«Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна»

24 мая великому русскому поэту Иосифу Бродскому исполнилось бы 84 года.

Накануне его дня рождения парижский собкор «ЛГ» побывал в гостях у одного из близких его друзей – американского художника Роберта Моргана, который живет в Венеции более полувека. Бродский посвятил ему свое знаменитое эссе «Набережная неисцелимых», переведенное на 50 языков. Художник написал его портрет, который, возможно, скоро поступит в питерский Музей Бродского, а также проиллюстрировал своими фотогравюрами раритетное издание «Набережной неисцелимых».

«Он был бесстрашным человеком»

-Как вы познакомились c Иосифом Бродским, который допускал в свой близкий круг лишь немногих избранных?

-Мы пересеклись с Иосифом впервые у нашего общего друга - американского поэта Марка Стрэнда, которого он высоко ценил. Наша встреча была спонтанной, случайной, но сразу выяснилось, что у нас масса общих интересов и что у нас совпадают точки зрения на многие события и явления. Мы с Иосифом были примерно одного возраста. Он родился в 1940-м, а я - три года спустя. Я изучал русский язык, знал русскую историю и литературу. Для нас обоих многое значила Вторая мировая война. Он очень гордился матерью и отцом, который в военные годы служил в армии. Сразу возникла взаимная симпатия, которая связывала нас до его смерти. Он много рассказывал мне о России, о жизни в Ленинграде и своих друзьях.

-Что больше всего сближало вас – поэта и художника? Наверное, Венеция?

-Я проводил с ним много времени в Венеции и в Соединенных Штатах - в Нью-Йорке, в штате Массачусетс. Мы оба были увлечены не только поэзией и искусством, но и военной историей и, в частности, - танками. Помню, что подарил ему маленькую модель танка…

-Каким он остается в вашей памяти?

-Чувство страха Иосифу было неведомо, потому что на своем веку он многое пережил и знал, что после советских лагерей ничего хуже ему не грозит. Свои убеждения защищал до последнего, говорил, что думал, не стремился никому понравиться. В разгаре дискуссии - что бы мы ни обсуждали - ты понимал, что Иосиф умнее всех остальных, которые пытались с ним спорить. Наконец, мы оба были холостяками, легко увлекались девушками, обсуждали их достоинства, смело на их счет шутили. Человеком он оставался приземленным, на все смотрел трезво. Был отзывчивым, добрым другом, который всегда приходил на помощь. Он очень гордился тем, что Нобелевская премия помогла его пятерым друзьям обзавестись домами. В одночасье стал хорошим семьянином после того, как женился на Марии Соццани, которая отличалась потрясающей красотой и была почти на 30 лет моложе Иосифа (ее мать имела русские аристократические корни, а отец был итальянцем - Ю.К.)

-Быть близким другом гения – непростая ноша?

-Иосиф был лишен чувства превосходства – по крайней мере, по отношению ко мне. Да, ему постоянно твердили, что он великий поэт. Он знал себе цену, понимал, что может гордиться своими стихами. Но Иосиф не смотрел на других свысока, не был человеком самодовольным. Разве что ироничным, порой циничным и немного снобом. Даже если у него и было чувство превосходства, он никогда его не демонстрировал, не ждал, чтобы к нему относились с особым пиететом. Правда, порой в отношениях с людьми, которые на него нападали, он мог быть брутальным, порой нетерпелив и безжалостен с теми, кого считал дураками. Если его провоцировали, сразу ставил на место своего противника. Не хвастался своими успехами у женщин, хотя ему было чем «гордиться».

-Как случилось, что он посвятил вам свое знаменитое эссе «Набережная неисцелимых», рассказывающее о Венеции?

-Я помогал ему в работе над этим опусом, редактировал, читал верстку, консультировал его по Венеции, которую хорошо знал и, наконец, предложил название «Набережная неисцелимых», которое ему сразу понравилось. Кстати, это эссе переведено на полсотни языков с посвящением мне каждого издания.

«Венеция напоминала ему Ленинград»

-«На Васильевский остров я вернусь умирать» - писал он в одном из ранних стихотворений. Не сложилось… Чем его так притягивала Венеция? «Если существует перевоплощение, -писал Бродский, - я хотел бы свою следующую жизнь прожить в Венеции - быть там кошкой, чем угодно, даже крысой, но обязательно в Венеции»

-Венеция напоминала ему любимый Ленинград - архитектурой, дворцами, каналами, водой, а зимой – туманами, запахом водорослей. Для него вода – он пишет об этом в «Набережной неисцелимых» – была одним из проявлений времени, «вода снабжала красоту своим двойником». Иосиф был по сути своей северным человеком, не переносил жары и приезжал сюда обычно зимой, когда заметно редели толпы туристов.

-Часто ли вспоминал он Россию?

-Иосиф любил Россию, но не ее тогдашний режим. Он ностальгировал по своему Отечеству и сказал в своей Нобелевской речи, что «пока есть такой язык как русский, поэзия неизбежна». Ну а когда Иосифа спрашивали, где живут самые красивые в мире девушки, он неизменно отвечал: «В России!»

-Уверен, что сегодня его лучше понимают в России, чем на Западе. Андрей Синявский, который высоко ценил Бродского, говорил мне, что «невозможно создать русскую культуру в эмиграции… Она есть место творчества определенных авторов… От нас здесь ничего не останется». Разве главный читатель Бродского не в России?

-Не только. Его по-прежнему ценят в англоязычном мире, где Бродский – это магическое имя, нечто вроде божества, которое занимает особое место в поэтическом пантеоне.

-Он был счастливым поэтом?

-Как и все большие художники, Бродский в своем творчестве не был стопроцентно счастливым, но не потому, что сравнивал себя с другими. Великие понимают, что многого достигли, но видят и то, что не все получилось или получилось не совсем то, к чему стремились. Знают, что в каждой новой вещи надо все начинать с начала и никогда не повторяться. Так и Иосиф понимал, что должен искать недостижимого совершенства, но никогда не испытывал депрессии по этому поводу. Напротив, в творчестве он был счастлив.

-Ну а можно ли считать его счастливым в обыкновенной жизни?

-Думаю, что он был таковым – если не считать проблем с сердцем. Для обыкновенного счастья ему нужно было немного. Он наслаждался жизнью, но вкусы имел достаточно простые. Ему нравилось вкусно поесть, выпить. Он понимал толк в хорошей кухне, но не был снобом или гурманом, бонвиваном или любителем вечеринок – a party boy. Бонвиван в жизни ищет только развлечения и удовольствия, но для Иосифа это никогда не было самоцелью. Его отличал отменный вкус во всем – в том числе и в одежде, на которую много тратил. Но он не был денди.

-Как он проводил время в Венеции, когда не работал? «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон»?

-Он часами мог сидеть в кафе на берегу канала, выпивать, наблюдать за проходящими мимо судами, что-то записывать. По ночам в одиночестве бродил по пустому городу – видимо, как в Петербурге.

«Иосиф предпочитал русскую водку»

-Однажды вы мне сказали, что Бродский жил на черном кофе, граппе и сигаретах.

-Он предпочитал все-таки русскую водку, но в Италии хорошей водки не найдешь, но есть замечательная граппа. Так или иначе, я никогда не видел его пьяным, но видел счастливым. Конечно, он много пил кофе и постоянно курил сигареты, у которых отрывал фильтр.

-Известно, что поэт легко кружил голову прекрасному полу.

-Действительно, он пользовался колоссальным успехом у молодых девушек - его можно было сравнить в этом плане с рок-звездой. Однако дамы, которые вращаются в писательских и артистических кругах, наверное, менее эффектны и ослепительны, чем подруги рокеров, но классом выше. Они не только красивые, но и умные и образованные.

-После нескольких инфарктов Бродский знал, что обречен на скорую смерть? Его тяготило то, что он один из «неисцелимых»?

-Вероятно, Иосиф не отдавал себе до конца в этом отчета, был скорее фаталистом, хотя больное сердце его беспокоило. Он понимал, что должен следить за своим здоровьем. Как только он неважно себя чувствовал, сразу звонил своему врачу, а если был в поездке, возвращался в Нью-Йорк. Он понимал, что он из числа «неисцелимых» - поэтому ему так нравилось название «Набережная неисцелимых». Если он и говорил со мной о своей скорой смерти, то ничего не драматизировал, а скорее поминал ее в шутливом тоне. Когда у Марии Соццани родилась дочь Анна Александра - Мария, он, наверное, переживал, что не увидит, как она вырастет. Иосиф умер, когда девочке было всего три года.

-В одном из наших с ним интервью Бродский назвал себя «человеком абсолютно одиноким». Ну а поэт для него был «одиночкой в кубе или, уже не знаю, в какой степени».

-Возможно, что он несколько преувеличивал. Ощущение одиночества достаточно широко распространено среди поэтов, художников и вообще творческих людей. Но это скорее одиночество сугубо метафизическое.

-Как складывались отношения Бродского с другими поэтами? Не возникало ли у него временами чувства ревности?

-Никогда не замечал в нем ни ревности, ни зависти. Вообще Иосиф не ставил себя выше других. Не был самодовольным – скорее ироничным, порой циничным. Относился ко всем с вниманием, воздавал другим по заслугам. Искренне восхищался теми, кто были его ближайшими друзьями. Из американских поэтов – Марком Стрэндом, Робертом Лоуэллом. Может быть, считал себя первым среди равных? Так или иначе, все они играли в высшей лиге поэтов. Однако Иосиф не любил плохих версификаторов. Мог с презрением воспринимать чужой успех, если тот был, с его точки зрения, незаслуженным. Но всегда оставался великодушным и отзывчивым. Если он чувствовал, что кто-то нуждается в его поддержке, не скупился на похвалы, давал советы молодым. Он знал, что его покровительство поможет их репутации. Иосиф никогда не унижал людей, не стремился показать свое превосходство. Приходил на помощь тем, кто этого – в его глазах - заслуживал и не думал о том, что они могут стать его соперниками.

-Так почему же он так невзлюбил Набокова?

-Я сам толком не знаю. Может, потому, что автор «Лолиты» был для него дутой величиной. Или потому, что они были совершенно разными людьми. Или Набоков казался ему претенциозным буржуа, который культивировал свою эксцентричность.

Дочка Бродского тоже поэт

-В какой степени Бродского – поэта интересовала живопись и музыка?

-В Венеции он ходил по музеям и церквям. Он сам неплохо рисовал и фотографировал, ценил настоящую живопись - прежде всего, великих венецианцев – Тициана, Веронезе, Тинторетто. Любил классическое искусство, а не современное, которым сейчас забиты все Венецианские биеннале, где 99 процентов работ – это трэш. Классику предпочитал и в музыке – Гайдна, Моцарта. Его большими друзьями были знаменитый танцовщик Михаил Барышников и известный пианист Альфред Брендель.

-24 мая нынешнего года Бродскому исполнилось бы 84 года – не так уж много по нынешним меркам. Как он праздновал свои дни рождения?

-В Нью-Йорке обычно отмечал их в популярном среди эмиграции русском ресторане «Самовар», который с его поддержкой создал Роман Каплан (советский и американский литературовед и переводчик – Ю.К.). Все было весело и вкусно. Собирались самые разные люди – писатели, издатели, друзья. Обходились без длинных спичей - праздник начинался с того, что Иосиф произносил несколько слов.

-Ну а в Венеции отмечают сейчас 24 мая?

-Бродский скончался в Нью-Йорке, но решение о его перезахоронении в Венеции на острове – кладбище Сан-Микеле приняла его вдова Мария. Она живет в Италии, приезжает сюда несколько раз в год. Ухаживает за могилой Иосифа, которая сразу стала местом паломничества. На ней оставляют иконки, стихи, фотографии, сигареты, разные безделушки. Мария работала в издательстве, а сейчас переводит книги.

-Дочь Бродского тоже пишет стихи?

Анна Александра – Мария росла в Италии, училась в Англии и в Соединенных Штатах. Вышла замуж за англичанина, переехала в Ирландию. У нее дочь – внучка Иосифа, которой сейчас лет 10 – 12. У Анны непростая жизнь, которая нашла отражение в ее поэзии, – жесткой и сильной. Свои стихи на английском она выставляет в интернете (Ее небольшой поэтический сборник « Sorry ! » вышел в свет в сентябре 2022 года – Ю.К. ) Анна Александра – Мария очень привлекательная, обаятельная и умная молодая женщина. Думаю, что ей всегда не хватало отца, которого она по сути не помнила. Кстати, сам Иосиф не хотел, чтобы ее дочь знала несколько языков. По его мнению, это мешало становлению личности, вело к ее раздвоению.

-В 1986 году вы написали в Венеции его замечательный портрет, на котором Бродский имеет вид сугубо романтический.

-На мой взгляд, он, скорее, персонаж байронический. Именно таким я всегда представлял себе Иосифа, восхищался им и как поэтом, и как личностью.

-Где сейчас находится этот портрет?

-Иосиф купил его у меня за 1500 долларов и подарил своему близкому человеку Веронике Шильц (французский историк-востоковед, которой он посвятил несколько стихотворений, - Ю.К.). Потом Вероника давала этот портрет на мою выставку в Венеции. Несколько лет назад после ее смерти он попал к ее родственникам. Сегодня им очень интересуется петербургский Музей Бродского, директор которого приезжал ко мне. Насколько я понимаю, он знает, где портрет находится. Не мне судить, сколько он стоит, а нынешним владельцам. На их месте я просто бы подарил его музею, которому портрет должен принадлежать.

В тему:

«Анна Андреевна для меня была примером духовным, примером нравственным»

«Мне повезло: два-три раза в жизни я сталкивался с душами, значительно более совершенными, чем вашего покорного слуги. Анна Андреевна (Ахматова – Ю.К.) для меня была примером духовным, примером нравственным, а потом уже чисто профессиональным. Ей я обязан 90 процентами взглядов на мир (лишь 10 – мои собственные), умением прощать. Может быть, это единственное, чему я как следует научился в нашей жизни».

Иосиф Бродский. Из интервью Юрию Коваленко. 1990 год

Беседовал Юрий Коваленко, собкор «ЛГ», Париж - Венеция