Средь новых звёзд на небосводе
и праздноблещущих утех
я, без сомненья, старомоден
и постоянен, как на грех.
Ярослав Смеляков
На грех ли?
По каким законам природы одни лица навсегда остаются в памяти, а другие исчезают бесследно?
* * *
Раньше других одноклассников ушёл из жизни Ива Сисакян, мой сердечный друг, талантливый, многообещавший физик. Вернись он (чудес не бывает), так вот – вернись он сегодня, узнал бы его мгновенно. Три-четыре десятилетия – разве это срок?
* * *
Сколько-то опять же десятилетий назад режиссёр Урсуляк снял фильм «Сочинение ко Дню Победы» – о стариках-ветеранах, угодивших в новое время. Стариков играли Олег Ефремов, Вячеслав Тихонов, Михаил Ульянов. Рецензия моя называлась – «Хочу смотреть в эти лица».
Так я до сих пор хочу. Нынче таких не делают.
* * *
В соответствии с общепринятой театральной практикой новые спектакли часто готовятся в двух составах. Даже Гамлета могут репетировать два артиста, каждый из которых имеет основания претендовать на главную роль мирового репертуара.
Это удобно, театр, в конце концов – это не только храм искусства, но и производство, никуда не денешься.
Но вот в спектакле МХАТа 73-го года по пьесе словацкого драматурга Заградника «Соло для часов с боем» на сцену одновременно вышли Ольга Андровская, Михаил Яншин, Алексей Грибов, Марк Прудкин, Виктор Станицын. Они были в возрасте, некоторые неважно себя чувствовали, скорая помощь, говорят, весь вечер дежурила возле театра. Однако сама мысль «продублировать» их представлялась кощунственной. Потому что на ваших глазах творился шедевр сценического искусства. Все они, кроме Марка Исааковича Прудкина, ненадолго пережили премьеру, свой поздний триумф. Спектакль «Соло для часов с боем» ушёл в историю русского театра. Лица его – остались.
А пьеса сама по себе была вовсе непритязательной. Её вполне могли разыграть опытные артисты среднего уровня. Получился бы неплохой спектакль, может быть, и игрался бы долго. Только история русского театра была бы беднее.
* * *
«Как приятно с вами работать». С такими словами обратился врач-анестезиолог к пациентке, которой в этот момент делали хирургическую операцию под местным наркозом. Вот всегда бы так. И во всём бы. Разве трудно?
* * *
Режиссёры, ставшие известными в конце тридцатых годов прошлого века, десятилетиями снимали фильмы о том, какой совершенной становится наша жизнь в результате социалистических преобразований. Придумывали параллельную реальность и прятались в ней, изо всех сил, случалось – с блеском, выдавали её за реальность единственно существующую – когда искренне, когда по необходимости.
Что нам стоит дом построить – нарисуем будем жить.
Нарисовали. Только вот жить не получалось – в рисунке. А талант был. И совесть была. И требовали своё. И потянуло на Толстого. На Достоевского. Правды душа потребовала – о себе самом прежде всего.
В статье, если не ошибаюсь, Юрия Ханютина о только что вышедших пырьевских «Братьях Карамазовых» заголовок в последний момент поменяли. А был он такой – «Пятый Карамазов». Кино получилось – мощное.
* * *
Реплика, вырванная из телепередачи: «Сталинизм… Сталинизм… А как ещё управлять страной, населённой персонажами Достоевского?»
В самом деле – как? Доберёмся ли до ответа – когда-нибудь?
* * *
Пока Достоевский сидит в казино,
Раскольников глушит старух.
Ну, глушит, мало ли… А так что же, всё путём – оттепель, перестройка… И вообще – хотели как лучше.
* * *
«Везде, где надо, воткнуто, всё, что надо, заткнуто, а она текёт и текёт» – с таким отчасти философическим заявлением выступил сантехник, пришедший чинить водопроводный кран. Философов на Руси всегда хватало, а вот сантехники, у которых бы не текло, похоже, снова в дефиците.
* * *
Однажды собрались жильцы соседнего дома, чтобы написать коллективное заявление по поводу бесчинств управляющей компании. И так и эдак прилаживались, а всё выходило не то, пока один из сочинителей не заметил с решительностью: «Плохо. Не проймёт. Под сукно положит зампред в округе. Я его знаю. Здесь нужна писательская рука».
Поэт в России больше, чем поэт, понятное дело. Но, может быть, всё-таки не столько писательская рука нужна, сколько рука, не берущая взяток? Только сыскать её где? Поэта у нас сыскать легче, но им, поэтам, своих заморочек хватает.
* * *
Как-то в середине шестидесятых молодой поэт Икс, из тех, что кучковались тогда вокруг ЦК ВЛКСМ и лично первого секретаря товарища Павлова, – за рюмкой водки (не первой) вдруг спросил: «Нет, ты скажи, что, Евтушенко лучше меня? Или я лучше? Только честно скажи, слышишь, честно… – и напряжённо добавил: – В ЦК говорят, что я…»
Нелегко ему давалась близость к начальству.
* * *
А поэт Игрек вокруг ЦК ВЛКСМ не кучковался, однако от душевных замешательств это его не уберегло.
– Тебя видели, – выговаривал он коллеге-единомышленнику, – ты в ЦДЛ за столиком с Иксом сидел, а он не наш, он оттуда…
Господи, какой же концентрированной пустотой оказывались репутации, которые создавались что за столами в начальственных кабинетах, что за столиками ресторана ЦДЛ. Сколько крику было, сколько рубах на груди разорвано. А остались… Остались те, что остались. Так распорядились высшие силы. Почва и судьба, если хотите. С ними не договоришься ни на каком пленуме. Даже с участием зампредов, а то и забирай выше.
* * *
Борис Николаевич Ливанов терпеть не мог Олега Николаевича Ефремова. Так ведь и Толстой Шекспира терпеть не мог. Но вот в разных – мхатовских – спектаклях, между которыми сорок с лишним лет пролегло, Ливанов и Ефремов играли доктора Астрова. И в этой чеховской точке – ну да, на другом уже свете – суждено им было сойтись – и уже не разведёшь, не расцепишь. Там случайных встреч не бывает.
Прочее – фон. Статистические погрешности.
А впрочем, наверное, фантазии всё это. Откуда мне знать, что – там. И где граница.
* * *
И если, не в силах
Отбросить невроз,
Герой заскучает порою, –
Я сам лучше кинусь
Под паровоз,
Чем брошу на рельсы героя.
И если в гробу
Мне придётся лежать, –
Я знаю:
Печальной толпою
На кладбище гроб мой
Пойдут провожать
Спасённые мною герои.
Это Михаил Светлов отважился – после Анны Карениной, Настасьи Филипповны. После Гамлета, да едва ли не всей мировой классики. Наперекор, вопреки. Кстати, в двадцать четыре года отважился. И «Пока Достоевский сидит в казино» – это он же, комсомольский поэт. Тогда же. Ему бы на съезде комсомола Ильича слушать, впитывая в себя понятие о коммунистической нравственности, которая служит интересам классовой борьбы пролетариата, а он всё с «Преступлением и наказанием» носится.
Михаил Светлов (1903–1964)
* * *
Получается, Достоевский в России за каждым углом, что прежде, что нынче. Никуда без него. Не расстанусь с комсомолом – так получается.
* * *
Кстати, немало текстов написано советскими литературоведами относительно ошибок, заблуждений и недостатков Достоевского, Толстого, Булгакова. Собрать бы вместе эти учёные тексты – и выпустить отдельным изданием. Увлекательное получилось бы собрание сочинений. Прямо хоть с эстрады читай, следом за выступлением Маши Распутиной. И статью «Партийная организация и партийная литература», понятное дело, сюда же.
* * *
Да, так Ефремов-Астров. Это ведь тоже – более двадцати лет назад. А перед глазами – будто сегодня. Постаревший, смертельно уставший. И всё равно – он. Астров. И я видел. Успел. Так ведь и Ливанова – успел. В двенадцать лет случилось у меня такое везение.
* * *
Согласно легенде, Сталин на кремлёвском приёме спросил Бориса Николаевича Ливанова, почему он не вступает в партию. «Я слишком люблю свои недостатки», – ответил артист. Согласно опять же легенде, вождю ответ понравился. А ведь мог и не понравиться, тогда было бы не до шуток. И Ливанов это, разумеется, понимал.
* * *
Ну да, были они – с недостатками.
Вот и Смеляков Ярослав Васильевич, после трёх отсидок, и грубый бывал до чрезвычайности, и пил много, сверх всяких норм. Но при чём тут это, если –
Спервоначалу и доныне,
как солнце зимнее в окне,
должны быть всё-таки святыни
в любой значительной стране.
Пятьдесят лет назад ушёл он из жизни. Значительный поэт значительной страны.
* * *
Как же не хватает – лиц…