Понадобилось мне отправить десяток бандеролей с книгой в разные города России и стран СНГ. И пошёл я в ближайшее отделение почты, томясь нехорошими предчувствиями.
Предчувствия меня не обманули! Пришлось мне стоять там в очереди часа полтора. И ещё час толпился я у окошка, пока паковали мои бандероли в толстую бумагу ржавого цвета, облепляли её скотчем, штампами и марками, и бандероли становились вдвое толще и тяжелее. Операторы трудились, как грузчики, и объясняли недовольным, что объявление о приёме на работу операторов висит на дверях почты уже два года, но дураков мало.
Пробивалась к окошкам толпа пенсионеров, для которых очереди привычны и даже в чём-то стали образом жизни.
Я вышел из тесной комнаты, напомнившей палату для пациентов в предынфарктном состоянии, с мыслью о том, что если кто-нибудь рядом скажет слово «нанотехнологии», я за свой взрывной характер не ручаюсь. Ведь известно же, что во всём цивилизованном мире почту доставляют самолётами, а не лошадьми или пешком. А у нас для доставки письма или бандероли из Воронежа в Москву гарантированный срок – 6–7 дней. На шестьсот километров – неделя. Это даже для лошади стыдно.
При этом цены – смешные: за то, чтобы шесть книг они отвезли в столицу, три отдай почте. А ещё я помнил, что приятель из Питера тоже вот так отправлял бандероли по городам России; из пяти штук дошли только три, две потерялись безвозвратно. И судиться – себе дороже.
Ни разу не видел на почте работающих мужчин… Похоже, сюда идут трудиться только самые отчаявшиеся – матери-одиночки, которых никуда больше не берут, или женщины, которым скоро на пенсию.
А уж про сделку с некими финансистами о выдаче кредитов пенсионерам под безумные, фантастические проценты – разговор особый. Это из рубрики на милицейских стендах: «Их разыскивает милиция». Правда, тут и искать никого особо не надо: всё делается открыто, с нескрываемым расчётом на то, что наивные старики, привыкшие доверять родимой почте-кормилице, будут брать эти кредиты, не читая договоров.
Рассчитано это «мини-кредитование» явно на пенсионеров, которые изображены на всех буклетах со счастливыми улыбками. Этот проект называется социальной помощью; то есть никакого надувательства, что вы, – лишь бы ветеранам жилось хоть немного получше…
И вот приходит старушка в родную советскую почту, стоит там в очереди, привычно жалуется на жизнь, а милая и тоже бедная операторша говорит ей: Марь-Иванна, а хотите, возьмите займ у нас… Ну как не взять, когда квартплата скачет и кушать приходится одну картошку да макароны, а хочется и внуков побаловать. Берёт Марь-Иванна, отставная учительница или педиатр, или колхозница, вывезенная детьми из обезлюдевшей деревни, кредит этот и подписывает бумаги, любезно поданные ей оператором, и не догадывается, что подписала она приговор своей пенсии или «гробовой заначке», или даже квартире, уже вписанной в завещание любимой внучке.
И знаете, что хуже всего? Никому почему-то за это не стыдно.