Николай Иванов
Тема СВО всё чаще и чаще появляется на страницах новых произведений наших авторов. Первой откликнулась на специальную военную операцию поэзия. Ныне приходит очередь прозы. Николай Иванов, председатель правления Союза писателей России – один из тех, кто регулярно бывает в зоне СВО «за ленточкой», в лагерях подготовки мобилизованных. Наблюдения послужили хорошим материалом для его новой книги, главу из которой мы предлагаем вниманию читателей.
4.
У войны любимая дорога – узкоколейка: не дать никаких шансов увернуться попавшемуся ей навстречу солдату!
Для прибывшего на фронт пополнения сделалось исключение, и вместо стрельбы новобранцев встретила свадьба: танкисты бережно покрывали покатые плечи своих Т-72 белой фатой. Похлопав «невест» по не менее покатым аппетитным бокам, заводили их на первую брачную ночь в капониры-горницы. У новобрачных из-под вуали торчали перебинтованные носы орудийных стволов, но, скорее всего, это являлось не результатом спора за чужих «женихов», а маскировочным макияжем.
– Чудушко моё, да какие могут быть тут женщины! – прилюдно обманывал молодую жену Москвич. – А вот связь точно пропадёт...
Разлуку с домом прибывшим обещало компенсировать свадебное угощение: из лихо подскочившего тылового фургона два шустрых солдатика принялись разносить термосы с кашей и чаем, лотки с белым хлебом. Батоны перевернулись при тряске, но тут уж законы войны: быстрее едешь – живее будешь. Где-то вдали уже пытались присоединиться к свадьбе со своим артиллерийским фейерверком непрошеные гости.
– Дураш ты, если так думаешь. Отбой! – Москвич наконец отключил связь с домом.
Вовремя: к прибывшим приближался командир выводимых на отдых морских пехотинцев, чьи позиции и занимали десантники. Кроме блиндажей и окопов морпехи оставляли в назидание деревянный щит с надписью «Место для хранения ваших смартфонов», к которому гвоздями было прибито с десяток аппаратов. Наглядное пособие про уязвимость звонков, засекаемых висящими над Украиной сотнями американских спутников. А уж кому они передают координаты, за пояснениями даже к Маадыру ходить не требовалось: шепчет-шаманит, разрывая белый шарф на полосочки и повязывая их на руки уходящим на позиции подчинённым, – и оберег, и распознавание «свой – чужой».
– Стреляй каждого, кто поднял автомат в твою сторону, – щупленький морпех, вместе с командиром передающий окопы новичкам, поучал попавшегося на пути «Синяка».
– Так нам бы лишь бы… И мы тогда ого-го! – Тот вытягивал шею, пытаясь заранее и выглядеть опасность, и продать себя подороже. – Как звать-то?
– Имена наши Бог знает, они написаны на небе, по ту сторону прицела. – Обладатель ефрейторской зелёной лычки на погоне указал автоматом вверх, наверняка повторяя чьи-то красивые слова. Уселся в протёртое кресло рядом с укрытой масксетью штабной землянкой, заглянул в стоявший рядом казан, потрогал ладонью остатки плова. Не удовлетворившись подогревом, вытащил из рюкзака банку тушёнки, вспорол ножом блестящее клеймёное темечко. Им же зачерпнул розовый, в крапинках белого жира и с прилипшим лавровым листом, лакомый кусок. Оторвал кусок от перехваченного у поваров батона: боец с ложкой на войне непобедим, а уж с сухпайком практически бессмертен.
Однако не забыл и о вопросе:
– Тут, на земле, мы живём по позывным. Ветер.
– Угу, да-а, – засмущался своего имени «Синяк». Сотворил ещё под Рязанью глупость, когда записался в ротный список позывных магазинной кличкой, а тут война уже распределила всех на небе и земле. Станешь ненароком героем, позора не оберёшься с таким погонялом. Хотя молдованин Валера по старому цыганскому фильму Будулаем назвался, но его, кроме как Абалдуй, никто не кличет. Маадыр прилепил себе Лишайника, а прижилось – Леший…
– Стрелкотни особой нет, но и особо не высовывайтесь, на той стороне начал работать бессмертный.
– Тоже позывной?
– Снайпер. Которому кажется, что он неуязвимый. Вернёмся – отправим на встречу к Бандере прямым галсом.
Полк обустраивался напротив засевшего в лесополке хохла. К фронтовой терминологии привыкали по мере приближения к точке «ноль» – то есть к окопам, где лесополоса звучит как лесополка. Беззаботное слово «снаряжение» перешло в «снарягу». Которая размещена в располаге. А противник – просто хохол!
– Ладно, черепашки. Гальюн – зюйд-вест, хохол – прямо по курсу, стоять на якоре – здесь, – морпех указал растопыренными пальцами себе под ноги. Не заметил, что «Синяк» уступил место подошедшему Журавко и ефрейторские указания отдавались майору.
Почему «черепашки» – не объяснил. Но, увидев начальство, торопливо встал с кресла и от греха подальше заторопился к БТР, увозившему остатки морпехов в тыл. За бронетранспортёр, словно телка на верёвочке, цепляли уазик с выбитым глазом-фарой. Вывернутые внутрь колени передних колёс подтверждали истину, что на войне железу порой достаётся больше, чем человеку.
Маадыру, направлявшемуся к своим окопам, солдатский уазик напомнил бабушкиного козлика. Похлопал и его по лбу, и извазюканный в грязи, некогда зелёный «москвич», непонятно каким макаром затесавшийся в боевые порядки.
В траншее, за ночь тронутой щетиной инея, оглядел нарезанный его отделению сектор стрельбы – от изгиба лесополки до выгоревшего до металлических костей польского бронеавтомобиля. «Поляк» наверняка мечтал доехать если не до Москвы, то хотя бы до Луганска, но украинская распутица всосала его в грязь по самое брюхо, а лётчик подбитого Су-25 направил горящий штурмовик к неподвижной цели. Почему не катапультировался сам, никому не ведомо, но воткнувшийся в землю хвост самолёта стал и памятником лётчику, и ориентиром на карте пехоте...
На краешке пулемётного гнезда подброшенным кукушонком лежал Журавко. Пальцы сжимали бинокль, но майор отрешённо смотрел поверх окуляров, и стоящий рядом у пулемёта Ничей мимикой предупредил: лучше не трогать.
Майор, как и положено в армии, тронул подчинённых сам:
– Дома не обстреливать!
До ближайшего села было ещё топать и топать, даже в бинокль оно еле просматривалось, но психолог посчитал нужным дополнительно пригрозить:
– Я сказал!
Побарабанил пальцами по затылку автомата, поправил на карабинчике потерявшего в переездах стеклянный глаз зайца. Прошептал: «Эх, Украинушка» – и пошёл дальше по траншее. На войне цивилизация земляная, из нор и окопов, а обиходить надо, как хоромы…
Маадыр улёгся на освободившееся место, огляделся. Поле перед окопами припорошено снегом, гуще по бороздкам прошлогодней пахоты. Три водяные проплешины в низинах блестят льдом. Это у них в Туве снега ещё по колено, а тут первый же солнечный день ухватит весну за хвост. Распутица для солдата вообще-то благодать, в атаку не ходить, война переходит к артиллерийским дуэлям. В этом своя выгода: пустые снарядные ящики идут и на лежаки, и на тумбочки, и на укрытия, и на растопку. Главное, выцыганить у пушкарей тару в числе первых.
– Что начальство? – поинтересовался более конкретными вещами Ничей.
Новостей сержанту от начальства достаётся с гулькин нос, они отсекаются на батальонных, ротных и взводных подступах.
– Быть готовыми, – не подвёл командиров Маадыр. – Слушай, а ты чей всё же будешь? Не для протокола и лишних ушей, но всё же я твой командир. На всякий случай.
– Поволжье, – неожиданно легко согласился поделиться биографией Ничей. Хотя того Поволжья – пять Германий, а в дельте Волги ещё три Прибалтики утонут, не успев подать сигнал «SOS». – Я просто дал слово директору завода не светиться.
– С чего такая секретность?
Ничей скосил глаз на сержанта. Осмотром удовлетворился, приоткрыл ещё пару страничек биографии:
– Завод оборонный, но по каким-то причинам не попал под санкции. А половина машин в цехах итальянские. Если узнают, что рабочие пошли на СВО, спохватятся. А оно нам надо?
Не дождавшись ответа, продолжил:
– Наших уже двое погибло. Хоронили без памятников и салютов. Вроде обидно, а… для блага отечества. Такая геометрия войны.
– Так у тебя должна была бы быть бронь от мобилизации.
– А я деньжат подзаработать…
Хотел ещё что-то добавить, лукавое, уже и глаза прищурил, но сзади в траншею посыпалась земля, вслед за ней на «ноль» спрыгнули Брусникин, бородатый морпех с шевроном Спаса Нерукотворного на бронежилете и облачённый в новенький, ни разу не стиранный камуфляж офицер с орденскими колодочками под распахнутым бушлатом. Наградами в окопах никого не испугать, значит, из числа гастролёров, желающих отметить своё присутствие на войне, взять справочку и обратно в Москву – выбивать медаль участника спецоперации.
Гастролёр привычно вскинул бинокль. Любоваться пятикратно увеличенными пейзажами не стал, передвинул их на две риски в зеленоватых иллюминаторах вправо от самолёта. И тут же вытянул шею, приближая на её длину лесополосу. Заорал:
– К бою!
Морпех вырвал у него бинокль, но обзор перекрыл разрыв «польки» – бесшумного польского миномёта. Бутоны, словно подземные гейзеры, один за другим стали вырываться из ближней водяной проплешины.
– Подловили, гады, – морпех уложил ствол автомата в рогатину, воткнутую на гребне бруствера. Аккуратисты эти морпехи, лень им очищать автоматы от земли, обязательно надо уложить на блюдечко с голубой каёмочкой. – Ждали, ждали пересменку.
В промежутках между разрывами на подмогу скатился Ветер.
– Эх, пальцы, как карандаши, – ефрейтор передёрнул затвор перепаханной шрамами ладонью. – Ни за горло гадов не схватить, ни за грудки…
– Приготовиться к бою, – прокричал вправо-влево морпех. Более всего этой команде, похоже, обрадовался Брусникин, с которого снималась ответственность за первый бой. Хорошо, как хорошо, что моряки не успели уехать. А подбитый уазик он отремонтирует, не из такого фарша после аварий конфетки в мастерской делали…