Планета слетела с катушек…

***

       Доколе коршуну кружить?..

                    А. Блок

                           С. Шуртакову

Как та приливная волна,

исчезнув – опять прибывает,

вот так же во все времена

зловещее слово – «война» –

забытое,

               вновь возникает...

То вдруг не слышна, не видна...

То снова грозит и пугает...

И целый народ и страна

поют: «Если завтра война!..» –

и завтра она наступает.

Но праведный штык и свинец

тот сумрак разгонят гнетущий,

и думает старый боец:

теперь-то уже наконец

покончено с ней, проклятущей!

Но лишь ненадолго война –

как маятник, вдаль откачнётся,

на землю сойдёт тишина,

которая так непрочна,

как будто вот-вот оборвётся...

***

Тоскуя о звёздах потухших,

презревши всемирный дурдом,

планета слетела с катушек –

со всем со своим барахлом!..

Ни лысого чёрта, ни Бога,

кругом только кровь и война,

отрезанным ухом Ван-Гога

болтается в небе луна.

Собаки и волки завыли,

как трубы последних времён,

завидуют мёртвым живые,

чей с миром был прах погребён.

Разносятся вихрем, как птицы,

в последний срываются крик

покрытые пеплом страницы

священных пророческих книг.

Старинная солдатская

Не раскачивайте море,

не тревожьте океан,

не раскачивайте горе,

не дразните ураган!..

Вы России угрожали,

Дескать, всё вам нипочём,

мы же вас предупреждали:

не ходите к нам с мечом!..

Всем кичливым, наглым, шумным –

помнить надо бы вовек,

как хазарам неразумным

вещий отомстил Олег.

Как с оттяжкой и с размаха –

значит, так тому и быть, –

били немца, били ляха,

били, бьём и будем бить!..

Били хана и султана,

вам расскажут эту быль

ворон с древнего кургана

да седой степной ковыль.

Не за то мы, что кораллы

он у Клары крал с ларя,

а за то мы били Карла,

чтобы к нам не шлялся зря!..

А для пущего пристыжу

вспомним, коль забыли вы,

аж до самого Парижу

кто там драпал из Москвы!..

Вам бы русского медведя

лучше было б не дразнить,

не мечтайте о победе –

били вас и будем бить!

Говорят, за океаном

баба с факелом стоит,

и с бесстыдством окаянным

нагло нам она грозит.

Вы б заранее спросили,

почему вам не везёт? –

Бог – не в силе, Бог – в России,

кто захочет, тот поймёт.

* * *

Люблю натруженность рабочих рук,

усталого крестьянина молчанье

и этот вечный неразрывный круг,

где честный хлеб с рожденья до скончанья.

Я эти руки видел с детских лет –

тяжёлые, похожие на землю,

похожие на грубый чёрный хлеб,

на трудный путь, который я приемлю.

Покуда праздный мир летит в разгул,

в руках уставших – жизни продолженье,

в их тёмных жилах не смолкает гул

не утихающего напряженья.

Я слышу этот гул в моей крови

всегда, за веком век и год за годом,

он мне напоминает: мы – свои,

и помни – кто ты и откуда родом!..

***

                        Умом Россию не понять?

Пусть лукавец нас перелукавит,

пусть грозит нам августейший перст –

русский ум на всём вопрос поставит,

вечный и тяжёлый, словно крест.

Потому отмерила непросто

путь нам наша русская верста,

та, что – от вопроса до вопроса,

та, что – от креста и до креста.

***

Летящая пуля – не дура,

не дура, но и не философ,

рванётся из тёмного дула,

не будет у пули вопросов…

Не спросит, кого убивает,

и ей не указ адвокаты,

уверена, что не бывает

безгрешных, что все – виноваты.

И каждая пуля такая,

явившись когда-то и где-то,

летит без конца и без края

сквозь нас до скончания света.

Детское

Крысота сказала крыса,

крышота сказала крыша,

грушота сказала груша,

хрюшота сказала хрюша,

прилетела райская птаха –

                                   и с куста,

поглядев на всех, сказала:

                                         красота!..

***

Видно, возраст меняет характер –

                                      ни много ни мало,

кино или книгу –

             терплю из последних сил,

мне не нравится героиня

                  телевизионного сериала,

герой прощает её,

                      а я бы убил.

Но, кутаясь в плед

              или прячась под одеяло,

пока ещё лампу

              ночную не погасил, –

мне нравится героиня

                телевизионного сериала,

герой убивает её,

                 а я бы простил…

***

                   Николаю Дмитриеву

Привыкли счастье видеть только в спину,

и вот в лицо его не узнаём...

Оно с дороги не свернуло длинной,

а мы его непрошенным зовём.

Ему бы отдохнуть, зайти с дороги –

из темноты и холода на свет,

а мы его встречаем на пороге

и говорим, что счастья в жизни нет.

***

Как глупо, печально, нелепо,

как гром среди ясного неба –

внезапная вспышка, разлад,

и кто тут опять виноват?!

Нелепо и глупо, и мелко,

но солнце как будто померкло,

обида, и крики, и слёзы,

прощанье навеки… И всё же –

всего один взгляд, одно слово –

и жизнь начинается снова…

***

Прочней, чем память и года,

Прочней, чем нежности запас,

невидимые провода

связуют нас.

Ты их как хочешь назови,

но нет их в тайниках времён

ни у вражды, ни у любви –

таких имён.

Им не страшны ни ураган,

ни мор, ни голод, ни война,

завистникам или врагам

их связь и тайна не видна.

И, может, мы, представ пред Тем,

Кто смерть любовью победил,

узнаем, Кто нас и зачем –

соединил…

***

И тысячной доли не передать из того,

                                           что чувствуем мы…

Когда и времени, и вечности запас

уходит… И закат уже как флаг приспущен, –

чем тоньше нить, связующая нас,

тем больше нежности

                 и горестных предчувствий.

И эта нежность вся тобой полна,

и сердце рвёт она с такою силой,

что кажется – она страданию равна,

и, Господи прости, почти невыносима.

И на пороге света или тьмы

ещё мы держимся над вечностью мгновенной,

но оборвётся нить и разлетимся мы,

как искры в мёртвом холоде Вселенной.

***

Кому ты нужен –

роняя слёзы на дно стакана,

ловец жемчужин

со дна житейского океана?

Кому ты нужен,

роняя звёзды на дно стакана,

ловец жемчужин

со дна небесного океана?..

Тебя дурили,

тебя манили, ловец безвестный,

тебя ловили,

но не поймали две этих бездны.

***

От нынешних Сократов наших кислых

стоит туман дремучий в головах,

запутавшись и заблудившись в смыслах, –

мы спорим о словах.

Шумим, разводим толки, кривотолки,

чтобы в конце понять, каков итог,

что все слова – лишь бледные осколки

единственного слова – «Бог».

Все Хайдеггеры умолкают просто,

когда с печи в глухой деревне дед

вздыхает вслух: «Кругом одни погосты,

но в сердце мёртвых нет».

***

Тёмные, тяжёлые, осенние облака,

будто бы спрессованные, нахмуренные века,

никого не помня, не зная тут, –

словно над безлюдной землёй плывут.

Приглядись к подвижной, парящей их глубине,

сколько там теней, колеблющихся на мрачном дне, –

города и царства, жара и хлад,

и поднявший руку на брата брат.

Строит Ной ковчег свой, видишь, – первый плывущий храм,

плачет Иеремия, хохочет всемирный Хам,

тень слепого Гомера во тьме глухой

Книгу Откровенья гладит зрячей рукой...

Холодно, наверное, на север им плыть,

хочется, наверное, напиться и завыть!

***

Ни для умников,

            ни для болванов,

ты уже под тяжестью годов, –

не напишешь, как поэт Ивáнов,

или даже так, как Иванов.

Даже то, что как куриной лапой,

ты в ночи, внимая небесам,

слабою рукою нацарапал, –

утром разобрать не сможешь сам.

***

Всё вечное, вечное, вечное –

тебя окружало, когда

весеннее, юное, вешнее

твои освещало года.

Всё временно, временно, временно

и кончиться скоро должно,

что долгою жизнью измерено

и стало привычным давно.

И то, что нежданно случается,

и то, чему быть суждено, –

однажды внезапно кончается,

и не повторится оно.

И вечное тоже кончается,

и в память о вечности той

в седой паутине качается

ржавеющий лист золотой.

Эпос

Какими песнями измеришь и слезáми ты,

какой тоской оплатишь вековой –

дорог российских долгие гекзаметры,

где свой Гомер качает буйной головой…