Плач хлеба

Пока его слышат только земледельцы. И многому удивляются

На селе – жаркая пора, лето. Мы привыкли, что едва ли не каждый год нам сообщают о рекордном урожае зерновых. И это, конечно, радует. Но так ли всё благополучно в сельскохозяйственном производстве? Какие проблемы и почему остаются в тени, замалчиваются, а решение их откладывается?

Даже фараоны не помогли

Осенью прошлого года отовсюду стали поступать сведения, что зреет невиданный урожай зерна. Мне вспомнился 2002 год. Тогда министр сельского хозяйства Алексей Гордеев зашёл к Михаилу Касьянову, председателю правительства, и доложил, что Россия нынче намолотит 80 млн. тонн зерна.

– Самый высокий … за всю историю России? – уточнил Касьянов.

– Нет! – ответил министр. – До реформы собирали хлеба в среднем по 104 миллиона тонн в год. При этом импортировали 25–30 млн. тонн кормового зерна. Последние десять лет намолачивали всего по 47–65 млн. тонн. А это привело и к резкому сокращению поголовья скота.

– Какая помощь тебе нужна? – спросил Касьянов.

– Большая! В России десять климатических зон. Где-то регулярно собирают высокие урожаи. Фермеры там даже не знают, кому продать излишки. Иногда накапливается столько, что рыночная цена на зерно падает в два-три раза. Для крестьянских и фермерских хозяйств – это разорение!

Гордеев продолжил:

– Но есть регионы, где высокие урожаи – редкость. Там почти всегда не хватает зерна для крупного рогатого скота, свиней и овец, коз и птицы. Туда его надо завозить. Иначе на местные ячмень и кукурузу цены так взвинчиваются, что содержать скот нет смысла. Производство мяса становится убыточным!..

– Что предлагаешь?

Гордеев ответил:

– Приступить к регулированию продовольственного рынка. К оптимизации соотношения между производством, потреблением и доходами. Начать стоит с зерна – главной культуры. Требуется ежегодное выравнивание цен на зерно в нескольких климатических зонах. Многие страны для этого используют испытанный рыночный приём – интервенцию зерна. Там, где оно в излишке, государство закупает его по приемлемой цене. Затем, на льготных условиях, перево­зит в зоны, где зерна не хватает. Здесь продаёт его фермерам, не допуская чрезмерного роста цен. Исключительно эффективный приём! Он повышает доходность сельского хозяйства.

– И кто так поступает?

– Все крупные производители зерна. Канада! Австралия! Соединённые Штаты! К регулированию зернового рынка прибегали, кстати, ещё египетские фараоны. В урожайные годы закупали хлеб про запас. А в пустые – продавали его, контролируя динамику цен. В 30-е годы прошлого века этот механизм был заложен Рузвельтом в известный закон, который предотвратил массовое разорение фермеров.

– Сколько потребуется средств? – спросил Касьянов.

Гордеев знал, что у правительства в резерве есть 170 млрд. рублей. Хранятся за границей. Поэтому министр без колебаний назвал цифру, вычисленную специалистами:

– Пять миллиардов рублей!.. Продав к весне интервенционное зерно, вернём эту сумму в бюджет.

Касьянов задумался, потом спросил:

– А когда нужны финансы?

– Чем быстрее, тем лучше! Наступили оптимальные сроки вспашки зяби. А её больше 60 миллионов гектаров. Многие хозяйства начали сев озимого хлеба. Это ещё 15 миллионов гектаров. Пригодится каждая копейка! Для оплаты прежде всего топлива. Тонна стоит сегодня в три раза дороже тонны зерна. Кстати, десять лет назад за тонну зерна можно было купить пять тонн горючего. То же самое – с минеральными удобрениями.

Касьянов пообещал:

– Деньги на интервенцию дам! Буквально на днях.

Выходя из кабинета, Алексей Васильевич был очень доволен. Ведь он первым в России овладеет одним из главных инструментов по регулированию продовольственного рынка наряду с прямой господдержкой. А это двойная помощь крестьянским и фермерским хозяйствам.

Гордеев поехал в министерство. Там, в зале коллегии, уже собралось десятка два корреспондентов газет, радио и ТВ, освещающих сельскохозяйственную деятельность. Министр, едва сдерживая восторг, рассказал об «историческом» решении председателя правительства.

Вскоре поступила информация: это известие фермеры восприняли с огромной радостью! А как же?! Им ведь открывали кислород.

Однако в августе правительство не выделило ни копейки. Не открыли финансирование ни в сентябре, ни в октябре. Зерновой рынок обрушился. При обычной цене за качественную пшеницу 10–12 тысяч рублей за тонну, теперь за неё предлагали не более чем 5–6 тысяч: почти на уровне себестоимости зерна.

Иностранцы отреагировали – немедленно стали регистрировать в России дочерние фирмы своих компаний. И дочки получали право скупать российский товар для вывоза за границу. Дочерняя фирма, реализуя закупленное по бросовой цене зерно своей материнской компании, поставляла его с минимальной наценкой, чтобы свести к нулю возможный таможенный платёж.

Гордеев попытался попасть на приём к президенту страны. Но в Москве произошёл теракт: боевики захватили «Норд-Ост» на Дубровке. Президент был занят спасением людей. После ликвидации боевиков улетел на Северный Кавказ. Там, перед возвращением в Москву, Путин заехал к ставропольским фермерам. Они с негодованием поведали, как в богатый урожайный год стали нищими.

Вернувшись в Первопрестольную, президент вызвал к себе Михаила Касьянова с Алексеем Кудриным. И устроил им разнос.

Задуманную Гордеевым и «одобренную» Касьяновым интервенцию начали лишь в декабре – на Урале и в Сибири, а потом остановили в апреле. Однако государство закупило пшеницы и ржи на 2,7 млрд. рублей. Гордеев заявил прессе, что удалось поднять цену на 10–12 процентов, а одновременно продать немного зерна тем, кто нуждался в концентрированных кормах. Это улучшило доходность хозяйств. Даже небольшая операция повлияла на рентабельность производства. Тогда же Россия впервые вывезла за рубеж на своих условиях 12 млн. тонн зерна.

При этом в урожайный 2002 год, когда собрали 86,6 миллиона тонн хлеба, у сельского хозяйства образовался… рекордный долг – 343 млрд. рублей! Это больше, чем стоит вся годовая аграрная продукция. Крупнейший сектор российской экономики – аграрный комплекс – был искусственно подведён почти к банкротству. Кстати, глава Минфина РФ Кудрин был тогда признан за рубежом лучшим финансистом года. Надеюсь, что он, как специалист знающий, что-то с той поры переосмыслил.

Вскоре неожиданно возникла новая проблема. Возглавив Министерство экономического развития РФ, Герман Греф решил распродать все элеваторы и складские ёмкости, где в былые времена, при социализме, государство сортировало, сушило и хранило зерно. Вместимость зернохранилищ была около 100 млн. тонн.

– Начав осуществление реформ в сельском хозяйстве, – заявил Греф, – правительство отменило госзаказ – обязательные поставки зерна в государственные ресурсы. Теперь нет необходимости держать ёмкости в госсобственности.

– Мысль правильная. Но государство многие десятилетия запрещало создавать сушильные мощности в колхозах и совхозах! – пытались ему возражать. – Все годы оно строило сушильную базу у себя – в системе «Росхлебопродуктов». Что теперь делать фермерам, если они намолотят влажное зерно?

– Пусть сами строят хранилища! – был ответ. – Как это делают за рубежом!

– Может, поискать компромисс?

– Я уже всё сказал!

Вскоре правительство приватизировало большую часть ёмкостей, ликвидировало «Рос­хлебопродукты», а его головное здание продало с молотка.

Шаг вперёд, три назад

Сельское хозяйство России, несмотря на жестокие потрясения, с 2013 года показывает устойчивость в развитии земледелия и успехи в импортозамещении. Среднегодовой рост сельхозпроизводства составил за пять лет 102,3%, в то время как в промышленности – 100,6%. Импорт продовольствия сократился с 43,3 млрд. долларов до 29,9 млрд. Пороговые значения Доктрины продовольственной безопасности достигнуты по большинству видов продукции. За счёт экспорта зерна (а продано его за границу за это время 33 млн. тонн) получили доход 17 млрд. долларов.

Для более эффективной работы с зерном было создано АО «Объединённая зерновая компания». На него возлагались задачи господдержки зернопроизводителей, организации интервенций, экспорта, а также строительство базы для накопления зерна в морских портах.

Гордееву, кстати, несколько раз удавалась зерновая интервенция, проходили нужные изменения и на других направлениях. После девяти лет работы в Минсельхозе его избрали губернатором Воронежской области. А министром стала Елена Скрынник, человек весьма далёкий от сельских забот, к тому же без аграрного образования.

Тут надо особо иметь в виду, что сельское хозяйство России работает едва ли не в самых суровых погодных условиях, какие только есть в мире, с очень коротким вегетационным периодом. Природа щедрой бывает очень редко. Но не только поэтому зерновой рубеж 1990 года (116 млн. тонн) страна преодолела лишь в 2016 году, собрав 120 млн. тонн.

Взоры крестьян и фермеров в тот период были обращены на Объединённую зерновую компанию (ОЗК). Когда в 2009 году вице-премьером, курирующим сельское хозяйство, стал Аркадий Дворкович, далёкий от глубокого понимания проблем аграриев, то уже через месяц он поставил вопрос о… приватизации ОЗК. Ну а как иначе?

Производители зерна, особенно на Урале и в Сибири, идею встретили в штыки.

– ОЗК – государственная компания! – утверждали они. – Её задача не получение прибыли любой ценой, а государственное регулирование рынка зерна, повышение рентабельности хозяйств! Став приватизированной, она все силы направит на увеличение собственного прибытка, не считаясь с обстановкой в сёлах.

В какой-то момент казалось, что регионы победили.

Но в 2016 году вице-премьер Игорь Шувалов поручил профильным ведомствам, в том числе и Минсельхозу, рассмотреть вопрос о приватизации контрольного пакета акций ОЗК. Главное условие – исключить из баланса компании работу с интервенционным фондом. Пусть занимается только экспортом зерна, прибрав и терминалы в портах. А вот закупку хлеба, его перевозку, хранение и продажу пусть ведут государственные органы.

Так и поступили. ОЗК приватизировали братья Магомедовы, миллиардеры, хозяева компании «Сумма».

Руки не на том месте?

Александр Николаевич Ткачёв, аграрник с богатым опытом, возглавил министерство три года назад с новым трендом – формированием жёсткой экономической основы для развития российской деревни: «Любое направление нашей деятельности необходимо рассматривать с точки зрения рентабельности. Невыгодно? Значит, надо сделать так, чтобы стало выгодно».

Золотые слова! Сельский труженик всегда старался сделать как можно больше, подчас не оборачиваясь на затраты. Но теперь фермеру надо было начинать всё считать, как говорится, до копеечки. Для расширенного воспроизводства хозяйству нужен уровень рентабельности 27–30%. В текущей Государственной программе развития сельского хозяйства заложены финансовые средства, позволяющие вый­ти на уровень доходности 8–9%. Если прибавить доходность, полученную от интервенционного зерна, возникнет возможность расширенного воспроизводства. Почему же мы этого не делаем?

Анализ работы в 2009–2012 годах (тогда у руля была Скрынник), который подготовили специалисты Всероссийского института аграрной экономики, показал: сумма уплаченных сельским хозяйством налогов, сборов и иных обязательных платежей, а также страховых взносов в государственные внебюджетные фонды, как правило, выше на 7–8% той поддержки, которая осуществлялась из консолидированного бюджета. То есть заложенные государством механизмы налогообложения, кредитования, цено­образования и страхования затягивали фермера… в долговую яму. Что это – только лишь безграмотность?..

Как все мы знаем, Владимир Путин выдвинул цель – обеспечить технологический прорыв во всех отраслях, включая сельское хозяйство. Но ещё чуть ранее, в 2016 году, природа помогла российской деревне, а на следующий, 2017-й, для зерновых сложились условия ещё лучше. Лишь в земледельческие районы Урала и Западной Сибири, в Северо-Западный, Приволжский и Центральный федеральные округа пришла сырая осень. Зерно молотили повышенной влажности. Но не только там перед собственниками вставали вопросы: где сортировать хлеб? Куда везти на досушивание? Кому продавать? Где хранить? Ведь объём зернохранилищ заметно уменьшился – часть вообще перестроили для других целей. К тому же на многих элеваторах сушильное оборудование устарело, а стоимость услуг была не по карману небольшим хозяйствам. Под ногами крутились перекупщики, спекулянты, зернотрейдеры.

В начале зимы, наконец, убрали весь урожай. Подытожили и ахнули: зерна намолотили 135,4 млн. тонн! Что выше уровня 2016 года на 12%. И радость, и горе.

Губернаторы, областные сельхозминистры, предприниматели, фермеры и крестьяне с нетерпением ждали начала зерновых интервенций – всё есть, чтобы надеяться на хорошую прибыль!

Но в январе нынешнего года Александр Ткачёв сделал в Совете Федерации неожиданное заявление:

– Мы считаем на данный момент государственные интервенции отчасти вредным механизмом. Почему? И так много зерна, элеваторы переполнены, зерно покупается, а размещать негде...

Честно говоря, реализовать у нас этот рыночный приём действительно нелегко. Чиновники Минфина и Минэкономразвития считают это дополнительной для себя нагрузкой; Минтрансу и РЖД не выгодно снижение тарифов на перевозку зерна из дальних регионов. Короче, от трудов праведных не наживёшь палат каменных.

Поэтому, чувствуя обстановку, Ткачёв поставил задачу аграриям: продавать зерно на экспорт. Вначале Минсельхоз назвал объём 45–47 млн. тонн, затем цифру увеличили.

В это же время частная ОЗК под управлением братьев Магомедовых разворачивалась очень быстро, получая государственные льготы на оплату зерна, перевозимого на дальние расстояния. Без промедления отыскивались вагоны-зерновозы, а когда выяснилось, что их мало, стали арендовать большегрузные машины. Одновременно началось проектирование крупных портовых элеваторов на Дальнем Востоке и в европейской части страны. Российское зерно мощным потоком пошло за рубеж. Задача выполнена?

Вот как охарактеризовал ситуацию председатель Аграрного комитета Госдумы РФ академик В.И. Кашин: «Механизм государственных интервенций, вопреки ожиданиям многих участников рынка, так и не был задействован, а вместо него была сделана ставка на наращивание экспорта…»

В итоге, по данным Росстата, в 2017 году прибыль сельхозорганизаций по сравнению с 2016-м снизилась на 22,3%, а убытки увечились на 52,3%. Уровень рентабельности с учётом субсидий составил 14,3%.

Встретив старого знакомого, академика И. Ушачёва, крупнейшего российского учёного по экономике сельского хозяйства, я спросил:

– Иван Григорьевич, прошлогодний урожай зерновых культур – это триумф или трагедия?

Он лишь на мгновенье задумался:

– Для одних хозяйств – триумф, для других – трагедия. Ведь 43% крестьянских и фермерских предприятий закончили год с доходами, близкими к нулю.

– Мы были не готовы принять собранный урожай?

– Не совсем готовы.

Всероссийский институт экономики доказывает, что выгоднее торговать не зерном пшеницы, а пшеничной мукой, крупой, макаронами или крахмалом. Но на подобное переустройство сферы будто бы и времени нет. Или дело не только в цейтноте и неповоротливости?

«Современное состояние зернового рынка в нашей стране характеризуется как катастрофическое (технологическая и техническая деградация отрасли, диспаритет цен на зерно и технику, горючее и удобрения, разрушение селекционно-семеноводческой системы, ухудшение финансового положения предприятий)», – писал недавно выдающийся российский учёный, академик А.А. Жученко.

Как же тут решишь задачу, поставленную президентом страны? И не только «хлебную» (включая хранение и переработку зерна). Ещё хуже положение в животноводческой отрасли. Более-менее успешно развивается лишь птицеводство: в прошлом году на душу населения получено по 305 яиц, растут показатели в производстве куриного мяса. Однако поспешная ликвидация колхозов и совхозов обернулась спустя годы небывалым сокращением численности поголовья крупного рогатого скота, свиней, овец и коз. Эта отрасль до сих пор – в глубоком кризисе. Вот статистика:

Наличие скота в сельском
хозяйстве России (млн. голов)

Как ни удивительно, поголовье крупного рогатого скота нынче меньше, чем до Октябрьской революции. Удельный вес говядины на нашем мясном рынке всего 19%. Ещё хуже с самим стадом коров и производством молока. Губернаторы бьются-бьются, а подвижки ничтожные: прирост надоев за прошлый год – 1,2%. А ещё контрольные службы объявляют: рынок молока наводнён фальсификатом. Как же быть? Что у нас руки не на том месте?

Решать проблему с надоями целесообразно в двух направлениях: создание кооперативов и строительство крупных комплексов. Это апробированные пути, по ним и надо двигаться. Поголовье свиней восстанавливать труднее, но можно этого достичь за счёт ввода в эксплуатацию новых и модернизации старых комплексов, обязательного укрепления ветеринарной службы.

Сейчас всё более ясно: без зерновых интервенций, т.е. без внутреннего перераспределения зерна, животноводство не восстановить. Но жизнь демонстрирует небывалую инертность чиновников. Необходима группа лиц, обладающих реальной властью и желанием по-современному и расторопно решать проблемы. Во главе её должен стоять вице-премьер, куратор сельского хозяйства. А «под ним»: министр сельского хозяйства, замминистра финансов, заместители министров Минэкономразвития, Минтранса и главы РЖД. Тогда станет возможной переброска сотен тысяч тонн зерна в регионы, где цена на него высока.

Надо учитывать, что обстановка в сельской местности (а это примерно 26 миллионов душ) внушает тревогу. Не все ведь подались в фермеры. Гораздо больше людей занято чёрт-те чем. По официальным данным, безработных – 36%, малоимущих – 39%. Печальная картина! Мытарства людей в поисках заработка, пьянство, бедность. Появились даже нищие. Больно всё это видеть. Почему бы не помочь людям в ускорении создания кооперативов по выращиванию и откорму скота? Почему не начать поставлять им интервенционное зерно для восстановления былого поголовья. При этом хорошо бы создать двух-трёхлетний запас кормового зерна.

Без фитотрона – нет селекции

Пытаясь лечить названные выше болячки, не надо забывать вот о чём. С потеплением климата на Земле обострятся проблемы, которым мы пока не придаём значения. Вот, например, Россия собрала в 2017-м самый большой урожай пшеницы в мире – 79 млн. тонн. Но не всё зерно пригодно для питания людей. Значительную часть его можно скармливать только животным и птице. Там мало белка, как и клейковины нужного свойства. Из-за этого хлеб выпекается без необходимой пористой мякоти, определяющей газоудерживающую способность и формоустойчивость теста. Да и вкус удручающ.

Почему так? Увы, последнюю четверть века происходит интенсивное падение плодородия нашей пашни. До реформ количество гумуса (источника плодородия) в почвах России уменьшалось на 0,3–0,7% в год. Это не критично. Тогда поля получали для подпитки по 385 млн. тонн органических и по 8–10 млн. тонн минеральных удобрений в год. После реформирования – лишь по 65 млн. тонн органики, или в 6 раз меньше. И по 2–2,5 млн. тонн химических удобрений – в 4 раза меньше. В то же время поставки минеральных удобрений на экспорт возросли с 20 до 80% от общего их производства в стране. Вот и стал ускоренно сгорать наш русский гумус в почве.

Агрохимики считают, что земледелец может сейчас возвратить в поля лишь около 10% питательных веществ, которые ежегодно выносятся с уборкой урожая. Россия использует по 49 килограммов минудобрений на гектар – как в самых отсталых из африканских государств. А вот экспорт минудобрений достиг 15 млн. тонн в год! И продаём их тем, кто потом вносит 500–800 килограммов подкорм­ки на гектар, а попутно обкладывает нас санкциями. Если остановить реку удобрений за кордон, применять у себя, то будем собирать не менее 150 млн. тонн зерна ежегодно. И продавать другим – с выгодой.

Изменение климата несёт засухи, они всё жарче. А за ними – значительный ущерб посевам, не обеспеченным питанием вдосталь. Можем ли мы считать себя готовыми к «большой засухе»? Похоже, что пока нет.

Вторая причина низкого качества зерна – использование недоработанных новых сортов. Сегодня норма: селекцентр, передав новый сорт в производство, потом продолжает ещё несколько лет его улучшать. К тому же многие селекционные центры лишились фитотронов – тепличных комплексов, где можно задавать необходимый климат для изменения генного состава семян. Фитотрон – энергоёмкая штука, а в сельской местности по-прежнему тяжело с электричеством.

Энергетические мощности в сельскохозяйственных организациях уменьшились с 418 млн. л.с. в 1990 году до 92 млн. л.с. сегодня. Цена электроэнергии достигла таких высот, что селекцентры с фитотронами стали разоряться один за другим. И вот уже не только негде создавать новые сорта и гибриды, но и доработать зарегистрированные. Например, один из главных фитотронов, создавший выдающиеся сорта свёклы (при Всероссийском НИИ сахарной свёклы и сахара), уже много лет не работает.

И теперь уже десяток лет Россия выращивает «сахарные клубни» за счёт семян иностранной селекции. В 2017-м 100% плантаций – 1 млн. 160 тысяч гектаров! – были засеяны иностранными семенами. Вице-премьер Аркадий Дворкович, курировавший много лет сельское хозяйство, так и не смог вовремя решить проблемы селекционной работы.

– Сто двадцать лет назад Россия завозила все семена свёклы из Германии, – рассказывает Анатолий Васильевич Корниенко, крупнейший специалист в этом вопросе. – Но тогда страна только начинала осваивать сахароварение. А теперь, производя сахара на миллиарды руб­лей, мы в полной зависимости от иностранных компаний. На словах нас призывают к импортозамещению, а на деле – перекрывают кислород.

Старые новые лица

В мае 2018 года в Госдуме обсуждался состав обновлённого правительства. Его главу Дмитрия Медведева слушали молча. А кто-то время от времени хмурился. Когда же премьер объявил, что на пост вице-премьера по сельскому хозяйству рекомендуется Алексей Васильевич Гордеев, зал взорвался аплодисментами. Это предсказуемо. Депутаты знают, как он проявил себя на посту министра и как изменил за годы работы губернатором Воронежскую область. Он восстановил там государственную дисциплину, убрал из управленческого аппарата никчёмных чиновников, привлёк добропорядочных частных инвесторов. Область на всех направлениях продвинулась вперёд. Новое назначение А.В. Гордеева, знающего все проблемы сельского хозяйства не понаслышке, остро чувствующего их и глубоко понимающего – очень удачное решение. Это вселяет надежду, что придёт время и хлеба у нас перестанут плакать.