщать о перевыполнении годового плана именно в таком ключе. Весёлая шпилька в адрес коллег по цеху. Если б ещё не было утомительной игры в фамилии...
«Это моё мнение, и я его вполне разделяю!»
Тоже отчасти пародия, и тоже неплохо. Однако всё это носит характер бубенцов, выражаясь на профессиональном жаргоне советских фельетонистов. Бубенцом называлась отдельно взятая острота, иногда прямиком из записной книжки, которую внедряли в не очень удачно шедший текст для придания тому хоть какой-то занимательности.
Преимущественный же уровень юмора в романе примерно таков:
«– Здравствуй, дорогая, – придав своему басу колоратурные интонации, сказала Умудренская и чмокнула трубку в микрофон. Поцелуй был таким звонким, что чья-то лошадь, стоявшая под окном, приняла его за понукание и рванулась с места».
На удивление, триумвират авторов, в котором, казалось бы, текст должен проходить тройной контроль, пропускает явные небрежности. Так, у одного молодого отрицательного персонажа – стиляги, понятное дело, и всё в этом духе – «крысиные» усы. Так себе сравнение, но эпитет надоедливо повторяется раз, другой, третий, четвёртый...
Также не наведён порядок в сюжетных линиях, некоторые из них соавторы просто бросают, махнув рукой. Даже если подходить к творению Егорова, Полищука, Привалова не с критериями высокой литературы, а с мерками крепкого фельетониста-профессионала, то всё равно это скучно.
Особым жанром советской печати был так называемый положительный фельетон – когда надо не обличать и высмеивать, а дать светлый образ дня сегодняшнего. Ильф и Петров оставили образцы решения этой трудной задачи в ряде своих фельетонов, да и в романах тоже. При внимательном чтении в них можно обнаружить такие вот органично вплетённые строчки:
«И молодой человек, засидевшийся с любимой в рабочем клубе, торопливо зажигал электрифицированную карту пятилетки и шептал:
– Посмотри, вон красный огонёк. Там будет Сибкомбайн. Мы поедем туда. Хочешь?
И любимая тихо смеялась, высвобождая руки».
Если же наш триумвират стремится не обойти вниманием поступательное движение социализма, получается следующее:
«Сгинули губернаторы, исчезла вместе с ними вековая грязь. Лежит теперь от горизонта до горизонта новая дорога, отполированная миллионами автомобильных колёс, умытая освежающими струями автополивальщиков».
Да-а, казённенько...
Справедливости ради следует подчеркнуть, что в дальнейшем наши соавторы ни вместе, ни порознь к большой форме не обращались, хотя штатными юмористами оставались. Борис Егоров полтора десятилетия был заместителем главного редактора журнала «Крокодил», но, к сожалению, рано ушёл из жизни. Ян Полищук работал на всесоюзном радио, в редакции сатиры и юмора. Борис Привалов сочинял весёлые книжки для детей.
Продолжение – в следующем номере «ЛГ»